Евгений Фельдман. Мечтатели против космонавтов

Дорогие читатели!

По вашим просьбам мы возобновляем публикацию книги Евгения Фельдмана «Мечтатели против космонавтов» в рубрике Книга с продолжением. Книга будет публиковаться долго, больше месяца. Напомним, что эту рубрику мы специально сделали для российских читателей, которые лишены возможности покупать хорошие книжки хороших авторов. Приходите каждый день, читайте небольшими порциями совершенно бесплатно. А у кого есть возможность купить книгу полностью – вам повезло больше, потому что вы можете купить эту книгу и в аудиоверсии, и в бумажном виде и даже с автографом автора!

Читайте, оставляйте восторженные комментарии!

Редакция Книжного клуба Бабук

Глава 19. Дебальцевский котел.

Продолжение

Момент для заезда в город казался идеальным — стороны как раз объявили режим тишины, чтобы мирные жители могли уехать. Мы добрались до последнего блокпоста и выдохнули: солдаты сказали, что в Дебальцево сегодня тихо. Я даже остановился поснимать мужичка на старом зеленом «москвиче» с двумя коровами в прицепе.

Мы двинулись дальше, прикидывая, как по максимуму использовать неожиданный перерыв между обстрелами, — и вдруг дорога вспыхнула. Слева, прямо за обочиной, с ревом взлетели ракеты. Одновременно расцвела взрывами долина справа от дороги — это были разрывы гаубичных снарядов. Мы приоткрыли двери, цепляясь замерзшими пальцами за ручки, а водитель погнал сто сорок. Я высунул в окно телевик, чтобы снять разрывы справа.

Через несколько минут я увидел место, где в первый раз фотографировал беженцев, — от зданий остались только груды обгорелых кирпичей, а рядом стоял остов подбитой скорой. Остановились мы лишь на въезде в город, у огромной надписи «Дебальцево», — там украинские солдаты перегружали в бронемашину коробки с письмами на передовую. Мы успели перекинуться парой слов с французскими журналистами — они уже ехали обратно.

Совсем скоро мы добрались до центральной площади. Землю усыпали кирпичи, разлетевшиеся после взрывов. Городская администрация выглядела брошенной: полиэтилен, который раньше хоть как-то прикрывал выбитые окна, теперь колыхался на ветру. Больше не было ни спасателей, ни беженцев — все, кто знал о возможности уехать и был готов рискнуть, уже покинули Дебальцево, а почти все остальные сидели по подвалам. Мне очень хотелось найти и поснимать этих людей, но воздух гремел от взрывов, словно где-то рядом не прекращался гром.

Мы с Настей минут десять снимали пустые улицы, стараясь не мешать друг другу, а водитель шел за нами и заметно нервничал. Один раз мы наткнулись на украинский патруль, пару раз — на ошарашенных мужиков: они шли куда-то, но то и дело замирали при виде разрушений. За углом обнаружился ларек, к которому стояла небольшая очередь. Я успел поднять камеру и сделать пару фотографий, но тут уже привычные раскаты в небе уступили место оглушительному грохоту. Снаряд упал совсем рядом: дым от него поднялся всего в сотне метров, на другом конце площади.

Я растерялся и заорал: «Ложись!» — только чтобы понять через пару секунд, что я один остался стоять, а Настя и мирные жители уже спрятались за ларьком. Я нырнул к ним. Разрывы продолжались еще пару минут. Когда они затихли, наш водитель сказал, что немедленно садится в машину и уезжает. Но снаряды падали как раз в той стороне, куда нам надо было двигаться, — а люди вокруг устремились в подвалы, в которые я так хотел попасть. Я уговорил водителя дать нам еще немного времени.

Мы втроем дернули в ближайший жилой квартал и у первого же подъезда многоэтажки увидели местных. Рядом горел костер: это был единственный способ приготовить еду — да и воду в городе добывали, растапливая снег. С площади снова зазвучали разрывы, мы двинулись к лестнице, но неожиданно уперлись в преграду.

— А вы за кого? — грозно спросили мужчина и женщина средних лет, преградив нам путь. Из-за их спин выглядывал маленький ребенок.

Настя показала свой украинский паспорт: было очевидно, что город обстреливают сепаратисты, и жители должны их ненавидеть. Но нет! Нас стали выгонять на улицу, прямо под взрывы. Люди почему-то верили, что это украинцы их бросили, а теперь стреляют по городу. Тогда я достал российский паспорт:

— Раз вы говорите, что все про вас забыли, дайте нам это показать!

Через минуту разрывы снова приблизились, и мы все вместе сгрудились на лесенке, ведущей в подвал. Свет из приоткрытой двери падал на стену, у которой стояла женщина. Только что она с истерически искаженным лицом кричала на нас — а теперь с тихой, кроткой тревогой слушала взрывы.

Как только канонада стихла, наш водитель выскочил на улицу проверить, в порядке ли его автомобиль. Теперь спорить было бесполезно, и мы поехали обратно. Дорога петляла вдоль разбитых домов и мимо того самого железнодорожного узла, делающего Дебальцево целью этой битвы. В квартале-двух от нас над домами взлетали столбы дыма из-за новых разрывов.

Обратный путь, снова на невероятной скорости, казался бесконечным. Посреди простреливаемого участка мы увидели машину французов: все время, что мы снимали в центре, они стояли на обочине с пробитой шиной. Водитель твердил, что надо ехать, но я заставил его остановиться — слишком легко было представить себя на их месте. Оказалось, не зря: у нашего таксиста нашлась отвертка, которой как раз не хватало коллегам для ремонта.

Ближе к Артемовску мы наткнулись на стоянку автобусов, которые тем утром все же смогли вывезти из Дебальцево беженцев. Нас с Настей уже развезло от ощущения безопасности, и мы беспечно хихикали над пережитым — но над стоящими у автобусов висело напряжение. Среди них было много детей, и я, снимая мальчика лет пяти, услышал, как соседка попросила его улыбнуться на камеру. Мама ребенка сухо посмотрела на нее и сказала, что он уже давно не улыбается.

Оставшееся от командировки время я решил потратить на истории о беженцах. Мы с Настей начали с двухэтажного здания на окраине Артемовска, где ооновское агентство по делам беженцев организовало общежитие. Там хлопотали волонтеры, помогавшие с обустройством, — но казалось, что и наш приезд помог: многие хотели выговориться. Их истории не умещались в голове.

В комнатке с ярко-желтыми стенами лежала Лариса, чей дом в Дебальцево разрушило снарядом. Давно парализованная, она думала, что просто умрет от голода — но соседский подросток спас ее, позвав солдат на помощь. Волонтерка Юля, сама беженка, рассказала нам, как попала под обстрел «Градами»: ракеты падали вокруг, и ее спасло лишь то, что ближняя не разорвалась, воткнувшись в землю.

Этажом выше, на небольшой кухоньке, я встретил Светлану, усталую женщину с худым лицом. Вокруг носились дети. Мальчик убежал в комнату, раскидав на полу игрушки, девочка взгромоздилась на подоконник и уставилась в телефон. Оказалось, что раньше они жили в Горловке, промышленном городе между Донецком и Дебальцево, который с самого начала войны контролировали сепаратисты. Светлана решилась уехать, лишь когда из жилых кварталов вокруг нее стали обстреливать украинский плацдарм, — и пересекла линию фронта, чтобы спрятаться от войны.

У нее было семь детей. Старшая дочка уже давно жила в Киеве. Вторая осталась в Горловке: ее муж воевал на стороне сепаратистов. Пятеро младших уехали вместе с мамой в Артемовск и теперь ютились в двух комнатках с многоярусными кроватями. А еще Светлана взяла с собой Илью, шестилетнего сына соседки, родившегося с церебральным параличом: его мама в начале войны сбежала в Россию и с тех пор каждый месяц обещала вернуться или хотя бы выслать денег.

Светлана стояла на кухоньке общежития и рассказывала нам о войне: конечно, виноваты обе стороны, но до сепаратистов была нормальная жизнь, а теперь соседи их благодарят за выдачу еды. Другие беженцы бросались с ней спорить, и она лишь разводила руками: «Здесь все за сепаратистов. Приехали на украинскую землю и говорят, что, раз армия разрушила их дома, пусть украинцы их и обеспечивают. Я хочу уехать на Западную Украину, но это слишком дорого. И как я буду работать? У меня вон сколько детей, у меня дочка беременна, она сейчас родит, и что мне делать?»

Американца Миллера закоротило от этой истории. Он не поехал с нами, но решил написать короткий текст о ситуации с беженцами с моих слов и изумленно забрасывал меня вопросами: «У нее правда семь детей? То есть пять с ней, еще один не ее, и у нее еще два? Точно она заботится о восьми детях в сумме?»

Часть стариков-беженцев поселили в плацкартном вагоне на вокзале Славянска, и на следующий день мы втроем поехали туда. Восьмидесятилетняя женщина из-под Дебальцево рассказывала, как на улицах лежали тела убитых соседей, здания стояли разрушенные до основания, а у выживших не было ни воды, ни еды, ни света. Она представилась Марией Степановной, и растерявшийся Крис в тексте для Mashable трогательно называл ее по отчеству. «Вчера ночью я впервые за месяц не слышала взрывы», — говорила Stepanovna, вытирая слезы.

Опасность, драма и успех опьяняли. В обратном поезде до Киева полвагона заняли фотографы — мы тут же бросились хвастаться друг перед другом заказами, гонорарами и победами на конкурсах. Оказавшаяся рядом женщина громко нас отчитала: мол, вы только деньги обсуждаете, а мы, жители этих городов, страдаем. Конечно, мы просто пытались обесценить пережитый ужас, но объясниться было невозможно, и остаток пути мы все неловко молчали.

Зато на войне мгновенно завязывалась дружба. «С тобой можно и под обстрелы», — написала мне через день Настя, когда мы начали планировать новую поездку на фронт. Оказалось, что в артемовский госпиталь она приезжала не только по работе: в конце января они с Аликом начали встречаться. Потом я вернулся в Москву, Настя уехала в Киев, а Алик пропал. Несколько дней он не отвечал на звонки, а на третий сумел две минуты поговорить по телефону с Настей. Новости были страшные: он вызвался поехать в Дебальцево за ранеными, и в этот момент сепаратисты все же прорвались на дорогу, связывающую город с Артемовском. Котел захлопнулся, вывезти раненых оказалось невозможно, и несколько машин скорой помощи сгорели.

— Нас немного заблокировали, — говорил Насте Алик, пытаясь ее не тревожить. Было непонятно, есть ли у медиков шанс выбраться: говорили, что из Дебальцево ведут и мелкие дороги, не только шоссе. К тому же мировые лидеры каждый день летали друг к другу, пытаясь сформулировать такое предложение перемирия, которое устроит и Киев, и сепаратистов, управляемых из Кремля. Переговоры в Минске вроде бы шли к успеху, но судьба группировки в Дебальцево как будто оставалась за скобками.

Впервые я видел во всех этих новостях с фронта и из пафосных залов переговоров судьбу отдельного — и быстро ставшего мне близким — человека. Целую неделю новости российских СМИ перемежались с весточками от Алика и превращались в беспорядочный грохот.

МИРНЫЕ ЖИТЕЛИ МОГУТ БЕСПРЕПЯТСТВЕННО ПОКИНУТЬ ДЕБАЛЬЦЕВО — МИНОБОРОНЫ ДНР он там чудом как-то ловит связь, чтоб на 2 минуты мне позвонить и сказать, что живой ПОД ДЕБАЛЬЦЕВО ПОГИБЛИ 19 УКРАИНСКИХ ВОЕННЫХ, 78 РАНЕНЫ — ГЕНШТАБ короче, звонил Алик. говорит, что дорогу на Артемовск заблокировали и поэтому они не могут выбраться, но они верят, что дорогу отобьют и они проскочат ПУТИН: КИЕВ ИСХОДИТ ИЗ ТОГО, ЧТО ГРУППИРОВКА ВС УКРАИНЫ ПОД ДЕБАЛЬЦЕВО НЕ НАХОДИТСЯ В ОКРУЖЕНИИ, ОТНОСИТЕЛЬНО ЭТОГО ЕСТЬ СОМНЕНИЯ звонил утром, говорил, что все хорошо, просил передать, что он побил твой рекорд В МИНОБОРОНЫ УКРАИНЫ УТВЕРЖДАЮТ, ЧТО ОПОЛЧЕНЦАМ ПОСТАВЛЕНА ЗАДАЧА ДО ПРЕКРАЩЕНИЯ ОГНЯ ВЗЯТЬ ДЕБАЛЬЦЕВО И МАРИУПОЛЬ говорит, что впечатление такое, будто они решили все снаряды использовать до пятнадцатого ОПОЛЧЕНЦЫ ПРЕКРАТИЛИ ОГОНЬ НА ВСЕЙ ТЕРРИТОРИИ, КРОМЕ ДЕБАЛЬЦЕВО, В МИНСКИХ СОГЛАШЕНИЯХ О ДЕБАЛЬЦЕВО НЕТ НИ СЛОВА — ЗАХАРЧЕНКО признался, что одна их скорая, которая ехала их выручать, подорвалась на мине, 4 погибших, 2 контуженных ПУТИН, МЕРКЕЛЬ И ПОРОШЕНКО ОБСУДИЛИ РЕЖИМ ПРЕКРАЩЕНИЯ ОГНЯ НА ЮГО-ВОСТОКЕ УКРАИНЫ, ОТВОД ТЯЖЕЛЫХ ВООРУЖЕНИЙ И СИТУАЦИЮ В ДЕБАЛЬЦЕВО — КРЕМЛЬ мама Алика сказала, что Алик звонил, сказал, что уже в 500 метрах от них ополчение В ДНР СООБЩАЮТ О МНОГОЧИСЛЕННЫХ ПОТЕРЯХ СРЕДИ УКРАИНСКИХ ВОЕННЫХ ВО ВРЕМЯ ОПЕРАЦИИ В ДЕБАЛЬЦЕВО они прорвались !!! мы встретились в Луганском, там уже все войска выходили, обнялись-поцеловались и я поснимала).

Уже потом Алик рассказал, что после десяти дней в Дебальцево они выбирались ночью, по полям, с выключенными фарами. На рассвете они увидели четыре вражеских танка, с другой стороны по медикам и солдатам стали бить пулеметы. Вокруг взрывались грузовики, и Алику впервые пришлось стрелять из автомата. Бойцы продолжили движение, а медики какое-то время оставались на месте боя, спасая раненых. На его глазах погибли десятки людей.