Издательство BAbookЕвгений Фельдман. Мечтатели против космонавтов
Дорогие читатели!
По вашим просьбам мы возобновляем публикацию книги Евгения Фельдмана «Мечтатели против космонавтов» в рубрике Книга с продолжением. Книга будет публиковаться долго, больше месяца. Напомним, что эту рубрику мы специально сделали для российских читателей, которые лишены возможности покупать хорошие книжки хороших авторов. Приходите каждый день, читайте небольшими порциями совершенно бесплатно. А у кого есть возможность купить книгу полностью – вам повезло больше, потому что вы можете купить эту книгу и в аудиоверсии, и в бумажном виде и даже с автографом автора!
Читайте, оставляйте восторженные комментарии!
Редакция Книжного клуба Бабук
Глава 17. Мертвая тишина
Продолжение
Вечером в Донецке начинался комендантский час, да и снимать в темноте было страшно и сложно — поэтому вся работа приходилась на светлое время суток. Как только куда-то прилетал снаряд, журналисты по звуку и сообщениям в сети определяли район «прилета» и мчались туда. Я выскакивал в бронике на ресепшен, просил вызвать такси и искал себе напарников среди собравшихся рядом знакомых журналистов.
Эти поездки были странным перебором горящих зданий и раненых людей. Хлебозавод, тонущий в столбах белого дыма; иссеченный осколками грузный мужчина, с изумленным видом сидящий у забора своего дома; краеведческий музей, где от взрыва потолок упал на бронзовую статую шахтера. Я чувствовал, что каждый раз выезжаю невпопад: вроде и вижу страшное, но другие журналисты лучше угадывают, куда ехать, и снимают более сильные сцены.
Впрочем, по-настоящему жутко делалось ночами, когда работать было невозможно. Я часами сидел в номере, слушая звуки выстрелов за окном и пытаясь угадывать тип снарядов и направление их полета. Иногда здание гостиницы даже слегка вздрагивало из-за взрывной волны. Когда прислушиваться к шуму с улицы становилось невыносимо, я заглушал его все той же песней Billy Talent.
I heard the soldiers say, “Don’t let them get away”
But I could not escape their bullets and grenades
A casualty of war, a victim of mistake
Another widow has been made
Мне было ужасно одиноко, и я старался при первой возможности присоединяться к компаниям журналистов в кафе гостиницы. За одним столом тут могли оказаться французы, китайцы, израильтяне, украинцы, американцы и россияне. Душой компании был Маурисио Лима, бразилец, снимающий для The New York Times. Каждый день он приносил новые байки: как их безопасник замирал, остановив машину, и вслушивался в шорох и свист снарядов; как сепаратисты на блокпосте бросились дразнить его из-за цвета кожи, а потом узнали, что он из Бразилии, и стали соболезновать из-за разгрома их футбольной сборной.
Я завидовал его лихой уверенности, но ему еще и везло натыкаться на самые жуткие и важные истории. Так, в один из дней Лима с командой увидел в городе привязанную к фонарному столбу женщину: сепаратисты обвиняли ее в сочувствии Украине. Бойцы тормозили проезжающие машины, приглашая водителей плевать ей в лицо, и на глазах корреспондентов целились в нее, имитируя расстрел.
Решив сменить тактику, я поехал на окраину города — там в бомбоубежище под химическим заводом уже долгое время жили люди. Они легко пустили меня поснимать.
На грифельной доске была аккуратно выведена молитва «Отче наш», а на стенах висела довольно противоречивая смесь из советских агиток и инструкций: сверху — красивые плакаты с разной стреляющей бронетехникой, снизу — объяснения, как надевать противогаз и что делать при воздушной тревоге. Дело было днем, и почти все ушли на улицу — только женщина в ярком платье обнимала крошечную и очень испуганную собаку, а мальчик лет семи жался к стенке, глядя на меня из-за угла. Жители подвала явно стеснялись своего быта, и я, сделав несколько кадров, решил не злоупотреблять разрешением.
Довольный съемкой, я вернулся в гостиницу — и тут за окном раздался взрыв. Через мгновение я был на ресепшене и спустя несколько минут уже смотрел из такси на огромный столб черного дыма: горел районный дом культуры. Вокруг собрались жители окрестных домов, и мое внимание привлекла плачущая женщина в синем фартуке. Ее лицо будто застыло в глубоком испуге, и я некоторое время колебался, стоит ли ее снимать. Каждый щелчок камеры казался мне страшным вторжением.
Рядом, посреди улицы, стояла сожженная машина — она еще дымилась. Спасатели обсуждали, что осколок перебил троллейбусные провода над дорогой и машина загорелась мгновенно. Люди внутри, видимо, погибли от удара током, когда пытались открыть двери. В салоне виднелись сгоревшие до костей тела. То, что когда-то было пассажиром на заднем сиденье, теперь вывалилось в открытую спасателями дверь, будто в последней попытке сбежать от огня. Я обошел машину по кругу, снимая.
Внутри снова пульсировало желание уберечь от таких сцен людей, которые этого не видят, и я решил не публиковать фотографии. Тут рядом заорали: «Стреляют!» Вдали что-то громыхнуло, и я вместе со всеми, кто был рядом, побежал в ближайший подвал.
Бронежилет, плотно сжимавший тело, давал приятное чувство защищенности — и одновременно стыда. Вокруг меня в убежище были люди, которые без всяких средств защиты жили в Донецке. Я торопливо снял каску и зацепил застежкой за лямку рюкзака.
Это убежище сильно отличалось от того, что я снимал утром: здесь явно не жили постоянно. Почти все пространство занимал длинный лакированный стол, будто предназначенный для срочного совещания партийных шишек во время артобстрела. Ребенок вжимался в мамино плечо, лампы еле светили. На стене висела запутанная советская схема управления районным военкоматом. Всего по тревоге спустилось человек тридцать — напуганные родители и возбужденные дети.
Я хотел воспользоваться возможностью с кем-нибудь из них поговорить, но вдруг в бомбоубежище раздался оглушительный треск! Было очень страшно: что это за звук? Неужели попали куда-то рядом? Вокруг испуганно озирались люди, и тут я ощутил неожиданную легкость на спине: это была моя каска — она отстегнулась от рюкзака и упала на пол.
Наверно, мне никогда в жизни не было так стыдно: я умудрился самым нелепым образом до чертиков испугать и так паникующих людей. Подняв каску, я залез на стол и долго-долго извинялся. В конце концов люди вокруг милосердно захихикали над моими объяснениями. Я чувствовал, что не могу оставаться с ними, будто не заслужил взорванную мной тишину подвала. Стыд гнал меня наружу, несмотря на страх обстрела.
Я вышел на улицу и, к счастью, благополучно нашел машину, чтобы уехать.
На митинге перед «парадом пленных» в Донецке лидеры сепаратистов объявили о скором контрнаступлении по всему фронту. Тогда это казалось пустой бравадой — но вскоре пророссийские силы и вправду завоевали несколько важных городов. Районы, где украинские войска вырвались вперед, неожиданно оказались не слегка выступающими линиями фронта, а котлами — позициями, окруженными со всех сторон.
Сотни украинских солдат были отрезаны от остальных войск в городе Иловайске, а граница с Россией оказалась под контролем сепаратистов от Луганска и до Азовского моря. Вскоре стало ясно, что в контрнаступлении участвуют российские солдаты: несколько из них попали в плен, а в Псковской области журналисты сумели снять похороны и могилы десантников, погибших в эти дни.
Фронт быстро отдалялся от Донецка. В городе снимать мне было больше нечего, а сепаратисты стали требовать отдельную аккредитацию для работы на передовой — и отказались мне ее выдавать. Через день начались переговоры о перемирии, и я решил ехать в Москву. Мне снова нужно было пересечь линию фронта, чтобы улететь из Днепропетровска, — но украинские солдаты сняли меня с автобуса на первом же блокпосту и сказали ждать приезда спецслужб.
У меня оставался последний козырь — три экземпляра «Новой газеты» с интервью Александра Бородая, московского политтехнолога, неожиданно ставшего главой ДНР. Раньше я показывал газеты сепаратистам, мол, вот, у нас вышло четыре полосы с прямой речью вашего лидера, а теперь стал прицельно тыкать в те места, где Бородай обещал набить Муратову морду.
После этого бойцы расслабились, и какое-то время мы просто трепались о том, как надоела война. Осмелев, я начал оглядываться по сторонам и попросил дать мне поснимать — мол, чего время терять. Солдаты помялись и ответили: позиции не снимай, а вот Машу можно!
Никаких женщин вокруг не было, и я удивленно посмотрел на бойцов, а те ткнули в гусыню, по-хозяйски разгуливающую вдоль окопов. На вытоптанном поле валялись брезентовые сумки, шлепки, утварь, разломанные пластиковые стулья, оружие, сапоги и каски. На покосившемся дорожном знаке висела маскировочная сетка. В кадр влезло все — и Маша, и солдатский быт вокруг, и силуэты позади. Гусыня, рассказали солдаты, прибилась к ним из соседней деревни, сожженной за время боев.
Когда я закончил снимать, один из бойцов подозвал меня к дороге и начал с калашниковым на плече останавливать проезжающие машины. Солдаты решили отпустить меня, не дожидаясь приезда спецслужб, и теперь ловили мне попутку. Торчащий ствол ужасно напугал взявшего меня водителя — и потом, уже в дороге, я долго уговаривал его не бояться, взять деньги и высадить меня в первом удобном для него городе.
Продолжение следует.
«Мечтатели против космонавтов»
электронная книга
аудиокнига
бумажная книга
бумажная книга с автографом автора
