Издательство BAbookДмитрий Губин. Германия, где я теперь живу
Дорогие читатели!
Мы продолжаем публиковать книгу Дмитрия Губина «Германия, где я теперь живу». Книга будет публиковаться долго, больше месяца. Напомним, что эту рубрику мы специально сделали для российских читателей, которые лишены возможности покупать хорошие книжки хороших авторов. Приходите каждый день, читайте небольшими порциями совершенно бесплатно. А у кого есть возможность купить книгу полностью – вам повезло больше, потому что вы можете купить эту книгу еще и в аудио версии. Книгу совершенно замечательно прочитал сам автор.
Читайте, слушайте, с нетерпением ждем ваши комментарии!
Редакция Книжного клуба Бабук
Тут мой рассказ снова потечет не совсем в том направлении, что я планировал. А планировал я рассказать о немецких праздниках. Точнее, о баварских. Их здесь невероятно много, включая, например, Майбаум — день установки Майского дерева, то есть дерева, обтесанного до состояния телеграфного столба, нередко раскрашенного «баварскими бриллиантами» и украшенного эмблемами местных ремесел. (Когда никакими историческими ремеслами селение, воздвигшее Майбаум, похвастать не может, оно украшает Майбаум деревцем на макушке, играющем роль оселедца у запорожского казака).
Причем не менее важным делом, чем установить Майбаум в своем селении, является и украсть его у соседей, на потеху себе и на позор им. Как можно здоровенное дерево украсть? Ну, для того и существуют баварская смекалка, баварское пиво, глубокий здоровый сон на свежем воздухе сторожей Майбаума… Самое знаменитое похищение Майского дерева случилось в 2004-м, когда его стащили с Цугшпицплатт: с плато на самой высокой немецкой горе. 20-метровое 800-килограммовое дерево сперли с помощью вертолета. А затем в качестве выкупа потребовали «4 абонемента на подъемники на предстоящую зиму, 4 холодных обеда плюс пиво»[1]…
Так вот: вся эта гирлянда, эта цепочка, эти Charivari («шаривари», да, вы правильно прочитали: так называется цепочка с брелоками, крепящаяся к баварским кожаным штанам) праздников немыслима без Октоберфеста.
Весь мир знает Октоберфест: главный в мире пивной фестиваль. Это знает весь мир, кроме Мюнхена. Приличный мюнхенец, идя на Октоберфест, идет не на Октоберфест, а на Терезин луг, или просто «на Луг», auf die Wiesn, где с 1810 года раз в год устраивается колоссальная ярмарка и закатывается такого же размера праздник. Я эту разницу между пивным фестивалем и баварской ярмаркой п(р)очувствовал в свой первый же год в Германии, когда нас с Вольфом на Октоберфест позвали наши знакомые, швейцарец А. и голландец В. Они были торжественно одеты: в те самые расшитые короткие штаны-Lederhose на подтяжках-помочах (меня на таких помочах водила в детстве мама), шерстяные жилетки, клетчатые рубашки. У В. на поясе позвякивали именно шаривари[2] с брелоками, которые, объяснил он, ни в коем случае нельзя покупать, а можно лишь получать в подарок либо делать самому.
Половина битком набитой электрички на Мюнхен была в такой же одежде, продающейся в недешевых магазинах, вывеска которых содержит слово «Trachten»[3]. Женщины — через одну в дирндлях, то есть платьях с пышными юбками и лифами на шнуровке.
— А вы, что, ребята, не в ледерхозе? — спросили нас А. и В.
Э-э-э…
Я уже знал, что ледерхозе или дирндль в Баварии — это не маскарадный костюм. Но и не повседневный, как было еще в 1950-х. Это, скорее, выходная одежда. Для мужчины-баварца кожаные шорты и ботинки по имени Haferlschuhe (у них шнурки сбоку) играют такую же роль, какую для итальянского мужчины играют приталенная расстегнутая по третью пуговицу рубашка, волосатая грудь и золотая цепочка толщиной с якорную цепь. При этом вариаций ледерхозе или вязаных гольфов к ним, а также пиджаков и шляп (нередко с птичьими перьями или кистями из шерсти горного козла), — немыслимое количество. По ним знаток определяет, из какой местности прибыл человек.
— Знаете, каким было первое слово, которое я выучил по-баварски? — ответил я нашим спутникам. — Diridari! Деньги! Причем мне объяснили, что диридари баварцу нужны не чтобы их тратить, а чтобы копить!
На прямой вопрос, таким образом, был дан уклончивый ответ. Хотя мы с Вольфом просто стеснялись показать себя теми, кем мы себя не считали.
По прибытии в Мюнхен обнаружились удивительные (для меня) вещи.
Ну, то, что по направлению на Луг текли целые людские реки, удивления не вызывало. Но! Взрослые люди вели туда своих детей! Совсем маленьких! Еще дошколят! На Октоберфест! То есть дети должны смотреть, как взрослые накачиваются пивом?! (А что еще, думал я, на пивном фестивале делать?!)
Вторая вещь была и того ошеломительней. Справа у входа на Луг обнаружился полукруглый ржавый лист железа, весь в пробоинах. Я вчитался в надпись — и с ужасом понял, что это памятник 13 погибшим и 221 раненому посетителям Октоберфеста, которые 26 сентября 1980 года пострадали в результате теракта, устроенного бомбистом, правым экстремистом, неонацистом Гундольфом Кёлером. Однако как тогда фестиваль из-за этого не отменили, так и сегодня сканеров или рамок-детекторов при входе не ставили. Добродушная охрана просила большие сумки сдавать в камеру хранения, а с маленькими пускала так, без досмотра.
Удивительные вещи не прекращались. Я представлял себе Октоберфест так. На зеленом лугу стоят бесконечные столы с лавками, высятся палатки, оркестры играют баварское хлоп, хлоп! топ, топ! — танец Schuhplattler. И реют флаги на ветру. Но то, куда нас притащили В. с А., выглядело огромным парком аттракционов. Мчались по американским горкам вагонетки, и визжали, оказавшись в них вниз головой, подростки. Подбрасывали беспечных седоков к небесам исполинские карусели. Детей была тьма. Они осовело икали, поедая сахарную вату и прижимая к груди плюшевых белых единорогов, только что выигранных в тире. В общем, на Лугу было всё, что можно найти в таком парке в любой стране мира. Всё, кроме пива. Мы уже час бродили по этому детском раю (и взрослом аду), и даже прокатились на колесе обозрения. Но: где плесканье пенное жидкости янтарной (причем специально сваренной для Октоберфеста: повышенной крепости)? Где хваленые литровые пивные кружки?! Где старые кельнерши, что держат сразу по пять кружек в каждой руке?! Где жарящиеся на вертелах быки, — ну, я же про все это читал?!
— Так-с, — сказал А., — а теперь нам непременно надо сюда. Ты запомнишь это на всю жизнь, потому что больше такого нигде не увидишь!
Мы купили билет и вошли в какой-то шатер. Внутри был огромный деревянный круг на полу, его окружали трибуны со зрителями. Вдруг голос возвестил: «От десяти до двенадцати лет!» — и на круг, действительно, стали забираться этого возраста дети, стараясь усесться поближе к центру, коленками наружу. Круг принялись раскручивать — быстрее, быстрее, быстрее! — и дети с визгом и хохотом стали с него слетать, а самых цепких сбивали с мест веревками и тряпичными мячами. Я не мог оторваться! Я стал даже за кого-то болеть! Потом все повторилось с другими возрастами – «От тринадцати до пятнадцати!», «От девяноста до ста!» Очень может быть, что подобное колесо развлекало публику и в 1810-м, когда народ веселился на свадьбе кронпринца Людвига (будущего короля Баварии Людвига I) и принцессы Терезы Саксен-Гильдбурггаузенской (ее именем и назван луг: Theresienwiese). Я до сих пор жалею, что не прокатился на колесе, когда выкрикнули мой возраст…
…А пиво мы пили потом. Когда пошли на другую половину Луга. Да, именно там раскинулись знаменитые пивные шатры: дюжина гигантских, плюс два десятка пузатой мелочи. Гигантских — это когда внутри по десять тысяч человек. Орущих «Ein Prosit!» и вздымающих литровые кружки-масы к небу. Под оркестр, играющий днем баварские шуплаттеры, — а ближе к ночи наяривающий «I will survive» и прочую дискотеку 1980-х. Вот это зрелище: когда десять тысяч человек вскакивают с мест — и прямо на скамьях танцуют!..
Когда пишут про жизнь на Лугу, то обычно хватаются за цифры, как ковбой в салуне за кольт: столько-то съедено-выпито. Но кто же эти цифры запомнит? Если только впечатлит общая длина писсуаров на Октоберфесте: 878 метров! (Хотя меня куда больше впечатлило то, что вечером свободное место на этих 878 метрах надо еще поискать).
Но важны не цифры. А то, что Октоберфест — это фестиваль не столько пива, сколько баварской жизни. Сначала ты развлекаешь детей (или внуков) на аттракционах, включая те, на которых когда-то развлекали тебя твой отец или дед (и их — их отцы или деды). Потом отправляешь детей домой и идешь пить пиво и болтать с соседями обо всем на свете, периодически подпевая: «Ein Prosit! Ein Prosit der Gemütlichkeit!», «Ну, за уют!». И так будут поступать и твои дети, и твои внуки, и правнуки.
И значит, мир разумен и хорош.
1. "Vier Saisonkarten für den kommenden Winter sowie vier Brotzeiten plus Bier", — такое требование значилось в письме вымогателей, отправленном в газету Süddeutsche Zeitung. Brotzeit («время хлеба») лишь очень приблизительно можно перевести на русский язык как «холодный обед» или «тарелка с нарезкой». Но это действительно тарелка щедро нарезанных колбасы, сыра, ветчины и так далее — без горячего. В Баварии Brotzeit обязательно входит в меню любого уважающего себя традиционного ресторана. М-да, и я понимаю, что без главы о немецкой еде мне в этой книге не обойтись…
2. Charivari состоят в лингвистическом родстве с шароварами: у них общий тюркский прародитель.
3. Тrachten — означает традиционные для какого-то региона или профессиональной группы костюмы, обычно исторические.
Купить электронную книгу целиком
Купить аудиокнигу
