Книга с продолжением
Аватар Издательство BAbookИздательство BAbook

Евгений Фельдман. Мечтатели против космонавтов

Дорогие читатели!

Мы продолжаем публиковать книгу Евгения Фельдмана  «Мечтатели против космонавтов». Книга будет публиковаться долго, больше месяца. Напомним, что эту рубрику мы специально сделали для российских читателей, которые лишены возможности покупать хорошие книжки хороших авторов. Приходите каждый день, читайте небольшими порциями совершенно бесплатно. А у кого есть возможность купить книгу полностью – вам повезло больше, потому что вы можете купить эту книгу и в аудио версии, и в бумажном виде и даже с автографом автора!

Читайте, оставляйте восторженные комментарии!

Редакция Книжного клуба Бабук


Москва, май — июль 2012

Вход в метро «Кропоткинская» в центре Москвы перекрывала полицейская ограда, за которой стоял хмурый сотрудник:

— Пароль для входа знаете?

Через несколько часов в Кремле должна была начаться инаугурация Владимира Путина, и активисты, взбешенные жестоким разгоном на Болотной, готовили сразу несколько акций протеста.

Первый сбор устроили в начале Тверской, поближе к Кремлю, но протестующие продержались недолго: их зажали между цепями ОМОНа и по одному закинули в автозаки. Когда полиция насытилась и отступила, люди дворами пошли к другой точке — к пересечению Бульварного кольца и Нового Арбата, по которому должен был проехать путинский кортеж.

Все проходы к маршруту президента перекрыла полиция. Несколько сотен человек смогли собраться напротив дверей «Жан-Жака» и «Джона Донна», двух претенциозных баров, где зимой постоянно заседали поддержавшие протест журналисты. Образ праздных писак в дорогих пабах страшно полюбили пропагандисты, желавшие показать, как оторван протест от народа, — а нашисты несколько раз «захватывали» эти бары: занимали все места, ставили таблички «Этот столик за Путина» и сидели молча.

Теперь же, как только послышалось неровное скандирование, из-за угла выскочили омоновцы. Они бросились оттеснять скопившихся на тротуаре, а потом со спины напали на посетителей летней веранды «Жан-Жака», избивая дубинками тех, кто завтракал за столиками.

Путин ехал в Кремль по пустому городу.

 * * *

Сборы, задержания, новые попытки организоваться и повторные разгоны продолжались в Москве до самого вечера. Придуманный на ходу формат протеста оптимистично назвали «кочевым Майданом».

Вечером несколько сотен человек собрались в непривычном для оппозиции месте — у памятника героям русско-турецкой войны, облюбованном московскими геями, между зданием ФСБ и администрацией президента на Китай-городе. Полиция для вида зачитала просьбы покинуть сквер, а потом унесла в автозак бо́льшую часть протестующих. Я понял, что больше не могу работать, и поехал домой. К тому моменту вся «митинговая» часть «Новой газеты» уже еле соображала: редактор текстового онлайна, записывая Наташин рассказ по телефону, не стал исправлять слова про «чувака с четырьмя маленькими звездочками на погонах» — так и поставил.

Стоило мне добраться до дома, как из полиции неожиданно отпустили Навального с Удальцовым, задержанных накануне на Болотной, и те сразу призвали всех несогласных собираться на Китай-городе. Всю ночь протестующие гуляли по центру, убегая с площадей, как только там появлялся ОМОН. Утром Навального и Удальцова снова задержали — но лагерь остался.
 


Весь день ливень чередовался с ярким солнцем. Между деревьев на Чистопрудном бульваре растянули полиэтилен, а лидерами протеста стали опытные походники. Кто-то раздавал дождевики, кто-то достал гитару, кто-то запустил в луже бумажный кораблик с надписью: «Качайте лодку!»

К вечеру лагерь снова разогнали, но сотни протестующих смогли «утечь» от силовиков. Полиция так и бегала за ними по площадям: кого-то догнали на Лубянке, остальных рассекли на Пушкинской, но активисты вновь и вновь собирались вместе. Навальный с Удальцовым вернулись после второго задержания за два дня — и снова мгновенно оказались в полицейском автобусе. Пока Алексей сидел на задней скамейке автозака, мы с коллегами подсвечивали его фонариками мобильных телефонов, снимая тени от решетки на его лице.

 * * *

Протест кочевал три дня, но к вечеру 9 мая выдохлись даже полицейские. Лагерь вернулся на Чистые пруды, Борис Немцов резал сало на походной кухне, а где-то за домами гремел праздничный салют. В сквере собрались сотни протестующих, десятки остались ночевать, но полиция не стала их разгонять. К следующему вечеру неожиданно найденное пространство пыталась обжить уже пара тысяч человек.

В сквере стоял огромный памятник казахскому поэту Абаю Кунанбаеву, и по аналогии с американским Occupy Wall Street московский лагерь прозвали «Оккупай Абай». Постамент памятника стал трибуной для ораторов, а на изящных бронзовых журавлей посреди фонтана повязали белые ленты. Лагерь быстро оброс традициями и институтами. Например, полиция запрещала использовать мегафоны — и, снова по аналогии с американским протестом, у Абая ввели ассамблеи с «живыми мегафонами». Кто-то из активистов карабкался повыше и говорил: «Предлагаю в случае разгона...» — и все повторяли: «ПРЕДЛАГАЮ В СЛУЧАЕ РАЗГОНА...», какую бы глупость он ни предложил.

Правда, политики не очень признавали власть ассамблей: обычно к вечеру на Абая залезали Яшин или Собчак — они начали встречаться, и телезвезда стала завсегдатаем протестов — и раздавали указания. Предлагали, к примеру, сначала предупреждать пьяных, а потом удалять. Или собирать не деньги на продукты, а сразу еду.

Вечерами на газонах вокруг площади читали лекции — например, об истории протеста или как организовать политическую стачку. Лагерь оброс досками объявлений — об активистских идеях, устройстве быта или просто о знакомствах. Один такой листок, замотанный в полиэтилен, провисел несколько дней:

Уважаемая Евгения!!!
Просьба Вас подойти к парню, который делал бутерброды в ночь с 12 на 13 число.
Ваш взгляд не уходит с моей памяти и всего скорее вы мне небезразличны.

Каждый день в лагере ходили слухи о скором разгоне. На площадь постоянно заявлялись провокаторы — однажды они пришли в ростовых костюмах злых свиней. Навальному с Удальцовым после третьего задержания дали по пятнадцать суток ареста. У Абая пересказывали приключения в отделах полиции: один парень возмущенно цитировал протокол — по нему выходило, что два омоновца за минуту задержали двадцать человек, каждый из которых активно сопротивлялся.

В ожидании разгона или провокаций я работал почти круглосуточно. Впервые среди протестующих было столько людей из прошлой жизни: лучший друг детства, мирные отличники из моей первой школы, однокурсник. Однажды ко мне подошел седой дедушка: «Вы из „Новой“, правдивая газета. Еще „Крестьянская Русь“ правду писала, но теперь...»

В разнородной толпе часто возникали конфликты. Левые и либералы были явным большинством, поэтому ассамблея и политики ущемляли правых — например, в лагере запретили националистические лозунги. Это не помешало пропаганде выставлять протестующих фашистами: камеры провластных телеканалов чудесным образом включались там, где кто-то, кого раньше у Абая не видели, внезапно начинал зиговать.

Ночами лагерь оставался почти пустым, лишь под деревьями, завернувшись в спальники, лежали в обнимку несколько десятков активистов. Я был уверен, что ближе к рассвету риски разгона максимальны — и с каждым днем увеличиваются. Тем более что власти после недели протестов, сославшись на недовольство жителей соседних домов, подготовили судебное решение о запрете лагеря.

В одну из ночей я, будто по наитию, лег спать в редакции, в паре сотен метров от памятника Абаю. Я просыпался каждые полчаса, чтобы проверить твиттер, но мне не повезло: лагерь разогнали через несколько минут после того, как я в очередной раз заснул. Через полчаса там было уже пусто, только полицейские куда-то тащили брошенные туристические коврики и ящики с едой. «Оккупай Абай» продержался неделю.

— Завтра...
— ЗАВТРА!
— В Государственной думе...
— В ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЕ!
— Будут принимать закон...
— БУДУТ ПРИНИМАТЬ ЗАКОН!
— Поправки к закону о митингах...
— ПОПРАВКИ К ЗАКОНУ О МИТИНГАХ!
— Если на ваш пикет или митинг...
— ЕСЛИ НА ВАШ ПИКЕТ ИЛИ МИТИНГ!
— Который согласован...
— КОТОРЫЙ СОГЛАСОВАН!
— И власти подослали провокатора...
— И ВЛАСТИ ПОДОСЛАЛИ ПРОВОКАТОРА!
— То вы несете ответственность…
— ТО ВЫ НЕСЕТЕ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ!
— За действия этого провокатора...
— ЗА ДЕЙСТВИЯ ЭТОГО ПРОВОКАТОРА!

 * * *

После разгона лагерь переехал к высотке на Баррикадной. Теперь протест выглядел отчаявшимся. На ассамблее, где декларировался отказ от обсуждения политических вопросов, говорили о новом антимитинговом законе: власти на два порядка повышали размер штрафов за участие в несогласованных протестах или нарушения на них.

Людей на улице становилось все меньше; после пары стычек с полицией пришлось покинуть и новое место. Лагерь кочевал еще несколько недель, но оставались в нем единичные активисты. Одну из ночей десяток оппозиционеров провели прямо на Красной площади, однако молчаливый протест даже не выглядел политической акцией, и полиция не стала реагировать.

Настоящим центром протеста неожиданно стал российский парламент. Коммунисты и справедливороссы, стараясь завоевать расположение выходивших на Болотную, придумали «итальянскую забастовку» — бесконечное внесение бессмысленных поправок, затягивающих голосование по законопроекту.

В день, когда принимали антимитинговый закон, я впервые оказался на балконе зала для голосования. Подавляющее большинство мест в огромном помещении, которое я с детства видел по телевизору, занимали единороссы. Между их рядами ходила руководительница фракции, похожая на завуча школы, и указывала, как голосовать. Депутаты метались между креслами, нажимая кнопки за себя и за отсутствующих.

Оппозиционеры внесли четыре сотни поправок и перед голосованием по каждой из них получали слово. Час за часом спикер включал микрофон Дмитрию Гудкову, и тот начинал:

— уважаемый сергей евгеньевич уважаемые коллеги сто пятая поправка в таблице номер два поправок к проекту федерального закона номер семьсот шесть тридцать один шесть о внесении изменений в кодекс российской федерации об административных правонарушениях рекомендованных комитетом по конституционному законодательству и государственному строительству к отклонению на сегодняшнем пленарном заседании мы предлагаем статью один пункта два изложить в следующей редакции в абзаце первом части один статьи три точка пять слова пяти тысяч рублей заменить словами не более двух минимальных размеров оплаты труда и соответственно этот пункт будет звучать следующим образом…

Все это продолжалось одиннадцать часов. Гудков читал свои поправки, единороссы меняли регламент, сокращая отведенное ему время, депутаты бегали по залу, голосуя за прогульщиков, на задних рядах кто-то спал, справедливороссы цитировали декларацию прав человека.

Закон приняли около полуночи. У Думы собрались несколько десятков человек — они встретили оппозиционных депутатов криками: «Молодцы!» Первым, стремительным шагом героя, вышел глава эсеров Сергей Миронов. Он встал перед камерами и начал рубить:

— Любые меры, которыми пытаются заткнуть рот народу, будут иметь обратный эффект, потому что правда на нашей стороне. На том стояла и будет стоять наша фракция и земля русская!

Уже через полгода он открестился от поддержки протестующих, а по-настоящему независимых депутатов исключили из партии. Тем не менее даже такой протест напугал «Единую Россию»: регламент Думы изменили, чтобы сделать невозможным и этот бесплодный филибастер.

В конце июня через Думу провели закон об «иностранных агентах», в июле о реестре запрещенных сайтов, еще через несколько месяцев — о запрете «гей-пропаганды». Я начал постоянно снимать заседания, а в свободное от съемок время выискивал темы для новостей в базе новых законопроектов. Парламент стали называть бешеным принтером.


Презентация книги Евгения Фельдмана в Берлине, 17 ноября


«Мечтатели против космонавтов»

электронная книга
аудиокнига
бумажная книга
бумажная книга с автографом автора