Издательство BAbookЕвгений Фельдман. Мечтатели против космонавтов
Дорогие читатели!
По вашим просьбам мы возобновляем публикацию книги Евгения Фельдмана «Мечтатели против космонавтов» в рубрике Книга с продолжением. Книга будет публиковаться долго, больше месяца. Напомним, что эту рубрику мы специально сделали для российских читателей, которые лишены возможности покупать хорошие книжки хороших авторов. Приходите каждый день, читайте небольшими порциями совершенно бесплатно. А у кого есть возможность купить книгу полностью – вам повезло больше, потому что вы можете купить эту книгу и в аудиоверсии, и в бумажном виде и даже с автографом автора!
Читайте, оставляйте восторженные комментарии!
Редакция Книжного клуба Бабук
Глава 24. «Доширак» и дорога в ЦИК
Россия, август 2017 — март 2018
Юлии Навальной явно не нравилось, что рядом с ее мужем постоянно крутится фотограф, которого невозможно контролировать.
Мы были знакомы еще с обыска в их квартире по «болотному делу» в 2012 году и раньше, сталкиваясь где-нибудь, легко начинали общаться. Теперь, заметив меня, она ничего не говорила, но я кожей чувствовал ее настороженность. Чтобы отвлечься, в эти моменты я пытался представить, что ощущают рядом с ней прокуроры или судьи — те, кто всерьез вредит Алексею. Под ее строгим взглядом иногда сжимался и сам Навальный: я как-то случайно застал их немой разговор в коридоре суда после очередного ареста.
Эта дистанция сильно вредила моей работе, потому что я хотел показать Навального в том числе с семьей (да и расходились такие кадры хорошо). При любой возможности я напрашивался поснимать Юлию с Алексеем, сжимаясь, как перед прыжком в ледяной бассейн.
Ближе всего к паре я оказался на съезде координаторов штабов со всей страны в пансионате под Тарусой. Алексей там выступал с программной речью, и я все утро снимал его во время подготовки — он впервые должен был использовать суфлеры, как у американских политиков. Между прогонами он уходил за сцену, где обнимал жену, что-то с ней обсуждая; потом они начали репетировать совместный выход. Когда они закончили, я в итоге увязался за ними в номер: сидя на скамье в деревянном домике, Алексей переписывал куски выступления, пока Юлия разглаживала его рубашку.
Впрочем, из снятого в тот день неожиданно разошелся совершенно другой кадр. После речи Навального я убежал ловить сеть, чтобы загрузить снятое, — а вернувшись в зал, обнаружил Алексея жадно поедающим «Доширак» в предбаннике. Он все так же не мог есть до выступлений, а к концу его речи обед в пансионате уже закончился; к лапше он пристрастился во время отсидок — и, увидев пачку у кого-то из сотрудников штаба, уговорил поделиться.
Наутро Рунет был забит фотожабами: Алексея с лапшой вклеивали в знаменитые снимки с нью-йоркскими рабочими, королевой, Путиным и даже в «Тайную вечерю». Я недоумевал из-за такого ажиотажа: драма вокруг нехватки еды давно казалась мне привычной, во время весенних поездок мы перебивались чем придется и часто голодали в дороге. «Это Навальный» во многом превратился в проект «Навальный. Еда» — я снимал Алексея и в «Макдональдсе», и в вокзальной столовой, и в хипстерском кафе.
В декабре Центральная избирательная комиссия должна была формально объявить выборы и зарегистрировать кандидатов. Дальше им предстояло собрать триста тысяч подписей, чтобы попасть в бюллетень. За четыре оставшихся месяца команде Навального нужно было направить весь накопленный ресурс — семьдесят штабов и сотни тысяч контактов — на борьбу за регистрацию кандидата.
Штаб считал, что главный страх Кремля — уличные акции протеста из-за возможной нерегистрации Навального. Избрание Путина на четвертый срок на таком фоне было бы слишком скандальным. Волков решил провести мощную серию региональных митингов, которая доказала бы, что у оппозиционного кандидата уже к осени набралось множество решительных сторонников.
Изначальный план назывался «Дорога ярости». Вдохновившись «Безумным Максом», Леонид задумал отправить нас по стране вместе с фурой-трансформером, которая могла бы превращаться в сцену. Но эта идея была слишком уязвима перед российскими реалиями. Дорожная полиция наверняка создала бы проблем, да и отказы в согласовании митингов могли сделать логистику слишком сложной. К концу августа фуру решили заменить юридическим конвейером. Каждый понедельник региональные штабы должны были отправлять заявки на митинги. Отказы планировалось оспаривать в суде, а из согласованных на каждые выходные городов выбирать несколько самых крупных — и начинать там гигантскую кампанию оповещения жителей, одновременно находя оборудование для сцены прямо на месте.
Зависимость от согласований означала, что наши переезды становились еще более утомительными. Я взвыл, увидев план первой поездки: северный Мурманск в пятницу, рейс в Москву на рассвете, пересадка на самолет в Екатеринбург, а после субботнего митинга — ночной поезд еще дальше на восток и финальное выступление в Омске в воскресенье.
Теперь у Навального просили автографы, даже когда он пробирался к своему месту в самолете. Звездный статус разливался на всех, кто был рядом: меня как-то уговаривали расписаться на флаге России.
Первый митинг, в Мурманске, согласовали в самом центре города, но и там облупленный торец жилого дома врезался в сквер, как нос ледокола. Всю свою речь Навальный косился на это здание, используя его как точку отсчета для своих аргументов:
— Невозможно, чтобы в стране, которая продает полезных ископаемых на триллионы долларов, были такие зарплаты. Я считал и считаю, что у России может быть нормальное богатое будущее. Да, не будет завтра золотых дворцов, мы это здание хрустальным завтра не заменим, но мы хотя бы сможем его побелить.
В начале митинга я бесцеремонно встал прямо за Алексеем и какое-то время впихивал в кадр торец дома и его фигуру, пока вдруг не осознал, что передо мной неожиданно много людей. Штаб насчитал две тысячи восемьсот человек; получалось, что в пятницу вечером на акцию Навального пришел каждый сотый горожанин! Стало ясно, что важнее всего именно размер митинга, и я помчался в гостиницу — здание как раз возвышалось над сквером, а в панораму идеально вписались вечерние сопки и порт на заднем плане.
После недлинной речи Навальный отдал микрофон в толпу и стал отвечать на вопросы. Если люди говорили про внешнюю политику, он чеканил: «На-до-е-ло воевать!» — и прагматично переводил все на экономику: торговать выгоднее. Когда Алексея спросили о силе пропаганды, он воскликнул, что не верит, что «бесконечной дрянью про Украину» удастся «задурить головы» большинству.
Чувствуя веселую ярость аудитории, Алексей позволял себе все больше. Он ехидно перечислял меры, которыми местная полиция пыталась запугать его молодых сторонников:
— «Мы поставим камеры по кругу и всех снимем!» Отлично! После нашей победы в вузы поступят только те, кто был сегодня на площади!
Зрители неуверенно засмеялись, и Навальному пришлось несколько раз воскликнуть: «Шутка!» В его речи вообще хватало фраз, после которых я вздрагивал, представляя, как удачно пропагандисты могли бы вырвать их из контекста. Кусок про коррупционеров он закончил, провозгласив: «Я обещаю вам, что посажу их всех!» А про войны рассуждал так:
— Путин и все остальные постоянно нас подталкивают что-то захватывать. Какая экспансия?! В стране никто не живет, е-мое, огромные пустые территории! Нам нужна колонизация России!
Пропаганда была вынуждена реагировать на митинг, но выбрала самый тупой путь — вопить, что к Навальному почти никто не пришел, лишь горстка детей. В этой кампании неожиданно стали использовать мои фотографии. Целая сетка пропагандистов в телеграме — три анонима с десятками тысяч читателей, спившаяся звезда телевидения нулевых и женщина из руководства нашистов — бросилась превращать меня и мои снимки в посмешище.
Вскоре к темнику подключились и пропагандисты прошлого поколения. LifeNews выпустил целый разбор моих «искусно выполненных фотографий» — мол, я специально делал их из-за спины Навального, выбирая ракурс, при котором количество людей на площади кажется больше. Разоблачить меня должен был снимок, сделанный с высоты, — на нем якобы были видны считаные сотни участников. Это был тот самый кадр, который я сам снял из нашей гостиницы! Через день корреспондент «Комсомолки» пошел дальше: он выдумал, будто я горделиво назвал свои снимки «игрой ракурсами».
Вся провластная телеграм-сетка бросилась репостить новый канал «Нефельдман»: его анонимный автор снимал митинги Навального, выискивая там школьников, толстяков и пьянчуг. В каждом городе пропагандисты начали поднимать коптер с камерой. Снятые им панорамы редкой толпы якобы доказывали, что я лгу, — хотя на снимках каждый раз было видно пустую сцену; по моим прикидкам, их делали примерно за полчаса до выхода Алексея.
День за днем и неделя за неделей я притворялся, что обвинения меня не задевают. На самом деле я постоянно разглядывал соседей в самолетах, пытаясь прикинуть, кто из них может оказаться автором «Нефельдмана» или пилотом чертова дрона.
Как только мы приезжали за сцену в новом городе, я начинал высматривать рядом жилой дом или офис, чтобы пробраться туда и снять панораму. В Екатеринбурге я треть речи Навального провел у многоэтажки неподалеку, уговаривая консьержа пустить меня в подъезд.
Прямо напротив сцены во Владивостоке стоял советский дом молодежи, который теперь пестрел вывесками: киноцентр, автошкола, клиника. Я стучался в закрытые двери — была суббота, — постепенно спускаясь от верхних этажей к менее удобным для съемки нижним. Наконец я обнаружил пустой незапертый кабинет, последний в длинном коридоре.
Вид на холмы вдалеке и митинг снизу был идеальный, и я подбежал к окну снять пару общих планов и десяток фотографий сцены. Теперь у меня появилось время оглядеться: вокруг явно шел ремонт, справа торчала недостроенная лестница на внутренний балкон, слева лежал строительный мусор и модели самолетов. Внезапно прямо над головой раздался странный шум, будто треск рации. Я понял, что из окна повыше вид будет еще удачнее, и, недолго думая, вскарабкался по ступенькам.
Поднявшись, я сразу осознал свою ошибку. Слева у стены стояла парта, а за ней, недоуменно глядя на меня, сидели двое короткостриженых мужчин в кожаных куртках. На столе перед ними лежали рации. В поисках точки получше я набрел на позицию центра «Э», политической полиции! Мне оставался только один выход: сделать вид, что так надо. Кивнув эшникам, я с невозмутимым лицом подошел к окну, снял панораму митинга и ушел, пока они не опомнились. Выдохнул я лишь через несколько минут, когда залез на сцену — удивительным образом рядом с Навальным я был в куда большей безопасности.
У Алексея во время этого митинга были свои приключения: власти подогнали специальную машину и глушили его радиомикрофон. Навальный пришел в ярость. Он звучал как старый телевизор, куски фраз терялись за скрежетом. За сценой бегали техники, пытаясь найти решение.
Несмотря на это, главную фразу вечера услышала и вся площадь, и сотрудники полиции в кабинете на третьем этаже. На сцену вышел подросток, прославившийся за несколько недель до митинга: его пытались исключить из школы за то, что он на перемене рассматривал значок кампании Навального. Парень записал на диктофон хамские проповеди учителей — а теперь кричал со сцены тысячам людей:
— Ничего! Никогда! Не бойтесь!
«Мечтатели против космонавтов»
электронная книга
аудиокнига
бумажная книга
бумажная книга с автографом автора
