Евгений Фельдман. Мечтатели против космонавтов

Дорогие читатели!

По вашим просьбам мы возобновляем публикацию книги Евгения Фельдмана «Мечтатели против космонавтов» в рубрике Книга с продолжением. Книга будет публиковаться долго, больше месяца. Напомним, что эту рубрику мы специально сделали для российских читателей, которые лишены возможности покупать хорошие книжки хороших авторов. Приходите каждый день, читайте небольшими порциями совершенно бесплатно. А у кого есть возможность купить книгу полностью – вам повезло больше, потому что вы можете купить эту книгу и в аудиоверсии, и в бумажном виде и даже с автографом автора!

Читайте, оставляйте восторженные комментарии!

Редакция Книжного клуба Бабук

Глава 23. Димон и зеленка.
Продолжение

Навального у спецприемника встречала целая толпа, но полиция за пару часов до конца срока увезла политика в отделение на другом конце Москвы. Алексея выпустили без вещей, денег и связи — и только когда он приехал в офис ФБК, стало ясно, что с ним все хорошо.

Две поездки после этого вышли на удивление спокойными, и я готовился к полету в теплую Астрахань — Навальный планировал уехать оттуда в какой-то дом отдыха вместе с семьей и обещал наконец-то дать мне поснимать себя с детьми. Вечером перед вылетом мне позвонила Кира: на Алексея напали на выходе из офиса ФБК, его везут в больницу.

Я примчался туда всего через несколько минут после скорой. К тому моменту уже стало ясно, что в Алексея снова плеснули зеленкой — но теперь едкая жидкость попала прямо в глаз. Мы с Пахомовым сидели в коридоре, а из-за двери раздавались протяжные крики Навального. Когда он вышел, мне почему-то страшно захотелось смеяться — то ли от облегчения из-за того, что Алексей более-менее в порядке, то ли от испуга. Ничего комичного не было: правый глаз Навального был скрыт за отекшим веком, левый слезился, а все лицо неравномерно покрывал зеленый цвет. Я прятал улыбку за камерой.

Это был четверг — день, когда Навальный теперь выступал в прямом ютуб-эфире, общаясь со сторонниками. Из больницы он поехал обратно в офис, и я бросился отбирать фотографии прямо в такси. Алексей попросил кадр для своего инстаграма:

— Выбери мне фильтр сам, все равно ничего не вижу.

Через несколько минут, в туалете офисного центра, его обступили Юлия, Кира и Леонид. До трансляции оставалось минут двадцать, и они в шесть рук стирали с его лица зеленку.

Алексей просидел в эфире целый час, несмотря на боль от ярких софитов:

— Вот у меня бумажка есть, из которой я должен был рассказывать вам всякие новости. И первыми там были новости яхтенного спорта: яхта «Фотиния», принадлежащая Дмитрию Анатольевичу Медведеву, открыла навигацию и прямо сейчас едет из финского города Котка в Плес. Хорошо, я бы сказал это с более-менее розовым лицом, а говорю с более-менее зеленым. По сути это разве меняет что-то?!

За кадром оставался пол студии, усеянный салфетками. Во время перебивок Навальный вытирал слезы, текущие из пострадавшего глаза.

Вскоре стало ясно, что к зеленке подмешали еще какую-то едкую жидкость. У Навального осталось всего пятнадцать процентов зрения на правом глазу, и врачи сказали, что там может образоваться бельмо. Целыми днями Алексей сидел в темной комнате, а в эфир через неделю после нападения вышел в пиратской повязке. Снимать себя он наотрез запретил.

Для лечения ему было необходимо попасть в испанскую клинику — но еще со времен первого приговора по «Кировлесу» у него незаконно изъяли загранпаспорт. Алексей бросился выбивать документ всеми способами. Его иск в ЕСПЧ так и остался лежать без движения, а вот письмо главе российского Совета по правам человека неожиданно помогло: Федотов дал Навальному контакты главы администрации президента, и тот, видимо, скомандовал без задержек оформить паспорт.

Это породило новую волну конспирологии о связях Алексея с Кремлем, но Навальный в те дни толком не общался даже с Волковым и Ярмыш, и штаб не стал давать комментарии.

Я был уверен, что здесь нет поводов для подозрений. Все прошлые атаки на Навального явно конструировались ради унижения, а не увечий. Перегнув, власти попытались сгладить ситуацию — пусть и не стали даже притворяться, будто хотят наказать нападавших. Алексей улетел лечиться и заодно снова получил возможность путешествовать, по которой ужасно скучал.

Удивительным образом паузы в кампании приходились на время, когда мне позарез надо было отвлечься. Пока Алексей сидел после мартовского митинга, я успел провести первые презентации альбома про выборы в США, а в марте привез книгу в Киев.

Я решил заодно рассказать о свежей работе и показывал фотографии Навального. Конечно, тут же посыпались вопросы про его взгляды — Алексея в Украине многие считали имперцем из-за вырванных из контекста высказываний. Я отбивался как мог, пытаясь вернуть разговор к теме политической фотографии.

— Вот у пресс-службы Порошенко были великолепные живые фотографии на годовщину Майдана…

Фотографы президента Украины с тех пор как-то сникли, и я замялся, придумывая, как продолжить мысль, — но тут в зале засмеялись. Оказалось, что личник Порошенко, Михаил Палинчак, сидел прямо передо мной. Мы мгновенно сдружились и следующие дни гуляли по залитому солнцем Крещатику, показывая друг другу свои архивы и часами обсуждая мимику, жесты, силуэты наших героев. Я заваливал Мишу вопросами про условия работы с настоящим президентом — службы протокола, встречи с иностранными лидерами, лампы рассеянного света в американском Белом доме — и рассказывал, каково снимать политика, с которым общаешься без дистанции.

Еще более невероятным было совпадение неприятностей Навального с расписанием игр «Спартака». Чем ближе становилось чемпионство, тем чаще матчи приходились на дни, когда я был в Москве, — и я оказывался с камерой у кромки поля. Эти совпадения были почти мистическими: то игру назначали на редкое воскресенье без открытия штаба, то выступление в столице, запланированное на день матча, срывалось накануне.

Навальный улетел лечиться как раз в те дни, когда «Спартак» выиграл чемпионство, и я смог полностью переключиться на футбол. Во время политических съемок я привычно подавлял эмоции, а тут строил на них всю работу. Я вспоминал годы на фанатской трибуне и снимал, как игроки празднуют титул вместе с болельщиками, прыгая на крышах машин у стадиона. Первый раз я попал в полицию в 2007 году, когда пытался пронести фаер на матч, после которого «Спартак» мог стать чемпионом, — а теперь настало время ехать на выезд в Пермь и орать: «К вам приехал чемпион страны!»

Фанаты клеили стикеры на знаменитую надпись «Счастье не за горами» на набережной, а после игры прорвались на поле, и я был в центре этой толпы, обнимая любимых футболистов и снимая, как их ноги взлетают над головами болельщиков.

Навальный вернулся в Россию всего через несколько дней после операции, но вокруг него продолжали постоянно случаться происшествия.

Во время кампании он старался принимать участие в местных движениях вроде новосибирских протестов против роста цен на коммунальные услуги или челябинской борьбы против строительства горно-обогатительного комбината. Оба раза в толпу засылали провокаторов, нацеленных именно на Навального. В Москве тогда объявили план реновации старых жилых домов. Он подразумевал снос огромного количества зданий — с квартирами, в обустройство которых много лет вкладывались горожане, — и их замену на типовое высотное жилье, уплотняющее и так переполненные районы столицы. Москвичи, затаив дыхание, ждали списки зданий под снос. К маю кампания против реновации вышла на пик, и Навальные почти всей семьей поехали на митинг в центре.

У Алексея под пострадавшим глазом все еще был огромный синяк, поэтому, собираясь, он примерял темные очки, но ехать решил без них. Я впервые за время кампании снимал девятилетнего Захара — он совсем не реагировал на камеру, весело болтая с Юлией. Мы все вместе добрались до митинга на метро: мигранты делали селфи с Алексеем возле эскалаторов, усталые пассажиры в вагонах косились на мою камеру.

На проспекте собралось тысяч двадцать человек, такого в Москве не было со времен протестов на Болотной. Увидев Навального, люди начали стекаться к нему, чтобы поприветствовать. Меня отжали в сторону, но вскоре и Алексей решил выбраться из толчеи и направился к сцене.

Митинг организовывали несколько активистов из разных движений, которые, конечно, разругались к его началу. Стоило Навальному появиться у сцены, кто-то из них попросил полицейских пустить его в огражденное пространство у трибуны. Алексей с семьей встали сбоку, но другая часть организаторов посчитала это провокацией — появление Навального они назвали попыткой прорыва на сцену. Из-за ограждения высыпали полицейские в бронежилетах.

Со сцены закричали: «Оставьте Навального в покое!», проспект недовольно загудел. Силовики обступили Алексея с семьей, вокруг в несколько слоев набились фотографы и операторы. Стояние продолжалось долго, несколько минут. Я пытался прикинуть, что будет дальше, — неужели Алексея без всякого повода задержат на чужом митинге вот так, при сыне? Как лучше встать, чтобы это снять? И что это вообще такое, попытка лишить конкретного человека права на любой протест в Москве?

Через несколько минут силовики выдавили Навальных за ограждение. Захар, оказавшись в кольце полиции, разрыдался; Алексей повернулся к нему, строго тыкая пальцем: «Не плачь!» Семью вывели в соседний переулок, и я, оббегая заборы, помчался туда. Каждый второй прохожий просил Навального сфотографироваться.