Евгений Фельдман. Мечтатели против космонавтов

Дорогие читатели!

По вашим просьбам мы возобновляем публикацию книги Евгения Фельдмана «Мечтатели против космонавтов» в рубрике Книга с продолжением. Книга будет публиковаться долго, больше месяца. Напомним, что эту рубрику мы специально сделали для российских читателей, которые лишены возможности покупать хорошие книжки хороших авторов. Приходите каждый день, читайте небольшими порциями совершенно бесплатно. А у кого есть возможность купить книгу полностью – вам повезло больше, потому что вы можете купить эту книгу и в аудиоверсии, и в бумажном виде и даже с автографом автора!

Читайте, оставляйте восторженные комментарии!

Редакция Книжного клуба Бабук

Глава 23. Димон и зеленка

Россия, сентябрь 2015 — июль 2017

Провал в Костроме лишил Навального оптимизма. Выступая на митинге на окраине Москвы сразу после тех выборов, он звучал отчаянно:

— Основание поступков должно быть моральным. Пусть нас меньше, но наши дети и наши внуки будут ставить нас в пример!

Такая риторика — скорее ценностная, чем инструментальная — проскальзывала в его словах все чаще. Объясняя мне этот поворот, Алексей говорил, что в условиях реальных репрессий протестующим необходимо вдохновение:

— Нужно каждый день объяснять себе, почему ты это делаешь.

Демократическая коалиция развалилась на самом старте выборов в Госдуму в 2016 году. Ее осколки пытались пройти в парламент по одномандатным округам, но Навальный и его команда лишь вяло призывали голосовать за любую партию, кроме «Единой России». Их собственную партию, которую они раз за разом проводили через бюрократическую полосу препятствий, так и не зарегистрировали.

Фонд борьбы с коррупцией сконцентрировался на расследованиях: про джет для корги первого вице-премьера Шувалова, про «домик для уточки» в огромном поместье премьер-министра Медведева, про связь генпрокурора Чайки с бандой убийц. Каждый раз Жора Албуров запускал дрон над роскошными резиденциями чиновников. Постепенно видеорасследования превратились в настоящие короткометражные фильмы и стали собирать миллионы просмотров.

Когда я уволился из «Новой газеты», Навальный позвал меня в офис ФБК и предложил съездить с их командой к еще одной усадьбе Медведева, где-то под Курском. Я должен был поснимать запуск дрона и окрестности — и заодно помочь с расспросами жителей соседнего села, последив, чтобы разговоры соответствовали журналистским принципам.

Это сразу привело к спору: Жора порывался купить сельчанам водки, чтобы их разговорить, а я убеждал его, что такой подкуп источников неприемлем. К счастью, конфликт между этикой и прагматикой так и остался теоретическим, потому что все, кого мы встречали, сами с удовольствием рассказывали про охранников, которых расставляют под кустами во время редких приездов премьера.

Я силился вспомнить рассказы знакомых операторов о том, как снимать короткие перебивки для удобства монтажеров. С фактурой проблем не было: куда-то брела стая гусей, корова жевала траву, а ветер колыхал полуоторвавшийся плакат цветов российского флага, прикрывавший дыру на сарае. Вокруг стояли абсолютно нищие дома.

Мы с Жорой старались быть максимально неприметными, но выглядели явно чужеродно — особенно когда он посреди какого-то поля достал очки виртуальной реальности и запустил дрон.

Осенью 2016 года я был так поглощен американскими выборами, что не замечал даже самые жирные намеки Навального на будущую кампанию: когда я снимал его во время интервью, на вопрос про выдвижение в президенты он ответил, что «не хочет делать сенсацию из этого разговора».

Поводом для интервью стал новый процесс по делу «Кировлеса». Европейский суд по правам человека вынудил Верховный суд отменить приговор, и теперь на Навального не распространялся специально принятый закон, лишающий осужденных возможности избираться. Из-за этого в Кирове спешно начали новое рассмотрение, и оно выглядело диким экспериментом, будто сумасшедший ученый сверял Россию 2016 года с Россией 2013-го.

В том же зале собрались те же подсудимые, те же адвокаты, а то же обвинение читали те же прокуроры, пусть и с новыми звездочками на погонах. Но все мелочи вокруг изменились. Пикеты в поддержку Навального запретили — зато политика преследовала стайка гопников, которая то кричала, что «вор должен сидеть в тюрьме», то пыталась набросить на него робу. Либеральный губернатор Никита Белых находился в СИЗО по странному обвинению во взяточничестве. Из журналистской тусовки, каждую неделю приезжавшей в Киров, остались только мы с Ильей Барабановым — почти все уехали из России. На балкончике для прессы было пусто: пропаганда решила полностью игнорировать процесс. Олег Навальный провожал Алексея на первый приговор, а теперь сидел в тюрьме.

Даже мой стиль съемки изменился. Мне все сильнее нравилось предельно открывать диафрагму, разделяя планы кадра размытием — так я мог направлять внимание зрителя. Лучше всего с этим справлялись объективы-фиксы, но я никак не решался фотографировать ими постоянно, боясь ошибиться.

Кировским вечером, в ранних зимних сумерках, Навальный с Офицеровым брели по заснеженной улице — а я шел рядом, и на камере у меня оказался как раз 35-миллиметровый фикс.

Случайно снятый кадр утром вышел на первой полосе «Ведомостей». В нем так идеально сложилась геометрия и таким красивым было размытие, что я решил рискнуть и потратил гонорары за первые месяцы фриланса на только что вышедшую новую версию такого объектива. С тех пор на моей камере почти всегда был накручен именно он.

К февралю 2017 года с объявления о старте кампании прошло почти два месяца. Казалось, что Навальный сосредоточился на суде (там приближался приговор), а его команда — на сборе денег и поиске волонтеров. И тут меня разбудило сообщение арт-директора ФБК Лены Марус:

«А какие у тебя планы на 4 февраля? В Питер не хочешь? Нам нужны фотки нашего мальчика среди живых людей. Волонтеры, люди, все живые, наш мальчик тоже живой (но не сутулится и излучает добро)».

В качестве образца Марус прислала мне снимки канадского премьера Джастина Трюдо с какого-то митинга, а в моей голове замелькали кадры Пита Соузы, личного фотографа Барака Обамы. Самые интересные из них были сняты не на публике, а за кулисами: вот президент бежит наперегонки со своим псом, вот оттопыренные уши политика рифмуются с ушами человека в костюме кролика, вот Обама нежно прислоняется к жене в грузовом лифте, а стоящие рядом официанты смущенно отворачиваются.

Наутро после последнего слова в Кирове — прокуроры попросили условный срок, а Навальный ехидно говорил: «Без обид, ваша честь, но в этот раз мне вообще не понравилось» — мы встретились в московском аэропорту, и я с ходу начал нащупывать жанр, снимая Навального в прозрачном рукаве, тянущемся к самолету. В полете Алексей принялся читать, а я крутился рядом, встраивая его силуэт в контур окна и просовывая камеру между соседних сидений. Наконец я перебрал все возможные ракурсы, и мы разговорились с Марус, Волковым и Рубановым — руководители ФБК все вместе полетели открывать первый штаб.

— А Алексей что, правда всегда летает экономом?
— Ну да.
— А чего вы это не снимаете-то?

Оказалось, что все их попытки показывать, как Навальный, например, ездит на метро, разбиваются о крики, что это постановка. У меня в голове будто сошелся пазл.

— Так вам никто не верит, потому что вы всегда картинку стараетесь контролировать, чтобы она была красивой и приглаженной. Давайте сделаем проект, в котором будет эконом, с одной стороны, а с другой — видно, что у Алексея двойной подбородок. Без второго первое не может работать.

Я почувствовал дикий кураж и бросился выискивать сюжеты: вот команда Навального в зале прилета идет мимо человека с воздушным шариком в форме Микки-Мауса, а вот Алексей в ожидании выступления пьет чай в кафе, и косая тень эффектно разделяет его лицо пополам. Наконец-то я мог снимать человека, за которым следил семь лет, без ограничений, а не только на сцене и скамье подсудимых.

Вечерняя съемка в забитом штабе показала мне, что к доступу необходимо добавить независимость. После короткой речи и ответов на вопросы Навальный стал фотографироваться со всеми пришедшими. Свет падал на людей странными ярко-зелеными пятнами, а Алексей стоял в темноте. Я понимал, что снимаю под заказ кампании — а значит, должен нарушить правила документалистики и выстроить красивую сцену вручную. Я взгромоздился на стул посреди зала, прикинул место с приличным световым пятном и переставил Навального туда — и в этот момент понял, что не хочу влиять на собственные снимки, даже когда формально имею на это право.

До позднего вечера я бродил по городу, продумывая контуры возможной договоренности. Штаб мог бы платить мне небольшой гонорар за каждый съемочный день, даже меньший, чем платили небогатые независимые СМИ. А я бы публиковал репортажи в специальном фотоблоге. Его независимость подкрепили бы два манифеста — мой и Навального, — в которых я бы объяснял всю эту схему, а Алексей публично гарантировал мою автономность.

Через несколько дней штаб согласился с моим предложением. Единственное, о чем попросил меня Рубанов, — постараться не снимать Алексея жующим. Конечно, в первой же следующей поездке я нарушил эту границу — просто чтобы все вокруг привыкали, что я постоянно снимаю.

После американских выборов, где я иногда часами умолял сотрудников пресс-службы пустить меня в самый дальний угол на митинге, я теперь мог целыми днями снимать кандидата в самолетах и подсобках. Ни один политик в мире не доверил бы стороннему журналисту такой доступ, и я хотел использовать шанс по полной.