Евгений Фельдман. Мечтатели против космонавтов

Дорогие читатели!

По вашим просьбам мы возобновляем публикацию книги Евгения Фельдмана «Мечтатели против космонавтов» в рубрике Книга с продолжением. Книга будет публиковаться долго, больше месяца. Напомним, что эту рубрику мы специально сделали для российских читателей, которые лишены возможности покупать хорошие книжки хороших авторов. Приходите каждый день, читайте небольшими порциями совершенно бесплатно. А у кого есть возможность купить книгу полностью – вам повезло больше, потому что вы можете купить эту книгу и в аудиоверсии, и в бумажном виде и даже с автографом автора!

Читайте, оставляйте восторженные комментарии!

Редакция Книжного клуба Бабук

Глава 18. Звуки выстрелов в Зоне Завтрака

Продолжение

Российский фотограф и пишущий американец — сепаратисты не понимали, как относиться к нам с Миллером, и зависали, как старый компьютер. Мы научились использовать их замешательство, чтобы уговорить нас куда-нибудь пустить. В Иловайске было ровно так же: оторопевшие работники комендатуры покорно написали на листочке адреса, где на «работах» находятся пленные, и мы поехали туда.

Первой такой точкой оказался старый гараж. В работах по «восстановлению города» было больше унижения, чем смысла: пленные вяло стаскивали с крыши разбитые куски шифера. Конвоир Андрей, мордатый мужчина со спичкой во рту и винтовкой в руках, раздувался от важности, посматривая то в мою камеру, то на украинцев, стоящих наверху.

Потом Андрей предложил сигареты пленным. Он явно хотел показать свое благородство и хвастливо рассказал нам, в каких прекрасных условиях держат украинцев: мол, им дают мыться и иногда даже включают комедии по телевизору. Стоящий рядом солдат закивал — сказал, что их хорошо кормят, пускай лишь хлебом и кашей. «Мы стали понимать друг друга», — сказал он, глядя на вооруженного конвоира.

Скучная беседа без лишних подробностей тянулась дальше, и я интуитивно решил отойти от занятых разговором Криса и Андрея, чтобы проверить слова пленного. На крыше с молотком в руках стоял еще один украинский солдат — в ушан-ке и грязной куртке. Стараясь двигаться тихо, не привлекая внимания конвоира, и аккуратно, чтобы не свалиться с полуразбитой крыши гаража, я подошел поближе.

— Можно с вами поговорить? Скажите, вас бьют? В каких условиях вас держат?

Пленный пожал плечами. Сказал, что не бьют — но кормят еле-еле. Спать приходилось в бараке, кишащем насекомыми, и за два месяца ни разу не дали сменить нижнее белье. Конвоиры постоянно унижали пленных, добиваясь заявлений о раскаянии, а у некоторых из них развился стокгольмский синдром. Солдат добавил, что боится расстрела, и попросил не упоминать его имя, но в его словах сквозил не яростный страх за свою жизнь, а вялый испуг сломленного человека. Еще один пленный рассказал, что старается не думать о прошлом и будущем, чтобы не сойти с ума: в первые дни, когда пленных постоянно избивали в подвалах, он был близок к самоубийству.

Второй адрес на листочке привел нас к разбитой хрущевке. Лестницу усеивали кирпичи, выбитые из стен. На верхнем этаже, в выгоревшей и полуобвалившейся комнате, «работали» пять человек.

— Скажите, пожалуйста, можно ли вас снимать? — спросил я с порога. Конвоир, седой безоружный мужчина в дешевом пальто, явно был ошарашен — даже не содержанием вопроса, а вообще отношением к пленным как к людям. Четверо махнули руками и разрешили, но бородатый солдат у дальней стены резко ответил: «Нет!» Я демонстративно убрал камеру за спину, а потом встал так, чтобы он не попадал в кадр.

Все остальные сгрудились вокруг нас с Миллером, рассказывая об условиях в бараке и августовских боях за Иловайск. За окном виднелись гаражи, поля, какая-то деревенька. Возле того, что раньше было проемом балконной двери, в ведре горел огонь. Сами собой начались перекур и перерыв. Наш приезд будто разорвал выстроенную сепаратистами иллюзию, что оппонентов получится «перевоспитать»: в тот момент они явно не чувствовали себя беззащитными пленными.

Минут через двадцать я тихонько отошел от остальных к мужчине, который потребовал не снимать, — все это время он наблюдал за нами издалека. Я объяснил, что мы с Крисом обманываем конвоиров, расходясь в разные стороны ради возможности поговорить честно.

Он усмехнулся и рассказал, как несколькими днями ранее их в бараке снимал фотограф ТАССа. Пленные просили не фотографировать их личные вещи, но тому было все равно. «Я вижу, что ты нормальный. Снимай что хочешь», — сказал мужчина и представился: Руслан Тынкалюк. Я снял несколько портретов: его четко очерченное лицо красиво выделялось на фоне темной обожженной стены.

Руслан рассказал, что он родом из села под Ивано-Франковском и в армию пошел добровольцем. Он тоже вспоминал нападение на колонну украинских солдат, выходивших из Иловайска по вроде как согласованному коридору: себя называл везунчиком, потому что сотни других погибли. Потом его держали в подвалах, а теперь заставляли работать от рассвета до заката — и, главное, не давали сообщить семье, что он жив и здоров. Я переспросил, точно ли можно это публиковать. Пленный кивнул.

Через несколько минут, когда конвоира куда-то отозвали, Руслан продиктовал мне контакты своей сестры. Тем же вечером я написал ей и прислал фотографии.