Издательство BAbookЕвгений Фельдман. Мечтатели против космонавтов
Дорогие читатели!
По вашим просьбам мы возобновляем публикацию книги Евгения Фельдмана «Мечтатели против космонавтов» в рубрике Книга с продолжением. Книга будет публиковаться долго, больше месяца. Напомним, что эту рубрику мы специально сделали для российских читателей, которые лишены возможности покупать хорошие книжки хороших авторов. Приходите каждый день, читайте небольшими порциями совершенно бесплатно. А у кого есть возможность купить книгу полностью – вам повезло больше, потому что вы можете купить эту книгу и в аудиоверсии, и в бумажном виде и даже с автографом автора!
Читайте, оставляйте восторженные комментарии!
Редакция Книжного клуба Бабук
Глава 14. Аннексия
Продолжение
Молчаливая анонимность российской армии оставляла спасительную лазейку. Просыпаясь, я каждое утро давал себе пару минут самообмана. Глядя в потолок, я рассуждал, что это же просто смешно — российские войска силой берут Крым. Что за чушь! Наверно, это турки, и вот почему… Я знал, что уже через час нырну в новый удушающий день на полуострове.
Каждый выезд начинался с таксистов: они обманывали в любой мелочи, а потом спрашивали, кто мы, — и, услышав про опыт Майдана, срывались в пересказ пропаганды: «бендеровцы» стояли в Киеве за деньги, а потом сами себя убили. Иногда, закипев, я пересказывал им сложную судьбу Степана Бандеры, а чаще просто включал в наушниках «Воинов света».
Рядом с целью — заблокированной воинской базой или кораблем — мы натыкались на местных зевак. Они вечно начинали бормотать: «Поубивать бы вас всех, журналистов» — или шептаться, называя нас врагами. Изредка мне удавалось расспросить их про взгляды, и чаще всего они говорили, что хотят независимости полуострова. Впрочем, почти всегда ответы были удивительно прагматичны: Украина, мол, совсем забросила нашу инфраструктуру, а в России большие пенсии и зарплаты. Каждый верил, что в Киеве мечтают запретить русский язык; у каждого были знакомые, которым платили за участие в антимайдане, а значит, рассуждали они, и майдановцы выходили на площадь за деньги. Попытки рассказать, как на самом деле выглядел протест, всех только раздражали.
Потом мы утыкались в казаков или самооборонцев. Они вроде как действовали спонтанно, по велению души, но их выдавала общая атрибутика: на каждого нацепили по георгиевской ленте, превратив символ памяти в жест агрессивного патриотизма. Люди с ленточками словно противопоставлялись выдуманным «бандеровцам» на Майдане. Новые хозяева положения явно наслаждались нежданной властью и вели себя предельно грубо и важно. Мы часами умоляли, чтобы нам не мешали работать, но они лишь лыбились в ответ, — а один раз даже повалили меня на землю, пытаясь отнять камеру. Казаки с самооборонцами работали по расписанию — к вечеру они исчезали.
Пробившись к украинским базам, мы наконец-то могли работать спокойно. По обе стороны забора скучали молчаливые солдаты с автоматами без магазинов — казалось, все они понимали, что исход определится не в бою. Острее всего ситуация была возле заблокированных в бухте Севастополя украинских судов: россияне угрожали штурмом, и экипаж проводил учения, прикрывая борты матрасами, чтобы защититься от абордажа.
Однажды мы вплотную подобрались к заблокированному стометровому «Славутичу». Родные моряков по веревке передавали на борт пакет с курицей, матрос прислонился к лееру, пряча в ладони сигарету, и пустым взглядом смотрел перед собой, труба играла гимн Украины перед ночным отбоем.
Тем же вечером мы наткнулись на спонтанный митинг в Севастополе. В толпе обещали «порвать Яценюка» и кричали «вставайте!» людям из восточной Украины. Горожане праздновали перенос референдума о присоединении Крыма к России: его сначала назначили на 25 мая, потом на 30 марта, а теперь голосование передвинули еще ближе, на 16-е. Суета вокруг выдуманной и нелегитимной процедуры была для этих людей лишним доказательством того, что их победа близка.
Через неделю эта рутина стала невыносимой. Я решил найти новые, необычные сюжеты и узнал про село в Херсонской области, с одной стороны которого встал блокпост под российским флагом, а с другой — под украинским. В это село, Чонгар, ходило всего две электрички в день, и в пять утра я, чертыхаясь, забрался в первую из них.
Выезжая из Крыма на материк, старый советский поезд с деревянными скамьями и грязными окнами тащился по дамбе между заливов. С обеих сторон до горизонта была видна лишь вода, такая же серая, как стекла электрички и небо над ней. Когда поезд остановился в чистом поле, я спрыгнул на землю.
Вокруг не было ни единого холма или здания, и ветер сбивал с ног. Пригибаясь и дрожа от холода, я потащился к селу. У двухэтажного здания администрации стоял посеребренный солдат — его плащ будто бы трепало тем же ветром, который мучил меня. Везде, даже на одинокой автобусной остановке, развевались флаги Украины.
Я вышел на шоссе и двинулся обратно, в сторону Крыма. Уже через несколько минут я уперся в очередь из фур: впереди действительно стоял блокпост. Слева, у недостроенного кафе в виде замка, торчали брезентовые палатки с бело-сине-красными флагами. Справа, в поле, через равные промежутки была раскопана земля. Машины направляли через змейку из бетонных блоков и покрышек.
Здесь чувствовалась назревающая война: солдаты напряженно озирались, примкнув к автоматам магазины, сбоку виднелись вкопанные БТРы. Несколько минут я снимал издалека, не пытаясь прятаться. Я понимал, что рано или поздно мне придется подойти к бойцам, — но они сами меня окликнули. Кто-то сбоку передернул затвор, и я, подняв руки, медленно пошел вперед.
— Я из Москвы! — я знал, что могу надеяться только на российский паспорт. Солдаты переглянулись и неожиданно согласились, чтобы я поснимал лагерь; запретили фотографировать лишь вкопанную технику. Один из бойцов вызвался меня сопровождать, и я с трудом не выдал своего удивления, заметив на синем камуфляже надпись «Мiлiцiя». Это были бойцы «Беркута»!
Их блокпост до смешного напоминал баррикады майдана: покрышки, бочка для огня, стена из мешков с песком. Мне показали походный храм в одной из брезентовых палаток — такие же я видел и в Киеве. Беркутовцев в лагере было много, и некоторые, рисуясь, щелкали автоматами вслед мне и моему проводнику.
Хотелось побыстрее перенестись как можно дальше, но я понимал, что у меня есть шанс снять то, чего еще никто не видел, и уговорил пустить меня в одну из палаток. Там был дощатый настил на утоптанной земле, камуфляжные спальники, иконка, на которую падал свет из прорези в потолке, и пледы, развешанные по стенам ради хоть какой-то защиты от ветра.
Мы вернулись к блокпосту, и я решил напоследок спросить про перекопанное поле. Местные жители уверяли, что ямы нужны для будущих пограничных столбов. «Там мины», — спокойно ответил мой проводник. Я пригляделся и увидел, что рядом с холмиками стоят деревянные таблички: черным по красному «Опасно для жизни!», а рядом череп и кости.
Солдаты запретили это фотографировать, но журналистский кураж не дал мне остановиться. Я попрощался и пошел обратно в сторону села, на ходу украдкой меняя широкоугольный объектив на телевик. Передняя линия минного поля была метрах в тридцати от блокпоста. Поравнявшись с ней, я резко развернулся и начал снимать.
Несколько секунд я делал вид, что не слышу криков: «Эээ!» А потом пошел дальше, отчаянно надеясь, что за мной не погонятся.
Через сотню метров ко мне подъехал бежевый жигуль. Неприметный водитель предложил подвезти, мы разговорились, и я рассказал, что работаю журналистом и снимал блокпост. Я вышел у безликого придорожного кафе неподалеку: на всякий случай мне хотелось побыстрее отправить фотографии в редакцию.
Краем глаза я видел, что водитель увязался за мной в кафе, а минут через десять он подсел и начал просить показать снимки. Довольно быстро я понял, что это украинский разведчик, — он терся у российского блокпоста в надежде выведать позиции врагов, и тут подвернулся я. Помогать любым военным мне не хотелось, но и деваться было некуда.
Я сказал, что готов показать фотографии в обмен на разрешение поснимать на украинском блокпосту. Пока разведчик ходил звонить начальству, я спрятал на жестком диске изначальную съемку, оставив на виду лишь отбор — те кадры, которые и так вот-вот должны были выйти на сайте «Новой». Уже через десять минут я был на блокпосту под желто-синим флагом, где меня первым делом завели в какую-то бытовку и попросили показать снимки. Это выглядело как деловитый обмен шпионами в голливудском фильме: украинцы не пытались выведать у меня подробности, а я не расспрашивал их о службе.
Здесь тоже всерьез готовились воевать: позицию минометчиков укрывала сетка, сбоку стоял БТР, а два бойца прятались от ветра у автофургончика, выставив наружу пулеметы. Украинцы запретили мне снимать лишь лежку снайпера.
Уже через несколько часов после публикации мое имя попало в тренды американского твиттера, а Джим Робертс впервые купил у меня фотографии для Mashable. Наутро в Чонгар потянулись журналисты, но их к блокпостам уже не пустили. Через несколько дней минное поле обсуждали на очередном заседании Совета безопасности ООН. Делегация России все отрицала.
Продолжение следует.
«Мечтатели против космонавтов»
электронная книга
аудиокнига
бумажная книга
бумажная книга с автографом автора
