МОЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ ПРЕМИЯ. НЕЙТАН ХИЛЛ

ШАГ НАВСТРЕЧУ ХАОСУ

Мечта современного автора - создать большой роман, который отвечал бы на большой вопрос «как жить?» на современном материале, то есть с использованием мириада подробностей и обыкновений именно современной, а не XIX века жизни. Внешне это может выражаться в том, его герои будут разговаривать о смысле жизни не в качестве русских мальчиков в трактире, а в качестве разбросанных по всем континентам пользователей в социальной сети. Но в настоящем смысле, и это каждый ставящий себе большую задачу автор понимает, дело все-таки не в технико-бытовом антураже. Хочется романа о сущностных вопросах жизни - дело именно в этом. 

Очевидно, что американский прозаик Нейтан Хилл об этом именно и думал, когда писал роман «Велнесс» (М.: Фантом Пресс. 2024. Перевод с английского Анны Гайденко) - книгу о положении, реальном и самоощущаемом, в котором находится современный человек в современном мире, незаметно подступившем во всей своей ошеломляющей неузнаваемости. Этот мир требует от оказавшихся в нем людей не просто иных практических навыков, нежели те, которые были необходимы им всего пятнадцать лет назад, но и иного поведения, иного представления о допустимом в социуме, иных отношений с близкими, иного подхода к воспитанию детей, причем иного не только в сравнении с тем, который был принят у их родителей, но уже и с тем, который сами они практиковали по отношению к своим детям еще совсем недавно. Этот как-то очень быстро, буквально за одну фазу жизни одного поколения соткавшийся мир устроен таким образом, что человек, неизмеримо более физически и житейски защищенный теперь, чем когда-либо прежде, оказывается в нем совершенно беззащитен перед самим его устройством. И что ему в этом новом устройстве делать с собой, несовершенным и уязвимым, этот классический «маленький человек» не понимает. 

На всей своей протяженности роман «Велнесс» неопровержимо доказывает, что у человека и нет шанса это понять. Сначала кажется, что его главные герои Джек и Элизабет, муж и жена, приходят в своем среднем возрасте к такому же экзистенциальному кризису, к которому приходили и будут приходить в этом возрасте миллионы людей во все времена. 

Брак, начавшийся в юности с большой любви - страницы, на которых описывается, как Джек и Элизабет подсматривают друг за другом в находящихся друг напротив друга окнах их съемных квартир, так же трепетны и прекрасны, как те, на которых описано их знакомство и первое свидание, - превратился в тягостное для обоих совместное существование. 

Желанный и любимый ребенок в свои младшие школьные годы не отрывается от «Майнкрафт», смотрит на родителей остекленевшим взглядом и устраивает истерики при небольшом столкновении с социумом. 

Отец, с которым Джек после долгого разрыва восстановил отношения через фейсбук, живет конспирологическими теориями, и отношения с ним поэтому сводятся к тому, что сын пишет опровержения его бредовых постов. 

Представления Джек и Элизабет о том, какой должна быть их строящаяся новая квартира, в которую они вложили все свои сбережения, расходятся радикальным образом. 

Супружеский секс превратился в нечто такое же тягостное, как и все остальное в их жизни. 

Даже их любимый чикагский район, которые в 90-е годы был средоточием вольного творческого духа, «стал районом яппи, просто в богемной стилистике». 

А главное, куда-то испарилась незаурядность каждого из них, причем как в глазах партнера, так и в собственных глазах. Джек, чьи фотовыставки в его молодости привлекали общее внимание, превратился в одного из бесчисленных художников, о которых говорят, что у них позади большое будущее, и сам это сознает. Главным жизненным достижением Элизабет, которая изучала в университете множество предметов, позволяющих составить точный психологический портрет современного человека, стала пиар-атака, давшая возможность одной авиакомпании безнаказанно ухудшить обслуживание пассажиров. Все же прочие знания пригодились Элизабет лишь для того, чтобы руководить странной организацией под названием «Велнесс», которая исследует воздействие плацебо, то есть занимается изучением «контекста, ожиданий, символов, метафор и историй, которые могут заставить людей поверить в любые иллюзии», и использует этот эффект в своей работе сомнительного толка. 

Пройдя через изматывающие этапы семейного неблагополучия, Элизабет задумывается, «не может ли их с Джеком история на самом деле быть плацебо в красивой обложке, выдумкой, в которую они оба поверили, потому что она заставила их почувствовать себя особенными. И, может быть, любовь в целом — это просто плацебо, и, может быть, каждая церемония бракосочетания — часть тщательно продуманной упаковки этого плацебо, его терапевтический контекст. И стоило ей подумать об этом, как она поняла, что спектакль окончен: их с Джеком история для нее — точно так же, как для ее клиентов в “Велнесс”, когда они узнавали правду о фейковых методах лечения, — перестала быть убедительной».

И трудно не согласиться с мнением полиаморной семейной пары, с которой Элизабет и Джек знакомятся в тщетной попытке сделать погорячее свой затухающий секс: «Твой муж фотографирует ничто, ты прописываешь людям ничто. Он фиксирует ничто на пленку, а ты добавляешь ничто в таблетки. Он занимается искусством ничего, ты —наукой ничего. Вы оба этим одержимы: ничем, пустотой, пробелом, отсутствием». 

Джек и Элизабет - умные, образованные, самостоятельно мыслящие люди. Но чем ближе автор знакомит читателя с их прошлым, тем очевиднее становится, что у них так же нет шансов выпутаться из сплетения обстоятельств, определяющих их жизни, как нет такого шанса у отца Джека, человека без образования, без навыков самостоятельного мышления и без знания правил жизни в социальных сетях. Представлениями отца Джека о жизни руководят сетевые алгоритмы, легко создающие для него иллюзию, что он якобы понимает, как всё на самом деле устроено, при том, что на самом деле он лишь бессилен перед тем, что «мир превратился в один большой гипертекст, и никто не умеет его читать. Это неуправляемый хаос, где люди создают любую историю, какую захотят, из бесчисленных доступных фрагментов».

Джек же и Элизабет, умеющие управляться с сетевыми алгоритмами, безнадежно уничтожены другим - тем, что банально называется детской травмой. У каждого из них она своя, но психика обоих сломана родителями. Когда на ранний, то есть самый опасный надлом падает груз жизни, выбраться из-под такой тяжести могут не многие. Ни Джек, ни Элизабет не являются титанами, которым это было бы по силам. 

И вот уже Элизабет задыхается в паутине своих знаний об устройстве всего и вся в этом мире, не может испытывать никаких чувств, потому что ее разум автоматически их препарирует, и говорит себе: «Возможно, что-то внутри нее сломано. Возможно, она чувствует не то, что должна чувствовать. Возможно, она понимает любовь не как эмоцию, а как теоретическую модель, и у нее есть психологическая, нейробиологическая, а может, даже алгоритмическая концепция любви — то есть просто хорошо продуманная симуляция того, что чувствуют настоящие люди, когда испытывают настоящую любовь». 

А ее университетский профессор объясняет ей: «Мы живем в мире, где с уверенностью туго, моя дорогая. Мы живем в мире нарастающего по экспоненте хаоса, в эпоху, когда кажется, что чем больше мы знаем, тем меньше понимаем, когда модно приписывать тайные бессознательные мотивы любому поведению, и поэтому начинаешь сомневаться в том, что твои сокровенные мысли и чувства на самом деле твои». 

«Велнесс» открывает читателю много неожиданного - и о человеческой психологии, и о современном мироустройстве (многостраничный перечень книг и статей, которые автор прочитал, чтобы об этом написать, весьма впечатляет), и о себе самом. Этот роман написан Нейтаном Хиллом с той свободой, которую дает писателю ясное понимание своей задачи. Как Достоевский использует в «Братьях Карамазовых» и детективную интригу, и философский трактат, отданный в авторство чёрту, и притчу в виде «Легенды о Великом Инквизиторе», так и Хилл вкрапляет в свой «Велнесс», например, научно-популярную статью о теории алгоритмов. Глубина этих двух текстов едва ли должна подлежать сравнительной оценке, но этот прием в них общий, и это один из органичных приемов словесности, которая, по Иосифу Бродскому, есть дочь свободы. 

Выход же из стальной паутины, в которую попали главные герои «Велнесса», после всего, что о них было написано на протяжении сотен страниц, к финалу должен казаться безнадежным. Но почему-то не кажется… Возможно, потому что - и это не просто чувствуется в отдельных эпизодах, а пронизывает весь текст, - в этом романе очень много жизни, существующей во всей своей красочной полноте. Только что описывались алгоритмы фейсбука - и вот их сменяет рассказ о детстве Джека, прошедшем в Великих Прериях: «Это был ветер, который в засушливые годы налетал с такой силой, что казалось, будто он приносит с собой весь Пыльный котел, ветер сухой и горячий, который дул из Техаса и Оклахомы и расцвечивал небо в бледный красноватый оттенок южной глины. Джек любил ветер, любил смотреть, как он взаимодействует с окружающим миром, как его форма проявляется в припадающих к земле травах, в вихрях, которые закручивают ветки и поднимают пыль, в этих крошечных водоворотах, исчезающих в считаные секунды. Или в том, как стайка скворцов в небе вдруг меняет курс на полпути, потому что на их плотный строй обрушился шквал. Или в том, как ястреб, пойманный встречным порывом, неподвижно зависает на месте, словно привязанный воздушный змей, а потом, слегка повернув крыло, стремительно несется в противоположном направлении. Высунувшись из окна своей комнаты наверху, Джек любовался этим миром, который невооруженному глазу казался пустым и неподвижным, но Джек знал, что он полон жизни, взбудоражен и весь трепещет».

Эта пронизанность жизнью - не только в описаниях природы или состояний человека. На ней основан саспенс этого романа - весь текст, в самых разных по жанру его фрагментах, захватывает именно ею, а вовсе не тем, что автор произвел работу по сбору той или иной актуальной информации и вплел ее в сюжет. Поэтому когда в финале вдруг оказывается, что все составные части душащей героев паутины - отношений Джека с отцом в прошлом и настоящем, отношений Элизабет с маленьким сыном, всех ее мотиваций в юности и в зрелые годы - были на самом деле устроены совсем не так, как героям представлялось, это не кажется нарочитым. Словно прорывается искусственно возведенная преграда, и живой поток событий и чувств подхватывает героев. Вот он, тот волшебный шанс, который неожиданно для себя получает человек в казавшихся безнадежными обстоятельствах жизни! 

«Созданы ли они друг для друга? Подходит ли он ей? Она не знала. Сейчас она ничего не могла сказать наверняка. Она не была уверена, что когда-нибудь полюбит Джека так беззаветно, так безоговорочно, как ему нужно. Она понимала, что его любовь ждет ее в какой-то фантастической вышине, и сомневалась, что сумеет туда добраться, что ее сердце на это способно. Но она знала, что сейчас любит его. И, вероятно, будет любить его завтра. И, может быть, этого достаточно. Может быть, ей и не нужно ни в чем быть уверенной. Может быть, человеческое сердце просто очень несуразно устроено, и романтические отношения крайне ненадежны, а будущее не определено, но это нормально. Может быть, это и есть настоящая любовь: шаг навстречу хаосу».

По видимости это понимание, пришедшее к Элизабет, относится только к их с Джеком отношениям. Но по сути оно касается всего, чем наполнен и переполнен этот роман, - ко всему, что составляет современную жизнь, такую сложную, новую, непонятную. 

Она очень изменилась за последние недолгие годы, это правда. Но способ с ней сладить - бесстрашный шаг навстречу ее хаосу - не изменился совсем. И вряд ли когда-нибудь изменится.