Издательство BAbookДмитрий Губин. Германия, где я теперь живу
Дорогие читатели!
Мы продолжаем публиковать книгу Дмитрия Губина «Германия, где я теперь живу». Книга будет публиковаться долго, больше месяца. Напомним, что эту рубрику мы специально сделали для российских читателей, которые лишены возможности покупать хорошие книжки хороших авторов. Приходите каждый день, читайте небольшими порциями совершенно бесплатно. А у кого есть возможность купить книгу полностью – вам повезло больше, потому что вы можете купить эту книгу еще и в аудио версии. Книгу совершенно замечательно прочитал сам автор.
Читайте, слушайте, с нетерпением ждем ваши комментарии!
Редакция Книжного клуба Бабук
Сегодня я здорово испугался. Когда ехал на велосипеде по аллее Конрада Аденауэра — это такой большой бульвар в Аугсбурге. С некоторых пор часть его стала Fahrradstraße, велосипедной улицей, о чем предупреждают огромные знаки на асфальте. Это не значит, что автомобильное движение здесь запрещено, но значит, что есть ограничение скорости (30 км/ч) и что у велосипедистов есть приоритет. Ну, а трамваи по аллее как ходили, так и ходят, не пересекаясь с велосипедистами никак… И вдруг мне показалось, что меня по трамвайным путям обгоняет танк. Здоровенный. С крестами на покрытой камуфляжной раскраской броне… Сильное, должен сказать, ощущение.
Но это был трамвай. Раскрашенный под танк. С рекламой службы в бундесвере на всех своих семи вагонах.
Трамваи с рекламой на бортах — в Аугсбурге дело привычное. Но вот чтобы рекламировать службу в армии — такое я видел впервые. Впрочем, слоган рекрутинговой службы бундесвера: «У нас движутся вперед, а не стоят на месте», — духу трамвайного траффика соответствовал больше, чем реклама диванов из мебельной сети «Зегмюллер».
Еще в 2010-х такую рекламу бундесвера трудно было представить. В 2011-м в Германии отменили военный призыв. Бундесвер сократился с полумиллионной армии до 170 тысяч контрактников. Пацифисты (их было много) задавались логичным вопросом: зачем вообще тратить деньги на армию, если пришел конец противостоянию с «империей зла»? Американский военный зонтик, прикрывавший ФРГ от коммунистической угрозы, потерял смысл, как теряет смысл зонт безоблачным летом. В 1990-м в Германии было расквартировано 200 000 американских солдат (в ГДР — 400 000 советских). Вскоре советских войск не осталось вообще, а американских к 2023 году было 38 000. Демилитаризованные плацы, полигоны, склады пережили конверсию. В Аугсбурге, например, на месте американских Шеридан-казарм (где даже звук «ш» в названии обозначался английским «sh», а не немецким «sch») были разбиты sh’икарные дизайнерские парки с лабиринтами, рампами, игровыми площадками и экзотическими деревьями.
В общем, когда страх войны умер, люди в военной форме на улицах стали выглядеть инородно. А в левацком, пацифистском Берлине (в западную часть которого из ФРГ во время холодной войны сбегали те, кто не хотел попасть под призыв) человек в камуфляже рисковал получить плевок в лицо. Хотя бы за то, что американцы сохранили в Германии часть своих баз, включая базу с атомными бомбами в Бюхеле (но самая известная из американских баз — это, конечно, Раммштайн: спасибо рок-группе с таким же названием).
Кстати, в этих сильно сокращенных военных частях бундесвера немало русскоговорящих: утверждают, что до 20%, хотя точной статистики нет. По происхождению они обычно из тех самых шпэтаусзидлеров, поздних переселенцев, советских немцев, о которых я рассказывал в главе про русскую эмиграцию. Но русскоговорящие есть и на американских базах. Дело в том, что там на полигонах специально сооружены копии мирных деревень: с ратушами, пивными, школами, жилыми домами. Во время учений эти деревни заселяют гражданские статисты, изображающие мирных селян. Ведь одно дело — когда танки бьются в поле, и другое — когда бой идет в деревне, населенной мирными людьми… А для пенсионеров или студентов работа такими статистами — неплохой дополнительный доход.
Но, в общем, жизнь бундесвера была последние десятилетия для немцев жизнью за забором. Она не оказывала на повседневность никакого влияния просто потому, что с нею не пересекалась. И военный бюджет привычно становился жертвой номер 1 при сокращении государственных расходов. Бундесвер воспринимался в Германии как компактная сила, действующая в составе международных сил на других континентах: в Афганистане, например, или в Судане. И даже когда ситуация с внешней угрозой в Европе стала меняться (Путин отправил войска сначала в Грузию, а потом в Крым), не изменились ни бундесвер, ни общество в отношении к бундесверу. И только когда возник реальный риск, что Крымом притязания России не ограничатся, немецкая военная машина стала ме-е-едленно, со скрипом, разворачивать направление своих орудий.
Только в конце 2010-х в немецких поездах стали вновь появляться люди в форме. Это Минобороны после долгих переговоров с Deutsche Bahn и согласования финансовых компенсаций добилось бесплатных билетов для военных: при условии, что они будут в военной форме. Отличная рекламная акция бундесвера: не хуже трамваев в камуфляже.
Впрочем, несмотря на появление людей в форме, иллюзий по поводу боеспособности немецкой армии не было. Запасов снарядов на складах, например, хватило бы всего на пару дней активных боевых действий. В прессе писали о слабости даже элитных частей. А когда началась пандемия ковида, и больницы стали захлебываться от наплыва больных, и поднялся вопрос о разворачивании военных полевых госпиталей — вдруг выяснялось, что у бундесвера этих госпиталей попросту нет. Как так?! — А вот так. Списали. Распродали. Никто же не ожидал, что в них снова возникнет потребность…
Тогда, в дни пандемии, в дни закрытых школ, магазинов, ресторанов, я вдруг увидел немецких солдат возле своего дома — внутри городского архива. Они там работали, вручную вычерчивая схемы ковид-контактов. Программа для смартфонов Corona-Warn, рекомендуемая госорганами для автоматического отслеживания связей заболевших людей, работала так криво и косо, что пришлось всё делать вручную… Ну, не бред ли? — Бред!
Но затем потребность изменить бундесвер стала нарастать с ускорением. Началась концентрация российских войск на границе с Украиной. Все больше появлялось публикаций о забюрократизированности армии, о невозможности принятия оперативных решений. Вот один из примеров: авиамеханикам в одной из частей требовались для работы наколенники. Заявка на их покупку обсуждалась в министерстве несколько лет и чуть ли не всеми его 3000 сотрудниками. В итоге механикам пришлось покупать наколенники за свой счет… Примерно такая же история случилась и с закупкой скоростных лодок для береговой охраны (прошли годы, прежде чем пришлось признать очевидное: нужных лодок не выпускает ни один производитель, разумнее купить имеющиеся на рынке). Еще более дикий случай произошел с новейшим беспилотником, невероятно дорогим. Его-то как раз без проблем купили в Америке, после чего выяснилось, что он не совместим с немецкими системами… Да, беспилотник пылится до сих пор на складе!
А дальше случилось то, что случилось: 24 февраля 2022 года Путин напал на Украину. Причем для Германии война психологически началось тремя днями раньше, 21 февраля. В тот день немецкий телевизионный канал NTV неожиданно прервал свое вещание и начал в прямом эфире транслировать речь Путина с синхронным переводом. Переводчику можно было только посочувствовать. Больше часа и безо всякой замены он переводил то, что сводилось к единственной мысли: Украина как государство было создано 105 лет назад по ошибке, а теперь пришло время это ошибку исправить.
Такого в Германии не слыхали с времен Гитлера. На следующий день канцлер Шольц заявил, что реакция Германии будет жесткой. Журнал Der Spiegel поместил на обложке портрет Шольца в армейском красном берете с заголовком «Военнообязанный против воли». Германии пришлось делать то, что раньше было немыслимо. Увеличить военный бюджет до грандиозных 100 миллиардов евро и сменить министра обороны. Прежняя министерка Кристине Ламбрехт, сугубо гражданская и крайне непопулярная среди военных (про нее говорили, что она так и не смогла выучить, чем майор отличается от лейтенанта) подала в отставку. Ее сменил бывший министр внутренних дел Нижний Саксонии Борис Писториус[1]. Он принялся за военную реформу. «У нас есть множество блестящих людей в нефункциональном аппарате», — сказал он. В декабре 2023 года Писториус был единственным немецким политиком с рейтингом выше 50%.
Однако внешне военный поворот Германии на фоне войны выглядел по-черепашьи медлительным — что, впрочем, тоже было очень по-немецки. Сначала речь шла о поставках в Украину касок, медикаментов, автомобилей — но не о мортальном оружии. Дискуссия о том, поставлять ли украинцам танки «Леопард» (и какую именно модель) растянулась на месяцы. Я помню сотни, тысячи криков украинцев (от президентских призывов до проклятий в твитах), объединенных одним: пока вы принимаете решение, мы тысячами гибнем от путинских обстрелов, а когда мы погибнем все, Путин примется за вас.
Но и в медлительности, и в неотвратимости, с каким Германия превращалась в главного военного спонсора Украины, было очень много от немецкого национального характера. Дело ведь не только в том, что производство танка «Леопард» занимает от 20 до 24 месяцев. Все заводы, продающие бундесверу оружие, являются частными. И пока в Германии не объявлено чрезвычайное положение, они не перейдут на работу в три смены, а рабочие этих заводов будут уходить в законные 24-дневные отпуска, плюс отгуливать все положенные выходные и праздники. А в Аугсбурге, где на заводе MAN производят для «Леопардов» трансмиссии, в году целых 14 праздничных нерабочих дней! И отстаньте вы все, рабочий имеет право на отдых, а права рабочих в Германии надежно защищают контракты, профсоюзы и суды. Германия — не Китай и не Россия: бундесканцлер может сто раз щелкать пальцами, желая сделать нечто срочное в интересах государства, но скорее сломаются пальцы, чем по их щелчку что-то произойдет. «Леопарды» будут покидать заводские цеха строго по графику. Для строительства новых военных заводов будут выкупать у землевладельцев участки, согласовывая покупку с тьмой ведомств, для которых война войной, а охрана природы тоже необходима[2]. И произведенные на швейцарских заводах «Рейнского металла» снаряды не будут поставляться в Украину в силу того, что это запрещают законы нейтральной Швейцарии…
Но с другой стороны, когда согласования будут получены, производственные планы утверждены, а законы изменены, ничто, никакой шантаж или саботаж не заставит Германию (и немцев) отказаться от своих намерений. «Это не русские, а немцы являются народом, который медленно запрягает, но быстро едет», — утверждает политолог Алекс Юсупов. И я с ним абсолютно согласен.
Отсюда — важность не столько решений канцлера или бундестага, сколько ментальных национальных изменений. Я видел, как они происходили.
Когда Путин напал на Украину, сразу же активизировались призывы вернуть военный призыв, пацифизм как позиция стал пересматриваться. Например, 51-летний журналист Тобиас Рапп опубликовал в «Шпигеле» программный текст про то, как отозвал из федерального ведомства по делам семьи и гражданского общества (BAFzA) 30-летней давности заявление об отказе от военной службы по соображениям совести[3]. (Любопытные подробности: в 1991-м, когда Рапп отказывался от службы в армии, среди его ровесников не было тех, кто бы служить хотел. Умение грамотно обосновать отказ — чему помогали в консультационных центрах — в кругу юного Раппа приравнивалось к сдаче аттестата зрелости…)
Но коллега Раппа Барбара Супп в том же «Шпигеле» спустя три номера опубликовала не менее программный текст, в котором она вспоминала слова авторов немецкой конституции: «Немецкому народу должна быть предоставлена единственная победа, которую он одержал в 1945 году, а именно победа над милитаризмом»[4]. Ее ужасали разговоры о новой «тотальной войне», потому что именно к такой войне призывал в свое время Геббельс, утверждая, что тотальная война — «самая короткая».
Если называть вещи своими именами: из-за нападения Путина на Украину стала рушиться вся немецкая концепция, состоящая в том, что страна, ставшая причиной двух величайших мировых войн ХХ века, должна постоянно осознавать свою вину и дико бояться милитаризации.
Но самое, пожалуй, интересное свидетельство о немецком характере заключается в ответе, почему возвращение к призывной армии в современной Германии невозможно. Собственно, причин две. Первая — техническая. 170 тысяч наемных солдат бундесвера сегодня обеспечены казармами, полигонами, оружием и так далее. А полтора миллиона потенциальных призывников обеспечить всем этим возможности нет — им придется, грубо говоря, в итоге чистить картошку на кухне. А это не служба.
Но вторая причина — не техническая, а смысловая, и очень-очень важная. Она обозначается словом «Wehrgerechtigkeit», которое перевести невозможно, но я переведу как «равенство прав в отношении подлежащих военному призыву». Смысл в том, что если призвать всех невозможно, и призывать придется только часть, то невозможно обеспечить равенство прав призывников. Отсутствует ясный принцип, в соответствии с которым одного призывают, а другого нет. И тогда призыв в лучшем случае будет торжеством несправедливости, а в худшем — произвола. Чего ни в коем случае нельзя допустить. Ergo, допущено не будет. До тех пор, пока всеми признаваемый принцип не будет найден, — или не будут созданы условия для действительно всеобщего призыва.
1. К слову, Борисом он был назван в честь Бориса Пастернака, большой поклонницей которого была его мать.
2. В романе «Гуд-бай, Берлин!» Вольфганга Херрндорфа сюжет начинается с того, что отец главного героя теряет деньги, вложенные в строительство жилья, которое остановлено из-за обитания в районе новостройки редких краснокнижечных лягушек. И это не литературная фантазия. Ровно по той же причине было отказано в участке под Берлином для строительства завода «Тесла».
3. Tobias Rapp, «Kriegsdienst: Warum ich heute nicht mehr verweigern würde». Der Spiegel, №8, 2023.
4. Barbara Supp, «Mit Panzern spielen». Der Spiegel, №11, 2023
Купить электронную книгу целиком
Купить аудиокнигу
