Издательство BAbookДмитрий Губин. Германия, где я теперь живу
Дорогие читатели!
Мы продолжаем публиковать книгу Дмитрия Губина «Германия, где я теперь живу». Книга будет публиковаться долго, больше месяца. Напомним, что эту рубрику мы специально сделали для российских читателей, которые лишены возможности покупать хорошие книжки хороших авторов. Приходите каждый день, читайте небольшими порциями совершенно бесплатно. А у кого есть возможность купить книгу полностью – вам повезло больше, потому что вы можете купить эту книгу еще и в аудио версии. Книгу совершенно замечательно прочитал сам автор.
Читайте, слушайте, с нетерпением ждем ваши комментарии!
Редакция Книжного клуба Бабук
Поездкой в Байройт меня многие пугали задолго до того, как я туда попал.
Вольф рассказывал про гигантский зал с исполинскими сценой и оркестровой ямой, специально (построенной? вырытой?) для оркестра двойного, тройного, четверного состава: Вагнер мечтал, чтобы одних первых скрипок в яме сидел целый полк[1]. «За минуту до начала спектакля двери в зал запираются, так что никому уже не выйти», — добавлял Вольф зловещим шепотом, каким дети в летнем лагере рассказывают истории про черный гроб в черной комнате.
Английский писатель Стивен Фрай в книжке «Неполная, но окончательная история классической музыки» ехидно замечал, что «колоссально длинные» оперы Вагнера дослушивать можно, «лишь имея в запасе термос, таблетки глюкозы и мочевой пузырь из нержавеющей стали».
Знакомые меломаны предупреждали, что после Байройта слушать Вагнера нигде, кроме Байройта, уже невозможно.
Знакомые немцы объясняли, что в Германии ребенка сразу после зачатия записывают в две очереди: на место в детском саду и на билеты в Байройт, хотя понимают, что попасть ни туда, ни туда невозможно.
Все оказалось и так, и не так.
Да, билеты в Байройт мы раздобыли, как добывали дефицитные билеты в СССР: «по блату». Просто так купить их на сайте нельзя. После регистрации право выкупить билеты решается жребием, ибо много званых, но мало избранных.
Но шло ковидное лето 2021-го, никто не был уверен, не отменится ли фестиваль вообще, а потому даже с розыгрышем билетов царила неразбериха.
И вот тогда в ночи Вольфу позвонили.
Знакомый баритон (в Байройте несколько раз певший) сообщил, что если мы хотим выгулять свои смокинги, то время пришло: прямо сейчас билеты пустят в свободную продажу. Ур-р-ра! Минус 700 евро из семейного бюджета — но плюс два билета на «Тангейзера» и два билета на «Нюрнбергских мейстерзингеров». А уж премьерного «Летучего голландца» в постановке Чернякова посмотрим в прямой трансляции по немецко-французскому телеканалу ARTE…
И вот мы уже выходим из поезда в Байройте вместе с людьми, тащащими кофры для вечерних костюмов: нам всем предстоит пройти еще и очную регистрацию, предъявить сертификат о прививках и отрицательный тест на ковид — и получить бумажный браслет на руку, как в ночном клубе или в аквапарке. 70-тысячный городок с домами из песчаника трясет в вагнеровской лихорадке. Вагнеры всюду: маленькие и большие, «под бронзу» и «мрамор»; Вагнеры розовые, зеленые, синие. Миф о невероятной почтительности Байройта по отношению к Вагнеру рушится. С почтением здесь относятся только к музыке, но не к создателю, которому припоминают всё, включая его главный грех. Памятник в парке перед Фестшпильхаусом прозван «ночным кошмаром Вагнера». Бронзовая голова композитора с характерной брюзгливой гримасой окружена щитами с информацией о евреях-музыкантах, живших в Германии при Гитлере (а некоторые из них даже играли Вагнера в Байройте). Биографии оканчиваются Дахау, Бухенвальдом, Аушвицем... Разумеется, Вагнер не имел отношения к Холокосту: он умер за 50 лет до прихода Гитлера к власти. Но Вагнер был страстным, убежденным антисемитом. И обожавший Вагнера Гитлер это вовсю использовал, — не зная, что в XXI веке режиссер Барри Коски завершит действие «Нюрнбергских мейстерзингеров» судом над немецкой культурой в зале Нюрнбергского трибунала…
Мы гуляем по городку маршрутом, которого никому не избежать. Вот скромная плита на могиле Вагнера. Вот маркграфский сад. А вот — старая маркграфская опера, подарок местного правителя своей невесте: волшебная шкатулка эпохи, когда пышнейшее барокко превращалось в совсем уже безумное рококо. Напротив на углу — итальянская Gelateria, мороженое из которой потрясает не меньше маркграфской оперы. Нигде никакой чопорности: шорты и майки начинают только после обеда разбавляться смокингами, вечерними платьями и нежно святящимися низками жемчуга. Самое удивительно, что та же смесь шортов и смокингов, хотя и в иной пропорции, наблюдается и перед Фестшпильхаусом. Безбилетные туристы, смешиваюсь с обилеченными, снимают на смартфоны, как вместо звонка, приглашающего в зал, на балконе появляются тромбонисты, играющие главную тему «Тангейзера» (которую неподготовленное русское ухо легко принимает за «Наш паровоз, лети вперед, в коммуне остановка!»). Медные духовые вместо звонка — такая же традиция Байройта, как и запирающиеся на время спектакля двери или огромные, часовые антракты, во время которых ленивые пьют пиво в ресторанчике Фестшпильхауса, а продвинутые отправляются в пивнушку Mohren Bräu на Тристанштрассе, где цены ниже фестивальных.
— Посмотри-ка туда, — легонько толкает меня Вольф.
Я поворачиваюсь — и вижу метрах в семи от нас ту самую «неуклюжую женщину с уверенным обаянием плакучей ивы»: канцлера Ангелу Меркель. Японские туристы в шортах мечутся со своими фотоаппаратами между Меркель и тромбонистами. Телохранители числом полтора человека сохраняют невозмутимость. Публика аплодирует (тромбонистам, не Меркель!), мужчины поправляют шёлковые пояса, женщины украдкой проводят по всем трём нитям жемчуга (на месте ли?) — и, как Иовы в чрево кита, отправляются в гигантскую утробу театра. Который, к слову, изнутри похож на идеальный Дом офицера в представлении сталинского маршала Ворошилова...
Надеюсь, вы оцените, что я избавлю вас от рецензии на увиденное, хотя на спектакле меня несколько раз пробивало так, что я боялся разрыдаться в три ручья. Это была отличная, очень ироничная постановка Тобиаса Кратцера. Где Тангейзер сбегал из коммуны хиппи, устроенной Венерой, и прибегал на фестиваль в Байройт, так что опера начинала жить внутри себя самой. А в антракте Венера, эта бешеная шалава[2], со своей компашкой, состоящей из карлика и трансвестита, разбивала на глазах изумленной публики бивак под открытым небом: прямо у озера в парке. Они рисовали политические плакаты, пускали мыльные пузыри, катались на лодочке, били в барабаны и танцевали: сначала под вагнеровскую увертюру, а потом под джаз и песни кубинских революционеров. El pueblo! Unido! Jamás será vencido! Vive la révolution sexuelle!..
Думаю, если бы Вагнер воскрес, он бы тут же снова скончался от удара. Но прелесть Байройта в том, здесь вообще неважно, что подумал бы о вагнеровском фестивале Вагнер. Здесь живет дух не столько Вагнера, сколько Запада. А он не в консерватизме, не в тоске по «прекрасной Европе белого человека», а в вечной изменчивости, иронии и самоиронии. И еще — в уровне мастерства. Вагнеровский фестиваль отличается от похода в оперу примерно как чемпионат мира по футболу от похода на футбол.
И еще одна ведь, за которую я Байройту благодарен. За визуализацию поговорки «Что русскому здорово, то немцу смерть».
Дело в том, что в России корабль с алыми парусами, которого ждет девушка Ассоль, — это очевидный символ любви и надежды, который (никому даже в голову другое не приходит) придумал русский писатель-романтик Александр Грин. Но Грин позаимствовал эти паруса у корабля мертвецов «Летучий Голландец». В одноименной опере Вагнера к девушке Сенте жених-капитан прибывает из царства мертвых на корабле с алыми парусами.
Я и говорю: что русскому — здорово, то немцу — смерть.
1. В чреве Richard-Wagner-Festspielhaus и правда может разместиться армия небольшого государства. Зал рассчитан на 1937 человек, оркестровая яма — на 110 музыкантов: с избытком для оркестра категории А. А еще есть рабочие, дирекция, костюмеры, художники и гримеры, хор… Фестшпильхаус настолько велик, что главному дирижеру ассистируют дополнительные: примерно так же, как в футболе главному рефери помогают боковые судьи. В больших сценах с хором в ход идет палка с лампочкой на конце, чтобы было видно в темноте.
2. Это не мое определение, а исполнительницы роли Венеры Екатерины Губановой.
Купить электронную книгу целиком
Купить аудиокнигу
