Дмитрий Губин. Германия, где я теперь живу

Дорогие читатели!

Мы продолжаем публиковать книгу Дмитрия Губина «Германия, где я теперь живу». Книга будет публиковаться долго, больше месяца. Напомним, что эту рубрику мы специально сделали для российских читателей, которые лишены возможности покупать хорошие книжки хороших авторов. Приходите каждый день, читайте небольшими порциями совершенно бесплатно. А у кого есть возможность купить книгу полностью – вам повезло больше, потому что вы можете купить эту книгу еще и в аудио версии. Книгу совершенно замечательно прочитал сам автор.

Читайте, слушайте, с нетерпением ждем ваши комментарии!

Редакция Книжного клуба Бабук

Вот я написал про немецкое заливное, Sülze, и про его русского братца по имени «зельц». Но немецких родственников среди русских слов не один и не два, и даже не двадцать два: сотни! Откуда пушкинская «карга» (которая непременно «старая»)? От немецкого «karg» — «скупой». Это «старая скряга». Откуда противоположность старой карге, — дама, разодетая в пух и прах? (Ну, появление пуха мы еще как-то можем объяснить, но откуда «прах»? Не пеплом же модница себя посыпает?!) Непонятный «прах» — от немецкого «Pracht»: краса, красота.

Наличие сотен немецких заимствований мало кто замечает, поскольку в России мало кто владеет немецким. По доброй воле, «чтобы Гёте читать в оригинале», немецкий мало кто учит. Среди начинающих популярны издевательские рассказы о немецком языке Марка Твена[1] , где классик замечает, что «некоторые немецкие слова настолько длинны, что их можно наблюдать в перспективе. Я потребовал бы, чтобы они преподносились по частям — с перерывами на завтрак, обед и ужин». Это правда: в Германии регулярно c мазохистским упорством отыскивается самое длинное «слово года». Пока что не побит рекорд 1999-го: «Rinderkennzeichnungsfleischetikettierungsüberwachungsaufgabenübertragungsgesetz».
Мне пришлось даже уменьшить кегль, чтобы оно уместилось в строке. 79 букв, каково?! Но прочитать его — пара пустяков: это всего лишь «закон о передаче обязанностей контроля маркировки говядины» (только еще бы понять, кого этот закон защищает!) Да и побить этот рекорд — пара пустяков: достаточно словами записать крупное числительное, вроде 675 984 378. Немецкие числительные записываются без пробелов, типа

шестьсотсемьдесятпятьмиллионовдевятьсотвосемьдесятчетыретысячитристасемьдесят восемь…

Так что к длинным немецким словам привыкаешь быстро и делишь их на части автоматически — как привыкаешь и к тому, что существительные пишутся с большой буквы (это очень удобно!) И те, кто посмекалистей, справедливо боятся не существительных, а грамматики в целом. Ну да, в немецком всего 4 падежа (в русском и латыни, напомню, их по 6, в финском — 14, а в венгерском — 34). Но проблема в том, что по падежам склоняются не только существительные и прилагательные, но еще и артикли. Причем артикли бывают не только единственного и множественного числа, но и мужского, женского и среднего рода, плюс отрицательные. Если вам этого мало, добавлю, что порядок слов в немецком предложении крайне строг. И в составных сказуемых смысловой глагол ставится в конце предложения, когда только и становится понятным, любил кто-то кого-то или убил. А в простых сказуемых имеют привычку отделяться от глагола приставки. Они тоже упархивают в конец фразы, прихватив с собою весь смысл. В итоге это порождает анекдоты: например, про богатую американку, которая, наняв лучшего переводчика-синхрониста, отправилась слушать выступление Бисмарка. Бисмарк говорил и говорил, а переводчик молчал и молчал. «Чего же вы ждете?!» — в негодовании спросила американка. «Конца фразы», — невозмутимо ответил переводчик…

Мне лично немецкий язык больше всего напоминает квантовую физику с ее суперпозициями и какими-нибудь спиновыми квантовыми числами: головоломно, но системно. В итоге пока русские граммар-наци ведут войну не на жизнь, а на смерть по поводу феминитивов типа «авторка» и «дирижерка», немцы безо всяких эмоций называют мужчину-автора Autor, а женщину-автора/авторку — Autorin. Мужчину-дирижера — Dirigent, а женщину — Dirigentin. Феминитивы образуются от любой профессии при помощи единственного суффикса «-in», тогда как в русском языке одиннадцать имеющихся для этого суффиксов порождают чаще всего не феминитив, а газават.

Тут меня подмывает выдать какую-нибудь глубокомысленную сентенцию типа «не случайно немецких заимствований особенно много там, где требуется точность: например, в науке и технике». Но я не уверен, что дело в точности. Хотя и уверен, что технических заимствований из немецкого языка тьма.

Про какой-нибудь «шлагбаум» мы не будем говорить по причине очевидности. Но как будет по-немецки «вилка» (та, которую втыкают в розетку — то есть штепсельная вилка, штепсель)? Да так и будет — der Stöpsel. «Шина» (которую накладывают при переломе) — дочка немецкой die Schiene, у которой, правда, главное значение — «рельс». Шайба (что хоккейная, что техническая) родилась от die Scheibe, у которой, однако, второе значение в немецком — «стекло» (то, которое в окне либо в автомобиле). Лобовое стекло — оно Windschutzscheibe, «ветрозащитная шайба»… Вообще, чуть не любое русское техническое слово на «ш» является немецким. Шахта, шифер, шланг, шлюз, шприц, шрифт, шуруп, штанга, штраф, штрих? Der Schacht, der Schiefer, die Schlange, die Schleuse, die Spritze, die Schrift, die Stange, die Strafe, der Strich. Die Schlange, правда, по-немецки значит «змея», но сходство с нею шланга понятно.

Поддавшись обаянию фонетического сходства, не следует делать поспешных выводов: так легко попасть в ловушку «ложных друзей переводчиков». Например, со словом «Parkett» всем все как бы ясно: паркет всюду паркет. Однако в Германии это еще и театральное слово, которое переводится на русский французским заимствованием «партер»!

И, к слову, все эти смысловые несовпадения, обманки и заимствования легко использовать в разговоре с немцами, когда этот разговор имеет форму, называющуюся по-немецки «Smalltalk». Немцы (и это, кажется, объединяет всех, от жителей северного Рюгена до обитателей южного Альгоя) — великие мастера этого «маленького разговора». 

У меня для Smalltalk имеется домашняя заготовка. Когда меня спрашивают, откуда я (а спрашивают часто), то после «из-России-но-против-Путина-и-войны» я обычно как раз перевожу разговор на немецкие заимствования. И спрашиваю: «А знаете, как будет по-русски «Friseur»? — «Парикмахер!»» В глазах собеседника обычно возникает недоумение. Тогда я повторяю слово «парикмахер» еще и еще. На третьем повторе у собеседника неизменно округляются глаза, и он начинает хохотать: «Was?! Perückemacher?!» Смешно не только оттого, что сегодняшний русский парикмахер («перюкемахер») некогда был изготовителем париков («Perücke»). Но и оттого, что в немецком никакого «перюкемахера» нет: вместо него используют французское заимствование «Friseur», произносящееся, как и все французские заимствования в немецком, с французским акцентом: «фризё-ё-ёёр». И это при том, что из французского языка «фризёр» давным-давно сбежал…

Но что поделать: слова тоже бывают и мигрантами, и беженцами: они нередко находят убежище, а также временный или постоянный вид на жительство в другом языке. В эпоху интернета и дигитализации английские слова начинают осваивать немецкую речь точно так же, как немецкие слова осваивали русскую в индустриальную эру… И хотя немецкие старики никак не привыкнут к «Super!» вместо старомодного «Prima!», и к «Sorry!» вместо «Entschuldigung!» и ворчат на падение нравов, молодых этот процесс не очень волнует.


И, чтобы подвести черту: а есть ли в немецком языке заимствования из русского?
Старики и знатоки упомянут Ukas, Apparatschik, Troika.


Но словарь Langenscheidt категоричен.

Заимствование только одно: Pogrom.