Дмитрий Губин. Германия, где я теперь живу

Дорогие читатели!

Мы продолжаем публиковать книгу Дмитрия Губина «Германия, где я теперь живу». Книга будет публиковаться долго, больше месяца. Напомним, что эту рубрику мы специально сделали для российских читателей, которые лишены возможности покупать хорошие книжки хороших авторов. Приходите каждый день, читайте небольшими порциями совершенно бесплатно. А у кого есть возможность купить книгу полностью – вам повезло больше, потому что вы можете купить эту книгу еще и в аудио версии. Книгу совершенно замечательно прочитал сам автор.

Читайте, слушайте, с нетерпением ждем ваши комментарии!

Редакция Книжного клуба Бабук

У этой главы будет два предисловия.

Предисловие 1 (длинное)

Я в гостях у своих знакомых Адели Калиниченко и ее мужа Николая Аржанникова. Они живут в аугсбургском районе Хохцоль, что означает «верхняя таможня», напоминая о Средних веках, когда на месте сегодняшней Германии были сплошь независимые города, земли и землюшечки. Их дом — часть квартала для послевоенных немецких беженцев (таких из Польши, Румынии, Чехословакии и Восточной Германии в Западную перебралось около 12 миллионов), с общим садом и крохотными частными огородиками. Придумал такой квартал один пастор. А теперь Адель с Николаем в своем огородике выращивают картошку, в соседнем огородике турки растят капусту, а в третьем вьетнамец устроил сад камней и прыгает с камня на камень, чтобы не наступить на землю, и вилочкой рыхлит грунт…

Адель и Николай невольно напоминают мне о годах, когда в России были — Ельцин! Свобода! Равнение на Запад! Адель тогда работала в либеральной газете, а Николай был либеральным депутатом российского парламента. Но о переезде в Германию они не жалеют ничуть хотя бы потому, что все либеральные газеты в России закрылись, а парламент превратился в театр марионеток.

Но говорим мы сейчас не об этом. Адель с Николаем спрашивают меня: был ли я в городе Ландсберге?
Ну, конечно же, был! Два с половиной часа от Аугсбурга на велосипеде. Городок на Романтической дороге. Архитектурно примечательный тем, что от некоторых фасадов средневековых домов здесь по вертикали как бы отпилена половинка и прислонена к такой же половинке соседнего дома. В результате две половинки образуют странный, торчащий ласточкиным хвостом фронтон… А еще, добавляю я, поскольку Адель с Николаем как-то странно молчат, — считается, что в Ландсберге самое вкусное в Баварии мороженое!

— Гм-м-м… — откашливается Николай. — А ты знаешь, что в Ландсберге Гитлер писал «Mein Kampf»?
— И что там кладбище, — добавляет Адель, — нацистских преступников, казненных по решению Нюрнбергского трибунала?

Я ошарашенно молчу. И даю себе слово еще раз поехать в Ландсберг и снять про все это фильм.

Предисловие 2 (короткое)

Конституция Германии начинается со статьи 1, содержащей фразу «Die Würde des Menschen ist unantastbar». Ее переводят и как «человеческое достоинство неотчуждаемо», и как «человеческое достоинство неприкосновенно», и (совсем литературный перевод) «никто не вправе отнять у человека его достоинство». В общих чертах понятно, но для русского уха это такие как бы красивые, но словеса, типа «мы за хорошее против плохого». По крайней мере, для меня они звучали именно так, когда на интеграционных курсах я впервые услышал про Würde des Menschen…

И тут конец второго вступления.

Теперь — к делу.

При первой возможности я прыгаю на велосипед и снова еду в Ландсберг. На этот раз я беру с собой экшн-камеру. На youtube у меня есть канал «Губин ON AIR», а на канале — плей-лист «На вписке в Германии», куда я выкладываю небольшие фильмы про немецкую жизнь. Новый будет выложен сюда же.

И вот я в очаровательном средневековом городке, беззаботно раскинувшемся по холмам на берегах реки Лех. Туристов в летний день — тьма. Моя первая цель — средневековые Баварские ворота. Про них немногие бы знали, когда бы не снимок, сделанный здесь в 1924 году. Гитлер, выйдя из автомобиля, смотрит на фотографа взглядом чуть уставшего триумфатора. На нем кожаное пальто. Декабрь, снежок, но Гитлеру ничуть не зябко.

Взгляд Гитлера объясним. Он только что вышел на свободу после девяти месяцев отсидки за попытку государственного переворота: печально знаменитого мюнхенского «пивного путча». Этот на редкость гуманный срок Гитлер отбывал в тюрьме, построенной по последнему (и тоже гуманному) слову пенитенциарной техники. Гостей к Гитлеру пускали беспрепятственно, и никто не мешал ему писать книгу: печально знаменитую «Mein Kampf», «Мою борьбу»…

Впрочем, об этом я рассказываю под камеру, уже отъехав от Баварских ворот и оставив велосипед у ландсбергской городской тюрьмы. Несмотря на романтические угловые башенки, это мрачное, неприятное место. Ни туриста, ни прохожего. Решетки на окнах. Где-то там, внутри — та самая камера номер 7, где Гитлер обосновывал необходимость аншлюса Австрии и дальнейшей мировой экспансии германской расы. Появившийся из дверей охранник запрещает мне снимать вблизи, но от дороги, где скамейка, можно.

«Немецкая Австрия во что бы то ни стало должна вернуться в лоно великой германской метрополии и при том вовсе не по соображениям хозяйственным, — зачитываю я на фоне тюрьмы сделанные из «Mein Kampf» выписки. — Нет, нет. Даже если бы это объединение с точки зрения хозяйственной было безразличным, более того, даже вредным, тем не менее объединение необходимо. Одна кровь — одно государство!»

А потом я заменяю слова «Австрия» и «германской» на «Крым» и «российской» — и получаю полное совпадение с аргументацией Путина, какую он использовал спустя 90 лет для обоснования присоединения к России украинского Крыма и начала войны. «Одна кровь — одно государство».

Я бы дорого дал, если бы Путина можно было доставить сюда, в Ландсберг.

Потому что там, где начиналась одна из самых чудовищных историй ХХ века, эта история и завершилась, закольцевавшись.

Я отхожу на сотню метров вбок от тюрьмы. Невысокий каменный беленый забор с калиткой. За забором — церковь: капелла Св. Ульриха. Вокруг церкви кресты. Крестов много, но они абсолютно одинаковы и выстроены в столь же казенные, ровные шеренги. Ни цветка, ни свечки. Ни имени на кресте. Ни даже номера. Меня жарким летним днем пробивает озноб. После разгрома Германии во Второй мировой войне в тюрьму Ландсберга свозили нацистских преступников. Всего около полутора тысяч человек. Альфред Крупп, глава знаменитого стального оружейного концерна, провел здесь несколько лет. И почти три сотни нацистов были по приговору суда в этой тюрьме казнены. Те тела, которые отказались забрать родственники (а возможно, некому было забирать), и похоронили под безымянными крестами на кладбище возле капеллы в сотне метров от места казни.

Совершая преступления против человечности, эти люди после смерти утратили право на имя. Однако, даже будучи чудовищами, они не утратили право считаться людьми, а значит, не потеряли право на крест над могилой.
И это очень много говорит о Германии.

А это та самая капелла Св. Ульриха возле тюрьмы и кладбище Шпёттингер, на котором нет других могил, кроме могил казнённых нацистов.