Убит Киров

Самая высокопоставленная жертва покушения в советской истории: 1 декабря застрелен член Политбюро, секретарь ЦК, глава Ленинграда и всего Северо-Запада страны Сергей Киров. Поднимается новая волна репрессий, которая будет нарастать до конца десятилетия.

Киров руководил Ленинградом и областью с 1926 года, когда их прежний правитель Зиновьев был лишен своей вотчины. В начале 30-х ленинградский вождь вошел в высшую союзную власть: один из десяти членов Политбюро и четырех секретарей ЦК. Пропаганда рисовала Кирова «пламенным революционером», харизматичным оратором и близким к питерскому пролетариату «Миронычем». В самом Ленинграде судачили про вечера с красотками в бывшем особняке Кшесинской, который партиец использовал как резиденцию.

Утром рокового для него дня Киров вернулся из Москвы. С вокзала приехал на свою официальную квартиру в фешенебельном «доме Бенуа» на Каменноостровском проспекте. В 16 часов он выходит на улицу и почти до Невы шагает пешком, сопровождаемый тремя охранниками и двумя автомобилями, – такие прогулки были обычным делом. Потом все рассаживаются по машинам, но едут не прямо в Таврический дворец, где предстояло выступление перед партхозактивом, а сначала в Смольный – вроде Киров хотел еще поработать над речью. На третьем этаже «штаба революции», уже за поворотом из большого коридора в отсек, где находится кабинет первого секретаря обкома, гремят два выстрела. Один – Кирову в затылок, а другим убийца пытался покончить с собой, но так взмахнул рукой, что пуля ушла в потолок.

Стрелявший бьется на полу в истерике и не может говорить, но его личность установлена сразу – в кармане лежал партбилет. 30-летний Леонид Николаев был комсомольским секретарем, потом низовым служащим партаппарата. За нарушение дисциплины его исключили из ВКП(б) и уволили. В партии сумел восстановиться, но новой должности не получил. Безработный коммунист подавал отчаянные апелляции всем, даже Сталину. 14 октября составил предсмертное письмо: «Я умираю по политическим убеждениям, на основе исторической действительности». На следующий день Николаева задержали у подъезда, где жил Киров, но он объяснил, что хотел обратиться с ходатайством. Разрешение на оружие у него имелось. В другом заранее написанном тексте Николаев сравнивал себя с организатором покушения на Александра II: «Я веду подготовление, подобно Желябову». Эти документы вместе с дневником, полным подобных откровений, убийца носил с собой в портфеле. Неврастеник, видимо, поначалу хотел добиться от Кирова возврата на службу и собирался стрелять в случае отказа, но потом верх взяла одержимость терактом. В обком 1 декабря Николаев пришел, пытаясь раздобыть пропуск на партхозактив в Таврическом, и увидеть Кирова до заседания не рассчитывал.

Жена Николаева, эффектная латышка Мильда Драуле, была, по слухам, любовницей Кирова. До 1933 года работала в обкоме, потом – возможно, для маскировки этой связи – ее перевели в другую организацию, но тоже расположенную в Смольном. Якобы благодаря Кирову семья Николаева и Драуле имела роскошную по тем временам отдельную трехкомнатную квартиру, при содействии Кирова Николаеву вернули партбилет, и даже свой отпуск в августе 1934-го Киров будто бы провел с Драуле. Видимо, НКВД об этой версии знал: уже через 15 минут после убийства, когда ее муж еще не в состоянии давать показания, Драуле отвечает на вопросы следователей, примчавшихся из управления НКВД на Литейном проспекте. Допрос ведут в комнате, соседней с кабинетом, где мертвый Киров лежит на столе совещаний. Женщина внешне спокойна. Мотив убийства из ревности не подтверждается: если Киров с Драуле и сожительствовал, то Николаев об этом не догадывался. Не обнаружат подозрений об измене жены и в дневнике убийцы. Самого Николаева приведут в чувство через несколько часов. Он скажет, что задумал и осуществил покушение в одиночку – из-за «угнетенного морального и материального положения».

Но в Москве уже заявлено: Киров пал «жертвой заговора врагов СССР». Первым декабря успевают датировать постановление: следствие по делам «о террористических организациях и терактах против работников советской власти» идет 10 дней, слушается в суде без участия сторон, приговоры обжалованию не подлежат, смертные исполняются немедленно. Утром 2 декабря в Ленинград спецпоездом прибывают почти все руководители СССР во главе со Сталиным. Расследование ведет союзный НКВД. В усиление чекистам придана комиссия партконтроля во главе с заместителем ее председателя Николаем Ежовым (см. 1936). Он потом на пленуме ЦК гордо расскажет, как Сталин ему поручил: «Ищите убийц среди зиновьевцев». 17 декабря «Правда» пишет:
Гнусные, коварные агенты классового врага, подлые подонки бывшей зиновьевской антипартийной группы вырвали из наших рядов товарища Кирова.

НКВД сообщает, что заговорщики хотели добиться «изменения нашей политики в духе так называемой зиновьевско-троцкистской платформы». К тому времени с экс-членами Политбюро давно покончено: Троцкий выслан из СССР, а Зиновьев и Каменев задвинуты в издательства и лишены всякого влияния.

Страна и без того шокирована, а пропаганда еще нагнетает истерику. Первые страницы газет неделями полны скорби, гнева и обещаний беспощадной кары. Обвинительное заключение передано в ЦК 25 декабря, Сталин его отредактирует лично. Приговор отпечатан в Москве еще до закрытого заседания суда 28–29 декабря в Ленинграде: Николаева и других 13 обвиняемых из выявленной «зиновьевской организации» – к высшей мере наказания. Чуть позже казнят Драуле и ее сестру с мужем – вообще репрессируют всех родственников Николаева. Накануне в столичных городах расстреляны около ста человек, якобы готовивших другие теракты, они считаются «белоэмигрантским заговором». Эти и последующие жертвы назовут «кировским потоком». Особо «чистят» Ленинград: высланы десятки тысяч оставшихся дворян и прочих «бывших благородных» и сотни советских служащих, причисляемых к оппозиционерам. Зиновьеву дают 10 лет, Каменеву – 5 как «идейным и политическим вдохновителям убийства» – их определили руководителями «московского центра». Через полтора года обоих расстреляют по делу уже «объединенного троцкистско-зиновьевского центра» (см. «Первый московский процесс», 1936).

Часть пропагандистской кампании – посмертный культ Кирова: вот какого «любимца партии» потеряли! Уже в декабре Вятка переименована в Киров (сам Киров – настоящая фамилия Костриков – родился в вятском уездном Уржуме, но по рангу нужен областной центр). В Ленинграде Кировскими стали Каменноостровский проспект, Троицкий мост, Путиловский завод с прилегающим городским районом. Кировск и Кировское – множество российских и украинских райцентров, есть армянский Кировакан и азербайджанский Кировабад. В Москве улицей Кирова станет Мясницкая, одну из станций первой ветки метро (см. 1935) назовут «Кировская» (будущая «Чистые пруды»). На «Ленфильме» снимут огромный патриотический фильм «Великий гражданин» про партийного вожака с лицом Кирова. Экранного героя коварно убивает агент предателей – старых большевиков, называемых с экрана своими именами.

Ленинград и область возглавит секретарь ЦК Андрей Жданов (см. «Постановление о журналах “Звезда” и “Ленинград”», 1946). В Смольном заведут несколько уровней охраны, и пройти внутрь, предъявляя партбилет (как это сделал Николаев), больше нельзя. Из комплекса бывшего института благородных девиц удалят множество сторонних организаций – там были даже квартиры и подсобное хозяйство со свинарником.

После смерти Сталина пересмотром дела об убийстве Кирова займутся в разное время несколько комиссий. Что не существовало никакого «зиновьевского центра», установят сразу. На XXII съезде КПСС (см. 1961) Хрущев назовет Сталина возможным заказчиком убийства, а НКВД – исполнителем. С тех пор часто приводится эпизод, выглядящий заметанием следов: охранник, отставший от Кирова в коридоре Смольного, погибнет, когда его повезут на допрос почему-то в кузове грузовой машины. Очевидно, что ленинградский теракт был использован для усиления сталинского абсолютизма, всеобщей верности «генеральной линии», поиска новых «врагов народа» и проч. Но по имеющимся документам установить причастность Кремля к покушению невозможно. И только старая частушка десятилетиями живет, не нуждаясь в доказательствах:

Эх, огурчики-помидорчики,
Сталин Кирова убил в коридорчике!