Книга с продолжением

Издательство BAbook

25 августа 2024 г.

МОСКВА – СИНЬЦЗИН

Кувшинка плывет по течению

Видимо план «D» у Эдриана был разработан недетально. Во всяком случае, спустившись утром в фойе, Ларр пребывал в нерешительности. Закурил сигарилью, побродил между пальмами в кадках.

Портье спросил:

— Не угодно ли джентльмену куда-нибудь отправиться? Наш лимузин в вашем распоряжении. Он ждал вас вчера, но вы уехали на каком-то другом.

Эдриан с подозрением посмотрел на автомобиль, точно такой же, как вчерашний, на шофера в гостиничной фуражке и вежливо отказался.

Снаружи время от времени доносилось потренькивание велосипедного звонка. Это проявляла нетерпение Масянь.

— Ах, разве вы не видите, как мне трудно! — послышался за спиной у Ларра сердитый женский голос, премило пророкотавший на слове struggling.

Стильная дама в шляпке-клош тщетно щелкала зажигалкой, пытаясь раскурить длинную сигарету. Синие глаза из-под густых ресниц смотрели на Эдриана укоризненно, палец с длинным алым ногтем показывал на сигарилью.

«Р» — это звук-лакмус, подумал Ларр. По нему так легко определить национальность.

— Прошу извинить, сударыня, — сказал он по-русски, подавая огонь.

— Вы русский? — поразилась незнакомка.

— Почему это вас так сильно удивило? В Маньчжурии много русских.

— Просто... По виду типичный американец, — несколько смешалась дама.

— Обычно говорят, что я типичный британец. Эдриан Ларр, к вашим услугам. Если угодно, Адриан Адрианович.

Знакомство произошло как бы само собой. Пять минут спустя Адриан Адрианович (так решил назваться Эдриан, не знавший своего отчества) уже веселил Елену Константиновну (так звали синеглазую даму) легкомысленной болтовней. Еще через десять минут они отправились в бар пить коктейли. Всякий, кто поглядел бы со стороны, не усомнился бы, что это давние друзья, а может быть и не только друзья. «Мулен-Руж» был забыт, бедняжке Джули предстояло танцевать с кем-нибудь другим. Очень уж хороша была Елена Константиновна с ее ностальгичной русской речью, бездонными глазами и интригующими впадинками под скулами.

Эдриан быстро и легко знакомился с женщинами, что и неудивительно. Дело было не в конфетной внешности (хотя даже очень умные женщины испытывают слабость к красавцам), а в том, как безошибочно Ларр чувствовал собеседниц. Например, когда он приехал в Японию, вдруг оказалось, что светлые волосы там считаются уродством, а большой по японским меркам нос делает иностранца похожим на водяного черта каппу. В первый же вечер Эдриан услышал, как одна девушка говорит про него подруге: «Вылитый круглоглазый каппа». (Во время плавания Ларр активно учил язык и, обладая феноменальными способностями, уже неплохо понимал по-японски).

Язык и пришел ему на помощь. Прошло всего несколько месяцев, и японки уже не обращали внимания на желтые волосы, на глаза-монеты и на клюв.

Секрет был прост. Во-первых, Эдриан труднообъяснимым, но безошибочным инстинктом чувствовал, имеются ли у него с данным объектом шансы. Некий встроенный светофор зажигал зеленый свет: можно ехать. Во-вторых, если уж поехал, не отвлекайся от дороги. К каждой девушке Эдриан испытывал искренний интерес, ведь женщины бесконечно многообразны, и та, с которой он вступал в диалог, этот лестный интерес чувствовала. Ну а в-третьих, Эдди хотел только одного: сделать вот эту очень интересную, абсолютно уникальную девушку счастливой — пусть ненадолго. Принести ей радость.

Телесные удовольствия безусловно важны, это трансмутация высоких и магических энергий. Эдриан был сын молнии, он мог зарядить током любую скромницу — как в стихотворении Пушкина: «И оживляешься потом все боле, боле — и делишь наконец мой пламень поневоле». Однако начинать знакомство следует не с интереса к женскому телу, а с интереса к женской личности. Даже душа видавшей виды профессионалки отпирается этой отмычкой. Верней, только ею и отпирается.

А еще Ларр всегда был честен. Не сулил любви до гроба и не позволял девушкам влюбляться всерьез. «Любовь состоит из удовольствий и страданий. Со мной только первое. Я не птица, свивающая гнездо. Я бабочка», — предупреждал он, если чувствовал, что отношения могут перейти опасную черту, чреватую сердечной травмой. Некоторых это отпугивало. Но редко. Цветы любят бабочек.

— Милая Елена Константиновна, вы мне несказанно нравитесь. Я никогда еще не встречал такой интересной женщины, — сказал Эдриан новой знакомой, когда пришел момент переходить от разминающей веселой болтовни к доверительности. Сказал очень серьезно. И чистую правду: именно такой женщины он действительно никогда не встречал. Похожих — да, неоднократно, но ведь всё дело в нюансах.

— Какая вы на самом деле? Что таит этот ускользающий взгляд из-под ресниц, эта очаровательная, но, если приглядеться, печальная и тревожная улыбка?

— Я таю в себе бездны, — кокетливо ответила Елена Константиновна. — Дышу духами и туманами.

Неумные женщины, изображающие фамм-фаталь, так трогательны, подумал Эдриан и ощутил прилив нежности.

— Попудрю носик, — объявила красавица, поднимаясь. — Закажите мне бокал «клико».

Вернулась повеселевшая, печаль и тревожность исчезли, глаза оживленно блестели.

— Продолжайте говорить комплименты, — велела она, пригубливая вино. — Но не пытайтесь раскрыть мою тайну. Пусть я останусь для вас загадкой.

Он удивился.

— Помилуйте, какие загадки? Вы ловите здесь клиентов и только что в туалетной комнате заправились кокаином. Ни первое, ни второе не вызывает у меня ни малейшего осуждения.

Почтительно взял ее тонкую руку, поцеловал запястье.

— Какой заня-атный, — протянула Елена Константиновна. — Люблю занятных. Тогда не будем терять времени. Едем ко мне. Двадцать пять долларов — это со скидкой за то что вы такой занятный. И хорошенький.

— У меня мало принципов, но один из них — не платить за любовь деньгами. Лишь ответной любовью. Поэтому давайте лучше посидим и поговорим. Можете заказать хоть бутылку шампанского — вам ведь нужно поддерживать хорошие отношения с отелем. А когда появится подходящий кандидат в клиенты, вы меня оставите.

— Э, да он голубой, — наморщила нос собеседница. — Могла бы догадаться по галантерейной внешности.

— Уверяю вас, я абсолютно пурпурный.

— Что это значит?

— Разве вы не замечали, что в минуту страстной любви между мужчиной и женщиной воздух становится пурпурно-золотистым? Такая любовь похожа на пышную осень — в багрец и золото одетые леса. Неужели не замечали? Значит, вас никогда еще не любили по-настоящему, как вы того заслуживаете.

Слова лились сами собой. Эдриан уже уловил мелодию этой обворожительной, изломанной, израненной испытаниями, но вопреки всему надеющейся на чудеса женщины. Говорить с ней надо было декоративно и жеманно — чтобы она перестала жеманничать и стала естественной. Но ни малейшего намека на издевательство, упаси боже.

Елена Константиновна смотрела на него внимательно, словно только что увидела и теперь хотела разглядеть получше.

— Какой заня-атный, — повторила она. — К черту деньги. Едемте так. И вина больше не заказывайте. Лучше купите вон у того губастого коки. Больше трех юаней за пакетик не давайте, а то они любят драть с иностранцев.

— Три юаня? Так дешево?

— Это Маньчжурия. Здесь за наркоту не сажают, потому и дешево. Бери такси, едем.

Кажется, Елена Константиновна решила больше не изображать блоковскую незнакомку. Она взяла спутника под руку, повела к выходу.

— Давай возьмем не такси, а велорикшу, — предложил Эдриан. — Хочется туземной экзотики.

Такой у него был уговор с Масянь: он делает что хочет, но под ее присмотром. Шустрая напарница где-то раздобыла трехколесную повозку с кожаным балдахином и мягким сиденьем.

Сели, поехали.

— Расскажи мне про себя. Только без вранья, ладно? — попросил он под мерное стрекотание велосипедных колес. — В тебе, правда, чувствуется загадка. Ты всего на четыре года старше меня, а такое ощущение, что видела и испытала в сто раз больше. Не удивляйся, я угадываю женский возраст по морщинкам в уголках глаз. Тебе двадцать семь.

— Прямо очень занятный. И ему действительно интересно, — удивленно сказала Елена Константиновна. Как у многих одиноких людей у нее привычка разговаривать с собой вслух, подумал Ларр.

Улыбка на бледном лице стала горькой.

— Ну, гляди, сам напросился. Если шлюха начинает жаловаться на судьбу, нашу сестру уже не заткнешь.

— Ты не шлюха. Просто жизнь жестоко с тобой обошлась.

Елена Константиновна погладила его по щеке.

— Ты милый. Поэтому пожалею тебя. Не буду портить наш пурпур нытьем, а то разнюнюсь. Жизнь жестоко обошлась со всеми нами, харбинскими русскими. Жили не тужили до тридцать первого года, а потом пришел японский волк, дунул, и разлетелась наша соломенная избушка, всех раскидало кого куда. Таких, как я, много. Оказываешься на улице, без куска хлеба. Предлагают контракт: кров, деньги, защита. Сажают кого на опиум, кого на героин, кого на коку. А потом выпускают, но ты уже, как собака на поводке. Была барышня Леночка, стала Рэна-байсюнфу. «Байсюнфу» по-японски...

— Я знаю. — Он приобнял ее, осторожно смахнул слезинку, чтоб не потекла краска. — Всё можно исправить. Иногда это очень трудно, но всегда можно.

— Тинься! — тронула Елена Константиновна за спину лже-китайца, и Масянь притормозила, а Ларр запомнил полезное слово, которое несомненно означало «стой» или «стоп». В цепкой памяти Эдриана уже образовался небольшой китайский глоссарий, ну а большинство надписей он и так понимал, иероглифы-то такие же, как в японском.

Сделал вид, что сует рикше в карман деньги (на самом деле ткнул в ладонь кукишем), пошел за дамой к небольшому аккуратному дому, окруженному садом. Масянь завертела педалями, умчала. Надо думать, не в дальнюю даль.

Перед дверью Елена Константиновна вдруг перешла на английский:

— Не хочу во время любви говорить по-русски. Это язык нытья и печали.

— Как прикажете, мисс.

В коридоре Эдриан хотел ее обнять, но она отстранилась.

— Нет уж, раз ты не клиент, а любовник, я сама решу когда. Ты купил коки? Давай заправимся. Мне уже пора. Поводок становится всё короче.

Квартирка у «байсюнфу» (по-японски это «покупная женщина») была опрятная, хорошо обставленная, но какая-то безжизненная.

Оба вдохнули белого порошка. Елена Константиновна снова повеселела.

— Разыграем сцену, — объявила она. — Вообразим, что мы молодожены и у нас медовый месяц. Мы посидели в баре, вернулись в свое уютное гнездышко.

— Давай. Хотя тут не очень уютно. Ты ведь здесь не живешь?

— Наблюдательный, — шепнула она ему в ухо. — Это квартира для свиданий, мне ее снимают. Но мы сделаем вид, что это наш дом. Ну пожалуйста...

— Дорогая женушка, — включился в игру Эдриан, — я сгораю от страсти. Зачем мы вообще куда-то отсюда уходим? У нас же медовый месяц, его надо проводить в кровати!

— Ах, разве можно заниматься этим при свете дня? Подождем до ночи, как все приличные пары, — оттолкнула, а в то же время и притянула его к себе Елена Константиновна. — Когда я была барышней Леночкой, я часто фантазировала, что выйду замуж — примерно за такого, как ты. Мы будем гулять вдвоем, делать покупки, ходить в театры — и все будут на нас любоваться, а женщины завидовать. Странно, но про постель я вообще не думала. Воображала что-то нежное, благоуханное и непременно в сумраке. Девушки такие дуры...

Язык у нее немного заплетался, зрачки были расширены.

— Как хорошо ты слушаешь, — опять перешла она на шепот. — Хочется всё-всё тебе рассказать. Даже то, чего нельзя. Может, и расскажу. Потому что ты ужасно милый. Но сначала обними меня.

Потом всё было очень славно, электричество ходило волнами от полюса к полюсу, кровать скрипела и трещала, на тумбочке звякал хрустальными шариками светильник.

— Что ты мне собиралась рассказать? — спросил Эдриан, когда воздух перестал быть пурпурным, и сердце снова забилось ровно.

Но разнеженная любовью и кокаином Елена Константиновна не ответила. Она спала.

Эдди был готов поспать всегда, но только не после любви. После любви положено покурить. Наркотики, как и алкоголь, на него не действовали — разве что начиналась мигрень. Такая уж странная особенность организма. Может быть, разряд молнии, пронзивший Эдриана еще в утробе, навсегда нейтрализовал все иные стимуляторы.

Чтоб не тревожить дымом сон возлюбленной, Ларр тихонько поднялся, закурил у открытого окна. Оно выходило в сад.

— План “D”, говоришь? — раздался снаружи голос Масянь.

Чертыхнувшись, он прикрыл створку. Пошел курить в ванную.

Она была превосходная, с экстравагантной фаянсовой купелью в виде бутона — видимо, предназначалась не только для водных процедур.

Одним из самых любимых времяпрепровождений Эдриана был покурить в горячей, ароматной пене. Он открыл краны, выбрал среди множества флаконов и бутылочек лавандовую соль, женьшеневый релакс-эликсир и вскоре уже блаженствовал, пуская к потолку аккуратные дымные колечки.

Из комнаты донесся возглас. Кажется, Елена Константиновна проснулась.

— Я здесь! — крикнул Эдди. — Присоединяйся.

Никакого ответа. Странно.

Позвал еще раз. Опять ничего.

Тогда вылез, накинул на мокрое тело дамский халат, выглянул.

Спит. Да еще накрылась с головой одеялом.

Снова возгласы. А, это из-за окна. Ларр подошел посмотреть, что там происходит.

Это мычала и рычала Масянь. Двое мужчин в черном пригибали ее к земле, держа за вывернутые руки. Третий, тоже в черном, наводил пистолет.

Масянь проделала акробатический переворот «сансара», высвободилась. Двинула левого в нос локтем, правого кулаком в пах — этот двойной удар по диагонали, Эдди знал, называется «косой дождь». Масянь любила красивые названия.

Третий черный выстрелил два раза. Обе пули попали в голову. Масянь опрокинулась на спину. На лице вместо глаз было две красных дырки.

Ларр закричал.

Двое согнутых не обернулись, они кряхтели от боли, но стрелявший быстро дернул головой. На Эдриана смотрели узкие, неистовые глаза. Под куцыми, а-ля Чарли Чаплин усишками щерились желтые зубы.

Захлопнув окно, Ларр кинулся к кровати.

— Вставай! — закричал он. — Быстрей!

Елена Константиновна не могла не услышать выстрелов, но осталась неподвижной.

Он подбежал. Сдернул одеяло. Замер.

Сначала увидел широко открытые остановившиеся глаза и только потом рассеченное горло, залитое кровью тело, крест-накрест взрезанный живот. Тут же лежал и нож с широким крюкообразным лезвием.

Скорее опустил одеяло. Понял, что уснул в горячей ванне и видит кошмарный сон.

В дверь требовательно стучали. Зычный голос крикнул:

— Кайфан, цзиньтя!

Полиция! Услышала выстрелы! Слава богу!

Он метнулся к двери, открыл.

Трое в форме.

— Там... там... — задыхаясь, показал Ларр на окно.

Первый, офицер, оттолкнув его, бросился через комнату.

Эдриан — за ним.