Редакция БабукИРГ том Х. Разрушение и воскрешение империи
ГЛАВНЫЕ ДЕЯТЕЛИ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
Вставная глава
Разрушение государства всегда выбрасывает на поверхность множество ярких фигур — тех самых, которые двигают историю. Как тремя веками ранее, во времена Смуты, во главе движений, правительств, армий оказались сильные, энергичные люди, оставившие след в истории. Возьму по десять ключевых имен с каждой стороны и расположу их в порядке исторической важности.
Советский лагерь
Сразу оговорюсь, что Ленина и Троцкого, политического и военного вождей РСФСР, я в список не включаю — о них уже было и еще будет многое сказано. Но историческая «иерархия» остальных советских предводителей, установившаяся еще в довоенный период, очень сильно искажена. Она плохо отражает реальность — и сделано это было намеренно.
Иосиф Сталин активно переписывал недавнюю историю: возвеличивал собственную роль, продвигал своих соратников, вымарывал имена врагов. Массовая культура — кино, литература, изобразительное искусство — усердно обслуживали этот заказ. Поскольку Сталин во время гражданской войны занимал посты второстепенные, требовалось пригасить значение всех вождей более высокого ранга (главкомов, командующих фронтами). Из них были оставлены лишь те, кто к тому времени уже умер: Свердлов, Дзержинский, Фрунзе. Зато в галерею главных полководцев и героев попали военачальники относительно невысокого звена: командарм Буденный, член армейского Реввоенсовета Ворошилов, комдивы Чапаев и Щорс, комбриг Котовский и так далее.
В «Кратком курсе истории ВКП(б)» дается следующий перечень политических деятелей, которые привели Красную Армию к победе (и именно в таком, явно неслучайном порядке): Ленин, Сталин, Молотов, Калинин, Свердлов, Каганович, Орджоникидзе, Киров, Куйбышев, Микоян, Жданов, Андреев, Петровский, Ярославский, Дзержинский, Щаденко, Мехлис, Хрущев, Шверник, Шкирятов. Примечательно, что даже Дзержинский оказался лишь на 15 месте, много ниже Кагановича и Микояна.
Некоторые вычеркнутые из истории «враги народа» во времена хрущевской Оттепели вернулись в учебники, но общая картина всё равно сильно искажена. Попытаюсь исправить эту несправедливость.
Огромную роль в победе Красной Армии — не меньшую, чем Троцкий — сыграл его заместитель в Реввоенсовете Республики Эфраим Склянский (1892–1925), истинный создатель советских вооруженных сил и участник, а нередко и инициатор всех основных военных решений.
Троцкий постоянно разъезжал по фронтам и часто отсутствовал; его помощник всё время был на месте, подле Ленина. Тот полностью доверял этому неутомимому, всезнающему работнику, которого прозвали «машиной». Считается, что большинство ленинских телеграмм, отправленных командующим фронтами и армиями в критические моменты войны, составлены Склянским — Ленин их только подписывал. «Владимир Ильич звонил Склянскому, или, наоборот, Склянский звонил Владимиру Ильичу. Склянский составлял телеграмму, Владимир Ильич поправлял и подписывал, и телеграмма свое действие на месте производила безошибочно», — рассказывает Троцкий, который называет своего заместителя «человеком исключительным». Луначарский пишет, что это «один из центральных мозговых узлов огромного организма».
Склянский обладал выдающимися способностями и всюду оказывался среди первых. Гимназию он окончил с золотой медалью, медицинский факультет университета с отличием, после февральской революции его — военного врача, офицера, да к тому же еще и еврея — солдаты выбрали председателем сначала дивизионного, а потом и армейского комитета. Внимание Троцкого молодой человек привлек своей распорядительностью во время октябрьского переворота и с тех пор стал ближайшим сотрудником вождя. С марта 1918 года двадцатипятилетний Склянский занимался строительством Красной Армии, и все основные достижения — привлечение «военспецов», мобилизационная система, логистика управления — основывались на его идеях. Он работал по 18 часов в сутки, год за годом.
Командарм Буденный в своих мемуарах простодушно проговаривается о тогдашнем положении Сталина, когда описывает их совместный визит к всемогущему зампреду в 1920 году: «Мы доложили Склянскому о недавнем заседании Реввоенсовета армии, о выводах, к каким пришел Реввоенсовет. Склянский одобрил наши рекомендации, чему, конечно, мы были очень рады». Сталинский секретарь Бажанов уже в двадцатые годы пишет: «Сталин ненавидит Склянского (который во все время гражданской войны преследовал и цукал Сталина) больше, чем Троцкого».
Когда после смерти Ленина в большевистском руководстве начнется борьба за власть, первое, что сделает Сталин — добьется отставки Склянского и настоит на отправке его подальше за границу, в Америку. Там Склянский вскоре погибнет при весьма подозрительных обстоятельствах (утонул в озере). Без своего надежного помощника Троцкий долго не продержится.
Из невоенных вождей на первое место следует поставить председателя Всероссийского центрального исполнительного комитета Якова Свердлова (1885–1919), то есть формально главу советского государства, президента, при котором Ленин являлся премьер-министром. Пока жил Свердлов, должность председателя ВЦИК имела первостепенное значение — это был тот случай, когда «человек красит место»; потом, когда «место» досталось тусклому Калинину, оно превратилось в декорацию.
Высший в республике пост 32-летний Свердлов занял сразу после Октября — по настоянию Ленина, в орбиту которого попал совсем недавно, всего полгода назад. Недоучившийся гимназист, опытный подпольщик, ветеран тюрем и ссылок, Свердлов заслужил доверие вождя исключительными организаторскими качествами и редкостной работоспособностью. Вскоре он стал ведать расстановкой партийных кадров и координацией связей между ЦК и периферийными комитетами. По всем вопросам, во всех дискуссиях этот человек держался ленинской позиции. Одним словом, у Троцкого был Склянский, а у Ленина — Свердлов.
После июльского фиаско Свердлов устроил переход Ленина на нелегальное положение и в дальнейшем был связным между Разливом и Петроградом. Руководитель ВЦИКа был сторонником самой жесткой линии, враги прозвали его «черным дьяволом» — и не только за всегдашнюю черную кожаную тужурку. Он стал одним из инициаторов разгона Учредительного Собрания. Считается, что именно Свердлов отдал распоряжение екатеринбургскому большевику Голощекину уничтожить царскую семью (и Екатеринбург впоследствии получил имя Свердловск). «Красный террор», объявленный после эсеровских терактов, тоже был введен Свердловым, который после ранения Ленина исполнял должность председателя Совнаркома и должен был остаться на ней, если бы вождь не выздоровел.
Судьба, однако, распорядилась иначе. Ленин поправился, а его предполагаемый преемник в марте 1919 года умер от испанки. Если бы этого не произошло, этот том, вероятно, назывался бы «Ленинско-свердловская эпоха».
После смерти Свердлова ключевой фигурой советского тыла и главным невоенным помощником Ленина сделался Феликс Дзержинский (1877–1926), создатель системы насилия и страха, обязательной для всякого диктаторского режима.
Дзержинский начинал как активист польско-литовского марксистского движения и долгое время воспринимался как «национальный элемент», представитель польской социал-демократии. В гимназии у Феликса по русскому был «неуд», до конца жизни он говорил с акцентом, а писал с ошибками. В отличие от Ленина и Троцкого, это был настоящий, многолетний тюремный «сиделец», к моменту революции проведший за решеткой треть своей взрослой жизни. От каторги его освободил только Февраль.
В момент октябрьского переворота Дзержинский не входил в большевистскую верхушку. Его взлет начался только в декабре 1917 года, когда Ленин поручил вчерашнему каторжанину возглавить временный (как предполагалось) орган по борьбе с саботажем — Чрезвычайную комиссию. Эта организация, много раз менявшая название, переживет все другие советские государственные учреждения. Она станет хребтом тоталитарного государства.
Подобно военному руководителю Склянскому, Дзержинский был безжалостен к себе и неутомим. Его тоже называли «машиной», а Роман Гуль окрестил «думающей гильотиной». Он пишет: «Самостоятельность мысли в Дзержинском отсутствовала. Его ум ограничен, знания брошюрочны, росшее в тюрьме мышление безжизненно и только сектантски-искривленная душа сильна тупой верой в непреложную святость партийной программы. До 1917 года за эту программу он отдавал свою жизнь, а с 1917 года начал отдавать чужие».
Все отмечают в Феликсе Эдмундовиче искренность убеждений, цельность натуры, железную волю, аскетизм. На философа Николая Бердяева, которого глава ЧК лично допрашивал (и не расстрелял, а выслал из страны) Дзержинский произвел впечатление «человека вполне убежденного и искреннего». «Думаю, он не был плохим человеком и даже по природе не был человеком жестоким. Это был фанатик. По его глазам он производил впечатление человека одержимого. В нем было что-то жуткое».
Современный британский исследователь Дональд Рейфилд рассказывает о Дзержинском так: «В отличие от Сталина, Дзержинский был педантически строг. Он выбросил блины, приготовленные сестрой, только потому, что она купила муку у спекулянта; уволил племянницу и того человека, который дал ей работу на железной дороге, за то, что она злоупотребила их фамилией. Только раз в жизни он посетил выставку картин — и в ужасе убежал, прикрыв лицо руками. На концертах он не бывал, и его единственным чтением были марксистские трактаты и романтическая польская лирика. Единственным фильмом, который он посмотрел, была заказанная им самим лента о похоронах Ленина. Своего сына он отдал на воспитание в рабочую семью, «где легче сохранить и обогатить душу». Любовь, красоту, правду он видел только в своей работе».
Фанатичная страстность являлась органичной чертой этой натуры. В юности Феликс был истовым католиком, собирался стать ксендзом. Потом так же пламенно уверовал в революцию и стал ее «великим инквизитором».
При этом советскую спецслужбу Дзержинский создавал безо всяких романтико-революционных экспериментов, используя опыт царской Охранки, налаженную работу которой знал по своему арестантскому опыту. ЧК воспроизвела организационную структуру Охранного отделения и его оперативные методы, позаимствовала массовое использование «сексотов» (секретных сотрудников) и тактику провокаций. Однако «Чрезвычайка» была несравненно могущественней царской тайной полиции, поскольку в период «красного террора» кроме следственно-карательно-информационных полномочий получила еще и права инстанции, выносящей приговоры. К началу двадцатых годов, то есть всего пятилетие спустя, организацию Дзержинского уже считали самой действенной спецслужбой мира. При этом формально Феликс Эдмундович так и не вошел в высший партийный орган, лишь незадолго до смерти получив статус кандидата в члены Политбюро. Это объяснялось большевистским ханжеством, нежеланием выпячивать роль спецслужб в управлении государством.
Итак, в число большевистских вождей Дзержинский не входил. Их во время гражданской войны (после смерти Свердлова), собственно, было трое: Ленин, Троцкий и сразу вслед за ними — как в партийной иерархии, так и в массовом восприятии — Григорий Зиновьев (1883–1936). Почти все современники и историки, отдавая дань (иногда неохотно) выдающимся способностям первых двух вождей, третьего оценивали скептически, а то и просто негативно. Единственное, что отмечают — ораторское искусство, очень важное на митинговой фазе революции и малосущественное на диктаторской. Высокое положение Зиновьева объяснялось исключительно расположением Ленина. Это был самый давний соратник руководителя Советского государства, его «оруженосец».
Все большевистские лидеры высшего уровня происходили из более или менее обеспеченных семей (за исключением Сталина, но тот в описываемый период еще не был лидером). Не являлся исключением и Григорий Евсеевич Апфельбаум («Зиновьев» — партийный псевдоним). Он прилепился к Ленину с юности, с двадцатилетнего возраста, и впоследствии почти всё время находился близ «Ильича»: и в эмиграции, и в «пломбированном вагоне», и в лесном шалаше у станции Разлив, и во время октябрьских событий. Еще с III съезда РСДРП (1905 г.) Зиновьев состоял в ЦК, на выборах в Учредительное собрание он шел в партийном списке вторым номером. Низовые партийцы так его и воспринимали: «большевик №2» (Троцкому многие не могли забыть, что он стал ленинцем только в 1917 году).
Даже эпизодическое фрондирование, которое позволял себе «оруженосец» по отношению к Ленину (например, перед переворотом, когда он вдвоем со Львом Каменевым публично выступил против курса вождя), не подорвали позиций Зиновьева. Сразу же после установления советской власти он получил важнейшее задание: править Петроградом, который и после переноса столицы в Москву оставался главным городом страны. Зиновьев стал председателем «Совнаркома Северной Коммуны» и абсолютным диктатором с неограниченными полномочиями. В начале сентября 1918 года, после покушения Фанни Каплан, Зиновьев проводил в Петрограде «красный террор» с неистовой жестокостью. Не в последнюю очередь потому что он конкурировал со Свердловым за место ленинского преемника и демонстрировал таким образом свои лидерские качества. У Зиновьева имелись серьезные основания рассчитывать на первенство, поскольку с весны 1919 года он еще и возглавлял исполком Коммунистического Интернационала, то есть руководил пролетарским движением в мировом масштабе. Для многих зарубежных коммунистов «вождь Коминтерна» был фигурой даже более значительной, чем вождь Советской России.
В качестве военного руководителя Зиновьев никуда не годился. Когда осенью 1919 года к Петрограду рвался Юденич, спасать «колыбель революции» пришлось Троцкому. Зато Григорий Евсеевич был активен в закулисных интригах. Это его качество сыграет важную роль в борьбе за власть, которая развернется после смерти Ленина.
Остальные позиции в «советской десятке» занимают полководцы, которые привели Красную Армию к победе.
Первым главнокомандующим вооруженными силами РСФСР стал Иоаким Вацетис (1873–1938), кадровый офицер, выпускник академии генштаба, к моменту октябрьского переворота командовавший латышским стрелковым полком. На стороне советской власти оказалось немало бывших военачальников гораздо более высокого ранга (да и известности), но в сентябре 1918 года, при учреждении должности главкома Рабоче-Крестьянской Красной Армии, Троцкий выбрал именно Вацетиса, хотя тот не отличался полководческими талантами. Однако для правительства тогда, после левоэсеровского восстания, после мятежа командующего Восточным фронтом Муравьева, после покушения на Ленина, важнее всего была лояльность, которую Вацетис незадолго перед тем продемонстрировал.
Дело в том, что после Октября бывший полковник возглавил дивизию латышских стрелков, являвшихся единственным боеспособным формированием слабой Красной армии. В июле 1918 года, когда левые эсеры попытались устроить переворот, стрелки Вацетиса спасли большевиков от поражения.
Через несколько дней после этого Вацетис получил командование Восточным фронтом вместо убитого мятежника Муравьева, а вскоре и пост главнокомандующего.
В этом качестве он ничем особенно не блистал, почти не покидал кабинета и занимался в основном организационными вопросами, но на этапе создания регулярной армии они, собственно, и были самыми важными.
В оперативно-стратегических вопросах Вацетис во всем подчинялся председателю Реввоенсовета Троцкому.
Почти целый год Иоаким Вацетис являлся высшим военным руководителем Красной армии. Один из ведущих «военспецов», генерал-лейтенант Снесарев, пишет про своего начальника: «Он ординарен до крайности, мысли его простоваты, разумны, если угодно, но и только». Впрочем ординарность и разумность уравновешивали порывистость и дилетантизм Троцкого.
Скромных достоинств Вацетиса, однако, стало недостаточно, когда в начале лета 1919 года военная обстановка резко ухудшилась. Поражения на колчаковском и деникинском фронтах, а также переход на сторону белых целого ряда «военспецов» породили в советском лагере шпиономанию, да и, как обычно в такой ситуации, возникла потребность найти «козла отпущения». Вацетиса обвинили в измене, арестовали. Никаких доказательств вины не обнаружили (их и не могло быть), но впоследствии его держали только на третьестепенных должностях.
На смену лояльному, но не хватающему с неба звезд Вацетису главкомом назначили другого полковника-генштабиста — Сергея Каменева (1881–1936). Как и предшественник, он не был мобилизованным «военспецом», а вступил в Красную Армию добровольно. Летом 1919 года, командуя Восточным фронтом, Каменев сумел переломить ситуацию и после ареста Вацетиса (с которым не ладил) сменил его на высшем посту.
Это опять был главнокомандующий, удобный Троцкому, поскольку не претендовал на первенство. В стратегическом отношении Каменев стоял выше Вацетиса — как пишет Троцкий, «отличался оптимизмом, быстротой стратегического воображения», однако, будучи беспартийным, чувствовал себя на своей должности не слишком уверенно. Иногда это приводило к серьезным ошибкам — Каменев не всегда осмеливался настоять на своем. По отзыву того же Троцкого (одобрительному), главком «легко поддавался влиянию работавших с ним коммунистов». Те, кто не считал это качество похвальным, прозвали Каменева «человеком с большими усами и маленькими способностями». Поражение в польской войне 1920 года в значительной степени произошло из-за того, что разработчик наступательной операции Каменев не сумел отстоять свой стратегический план, поддался давлению партийной верхушки.
И все же именно под командованием Каменева Красная армия в 1919 году выдержала натиск белых армий на востоке, юге и западе, а затем повсюду перешла в наступление. Этому же полководцу принадлежит заслуга побед в Крыму, Туркестане и на Дальнем Востоке.
Пост главнокомандующего вооруженными силами республики Каменев будет занимать до 1924 года, и Сталину потом придется немало потрудиться, чтобы вычеркнуть это громкое имя из истории. Сергей Сергеевич Каменев — единственный из крупных полководцев Гражданской войны, кого объявят «врагом народа» уже посмертно (ему повезло умереть своей смертью накануне Большого Террора).
Из высшего комсостава следующего звена, командующих фронтами (это список довольно длинный — больше 20 имен) ярче всего проявили себя четверо.
Во-первых, еще один полковник царской армии — Владимир Гиттис (1881–1938), впоследствии начисто исчезнувший из официальной истории, а если и поминавшийся, то как скрытый вредитель. Подобно Вацетису с Каменевым, он добровольно вступил в Красную армию, весной 1918 года разбил на Дону отряды генерала Краснова.
Я ставлю Гиттиса на первое место среди комфронтами, потому что он занимал эту высокую должность намного дольше, чем кто бы то ни было — с января 1919 до мая 1921 года — и неоднократно оказывался в центре самых важных военных событий.
Это был человек большой личной храбрости, георгиевский кавалер, но главным его достоинством были выдающиеся организаторские качества. Получая под начало плохо дисциплинированные, разболтанные войска, Гиттис умел приводить их в состояние боевой готовности. Например, в период командования Западным фронтом (июль 1919 — апрель 1920), самым слабым и неукомплектованным, Гиттис не только навел там порядок, но и стал помогать резервами другим фронтам, а осенью 1919 года под его непосредственным руководством Красная армия отбила наступление Деникина.
В 1920–1921 в качестве командующего Кавказским фронтом Гиттис оперативно и гладко провел операцию по советизации Закавказья.
Он не был коммунистом, но ни в чем не отступал от партийной линии. В бытность командующим Южным фронтом, в феврале 1919 года, Гиттис подписал один из самых чудовищных приказов по «расказачиванию», где в частности предписывалось «обнаруживать и немедленно расстреливать всех без исключения казаков, занимавших служебные должности по выборам» (то есть фактически всех казаков, пользовавшихся у станичников авторитетом), а в конце перечня потенциальных врагов, под пунктом «е») значилось: «всех без исключения богатых казаков».
Одним словом, несмотря на старорежимную внешность, это был образцовый красный командир, исполнительный и безжалостный.
Александр Егоров (1883–1939) тоже был полковником старой армии, но, в отличие от Вацетиса, Каменева и Гиттиса, стремился не только к военной, но и к политической карьере.
Сразу после Февраля, когда ведущей силой считались эсеры, он стал членом этой партии, а после октябрьского переворота перешел в большевики. Был одним из создателей Красной Армии, где поначалу состоял на оргработе — вербовал на службу бывших офицеров, что свидетельствовало о высокой степени доверия со стороны советского руководства.
На втором этапе гражданской войны, в 1919 году, Егоров командовал армиями, и не всегда удачно, но в октябре, когда войска Деникина рвались к Москве, в Орловско-Кромском сражении, поворотном для всей войны, нанес белым поражение. Будущий маршал Семен Буденный, в то время подчиненный Егорова, а впоследствии куда более прославленный «герой гражданской войны», потом писал про своего начальника: «Мне нравилось, что он держится скромно, не щеголяя своей образованностью, как это нередко делали бывшие офицеры. Особенно меня подкупала его смелость в бою, то, что он, командующий армией, когда это необходимо, ходил в атаку вместе с красноармейцами».
После успеха в боях с деникинцами Егоров возглавил Юго-Западный фронт, обращенный против поляков и, наряду с Тухачевским, руководил боевыми действиями в этой неудачной для Советов войне. Он вел наступление на Львов, не сумел взять город и в беспорядке отступил. Потом командующие обоими фронтами будут сваливать вину друг на друга, но у Егорова членом военного совета был Иосиф Сталин, так что со временем будет официально признана правота «львовцев». Близость к Сталину станет главным мотором послевоенной большой карьеры Егорова, она же его и погубит. В конце концов Вождю, переписывавшему историю, захочется избавиться от полководца, при котором он всего лишь состоял политкомиссаром. Поколебавшись (с первого раза вычеркнув Егорова из расстрельного списка) Сталин потом перестанет сентиментальничать и все-таки отправит бывшего соратника на смерть. Маршала казнят 23 февраля, в день той самой армии, которую он когда-то создавал.
Единственный комфронта, чье имя сохранится в сталинском пантеоне, Михаил Фрунзе (1885–1925), вошел в число важнейших военачальников довольно поздно, поскольку не имел военного образования и опыта.
В самом высшем эшелоне красных полководцев только Фрунзе не принадлежал к офицерству.
Девятнадцатилетним студентом он участвовал в трагической манифестации 9 января 1905 года, был там ранен и с тех пор посвятил всю свою жизнь борьбе с самодержавием. Активный участник событий «первой русской революции», он создавал рабочие советы и боевые дружины, получил смертный приговор, замененный на каторгу, провел несколько лет в тюрьмах и ссылках, бежал, скрывался в подполье — одним словом, это был заслуженный ветеран большевистской партии, но отнюдь не военный. Поэтому весь 1918 год Фрунзе находился на тыловой советской работе и попал на фронт лишь в следующем году. Там, в борьбе с Колчаком, у Фрунзе обнаружились незаурядные полководческие способности, и он, будучи для власти «своим», сделал головокружительную карьеру. Уже через месяц он командует армейской группой, а затем и всем Восточным фронтом.
Правда, вскоре его перебросили на менее важный Туркестанский фронт и Колчака разобьет Владимир Ольдерогге, генштабовский военспец и будущий «враг народа», вычищенный из официальной истории. Фрунзе же, одержав скромную победу над войсками эмира бухарского, осенью 1920 года был назначен командовать врангелевским фронтом. Операция по штурму полуострова-крепости Крым — очень сложная и блестяще проведенная — стала главным достижением красного полководца, но пятном на его репутации осталась расправа над сдавшимися в плен врангелевцами.
После крымской кампании Фрунзе участвовал в войне совсем иного рода — против партизанской армии Нестора Махно, и, несмотря на огромное численное превосходство, добился победы очень нескоро, после многих месяцев упорной борьбы.
Как «полководец-большевик» (а не «полководец-военспец») Фрунзе находился в уникальном положении — он не являлся креатурой Троцкого, который признавал Михаила Васильевича «серьезной фигурой» и отдавал должное его «партийному авторитету», однако пренебрежительно пишет, что товарища Фрунзе «увлекали абстрактные схемы, он плохо разбирался в людях и легко подпадал под влияние специалистов, преимущественно второстепенных». Противостояние между наркомом и главным «партийным полководцем» сыграет важную роль в борьбе за власть после смерти Ленина.
Последний в десятке ведущих советских деятелей Гражданской войны — Михаил Тухачевский (1893–1937). Прежде он не командовал крупными воинскими континген-тами, поскольку в царской армии дослужился только до подпоручика. Бóльшую часть мировой войны провел в германском плену, откуда бежал (с пятой попытки) и вернулся на родину кружным путем, через Швейцарию, Францию и Англию, только осенью 1917 года. В Красную армию молодой офицер вступил в первые же дни, сразу после этого стал членом партии, поэтому военспецом не считался. Уже в августе его назначили командующим только что образованной Первой армией, брошенной против белочехов. В течение следующих полутора лет Тухачевский с переменным успехом (бывали у него и поражения) сражался то на востоке, то на юге, то снова на востоке.
Слава пришла к нему летом 1919 года, когда V армия Тухачевского (в ней состояла дивизия знаменитого Василия Чапаева) одержала несколько громких побед над колчаковцами. После этого Тухачевский пошел вверх. В начале 1920 года он уже командующий Кавказским фронтом, который должен был завершить разгром отступающей Добровольческой армии. С этой задачей Тухачевский успешно справился и тут же, буквально через несколько дней, был переведен на должность командующего Западным фронтом — тот становился главным направлением военных усилий республики, поскольку назревала война с Польшей.
Тяжелое поражение под Варшавой несколько испортило послужной список Тухачевского и в дальнейшем он считался «вторым после Фрунзе», крымского победителя.
В конце гражданской войны Тухачевский уже командует не фронтами, а армиями, причем карательными. В марте 1921 года заливает кровью Кронштадтский мятеж, затем подавляет крестьянское восстание Антонова. В обоих случаях действует решительно и безжалостно, причем на Тамбовщине даже приказывает использовать против лесных партизан химическое оружие (в ту пору, правда, еще не запрещенное).
Из десяти вышеперечисленных «звезд первой величины» ни один не дожил до старости и только трое удостоились почетных мест в советских учебниках истории: Свердлов, Дзержинский и Фрунзе. Посмертная слава, хоть и с большим опозданием, уже в хрущевскую «оттепель», досталась из всех «вычеркнутых» только Тухачевскому — не в последнюю очередь из-за импозантной внешности. Правда, после распада СССР, когда рассекретились архивы и стало известно, насколько жестоко Тухачевский расправлялся с народными восстаниями, отношение к этой героической и трагической фигуре стало менее восторженным. Но героем он, безусловно, был.
Все они одновременно и герои, и злодеи — такое уж это было время.
