Анна БерсеневаМОЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ ПРЕМИЯ. ДЭНИЭЛ МЕЙСОН
ОЧЕРТАНИЯ МИРА В ПРОСТРАНСТВЕ МЕЖДУ ДЕРЕВЬЯМИ
Роман американского писателя Дэниела Мейсона «Северный лес» (М.: Фантом Пресс. 2024. Перевод с английского Светланы Арестовой) - из долгожданных мировых новинок. И уже одно то, что он своевременно и в прекрасном переводе может быть прочитан по-русски, должно считаться издательской и читательской удачей. Но Дэниел Мейсон такой автор, при чтении которого забываются любые внешние факторы - остается только завораживающая сила его прозы. Причем завораживает она вовсе не стилистически, хотя любой из фрагментов этого текста втягивает в сплетение слов до головокружения. Вот, например, как этот, в котором описывается видение майора британской армии, раненного во время англо-французской войны середины XVIII века в США: «И привиделся мне сон: я снова в Англии, иду по широкому зеленому полю, взбираюсь на холм, а по ту сторону холма — дерево. На дереве том играют дети в белых сорочках, бегают по веткам, точно бельчата, и у каждого по яблоку в руке. С любопытством бросились они ко мне, и тогда я спросил, что такое они едят, и они ответили, что я достиг дерева, кормящего души. Не хочу ли я отведать его плодов? О да! Живот мой сводило от голода. Я протянул руку, но обнаружил, что лежу в походной палатке, темной и холодной, и только полог хлопает на равнинном ветру».
Этот майор по фамилии Осгуд действительно отведал плод таинственного яблоневого дерева, кормящего души - он нашел его земное воплощение. И с тех пор его душа и тело неразрывно связались с массачусетским северным лесом. Осгуд купил в этом лесу заброшенный дом, полный призраков умерших в нем людей, вырастил сад с яблонями единственного, нигде в мире больше не существующего сорта, и вместе с ними выросли его дочери-близнецы, жизнь которых переплелась и с садом, и с лесом, и со старым домом настолько, что они сделались частью всего этого наполненного тайной пространства. И жизни всех многочисленных, связанных между собой персонажей романа, причем живущих не только в глубине Коннектикута и не только четыре века назад, но и в современности, точно так же вплетаются в северный лес - во всю его отрешенную и грозную красоту, во все его безразличие, которое «можно сказать, главный урок мира».
Велик соблазн отнести этот роман, в котором лес является не просто полноценным, но главным героем, к модному и по сути не художественному, а прикладному жанру экофикшна, ведь в нем действительно без труда прослеживается тема сложного взаимодействия человека и живой природы. Однако гораздо точнее определил его жанр рецензент The Washington Post, написав: «Книга, которая не укладывается ни в один жанр, она словно мерцающее волшебное повествование. Каждая глава прорастает в своей собственной форме, распускается экзотическими завитками, которые сплетаются общим романным каркасом. Мейсон словно плывет сквозь детектив и триллер, нуар и сатиру, эротическую фантастику и сказку о паранормальных явлениях, семейную сагу и любовный роман – он проплывает сквозь все это, нигде не задерживаясь, но пропитываясь ароматом и привкусом каждого жанра».
Читая «Северный лес», невозможно не вспомнить недавний роман Дэниела Мейсона «Зимний солдат», ставший мировым бестселлером. В том романе автор погрузил читателя в хаос Первой мировой войны и в нерушимую гармонию личности человека, сердце которого чисто, а дух неодолим. Главный герой «Зимнего солдата» чувствовал не гармонию войны - такое определение было бы невозможно для него, врача и гуманиста, - но неформулируемые законы, по которым она идет. И северный лес, его симбиоз с человеческими жизнями в новом романе Мейсона тоже подчиняется законам, которые наивно было бы считать благостными. По ним существует мир - это, пожалуй, единственное, что о них можно сказать. И солдат Осгуд чувствует это, когда пытается превратить часть вечного северного леса в сад: «Казалось, если убрать все, что нас окружает, оставив лишь яблони, в пространстве меж ними проступят очертания мира».
Дэниел Мейсон нашел собственный способ для того, чтобы охватить романным пространством жизнь во всей ее ускользающей полноте. Множество жанров, множество эпох, множество персонажей - и все это в ореоле единой загадки, попытки разгадать которую многообразны, но ни одна из них не окончательна.
