НЕЗАМЕЧЕННЫЙ ТРИУМФ

Я собирался сегодня написать про другое, но только что прочитал в френд-ленте замечательный текст Сергея Гандлевского, у которого в фейсбуке очень небольшая аудитория, и захотелось, чтобы вы тоже получили удовольствие. Когда поэты пишут прозой, у них каждое слово на месте и работает – как в стихах.

Помещаю целиком вместе с картинкой (на ней не сын Гриша, Гриша уже большой мальчик, ему сейчас под сорок). 

Сергей Гандлевский

НЕЗАМЕЧЕННЫЙ ТРИУМФ

Мужественность и женственность в нашей семье не соответствуют реальной половой принадлежности. Не помню, чтобы глаза жены увлажнились от горя или от радости; я же, наоборот, плакса. Как многие недобрые люди я непристойно сентиментален, поэтому, например, на праведные финалы голливудского кино мои слезные железы откликаются безотказно, подтверждая наблюдения академика Павлова. А при приближении к оазисам казенного сиротства и убожества - детским дошкольным учреждениям - меня стремительно развозит.

Тем не менее, именно я был завсегдатаем первых и последних звонков, утренников и смотров самодеятельности, имевших отношение к нашим детям.

Чу! Звучит знакомый мотивчик, раздается приторный фальцет Людмилочки Николавны: «Встаньте, дети, встаньте в круг…», дрессированные «зайчики» и «снежинки» прилежно перебирают косенькими ножками и цепляются за руки, а мои плечи уже содрогаются, и я порывисто обшариваю себя в поисках носового платка.

Душераздирающий утренник в Гришином детском саду в 1-м Новокузнецком переулке подходил к концу: в «ручеек» было сыграно, куплеты про неряху Колю и чистюлю Машу были прочитаны «с выражением»; эстафета свое оттопотала, заглушая мои всхлипы, когда в голову корпулентной воспитательницы пришла brilliant idea, «оживляж», так сказать, - конкурс папаш экспромтом.

Все случилось внезапно и мгновенно, и от волнения я не помню, в чем именно состояло состязание – был это бег в мешках или еще какая-нибудь унизительная чушь. На прощание я поискал глазами сына и не нашел его. Но мученическое присутствие Гриши ощущалось всеми моими отцовскими внутренностями.

Когда-то я прочел у Оруэлла, что «если смотреть на любую жизнь изнутри, она предстанет просто как сплошная череда поражений», и безоговорочно кивнул; во всяком случае, мой жизненный опыт точь-в-точь об этом. Экзекуция началась, и я поклялся, что живым не дамся. С чудовищным грохотом, опрокидывая стулья и соперников, я выписывал предусмотренные ведьмой-воспитательницей пируэты и преодолевал препятствия, отделяющие меня от финиша. А маленькие дикари визжали и скандировали, поощряя меня: «Гри-шин па-па! Гри-шин па-па!»

На грани обморока я финишировал первым, потеряно оглянулся на ряды болельщиков и, наконец, встретился глазами с сыном. Но его взор был полон беспримесного несчастья: он так боялся моего позора, что не заметил моего триумфа.