Издательство BAbookЕвгений Фельдман. Мечтатели против космонавтов
Дорогие читатели!
По вашим просьбам мы возобновляем публикацию книги Евгения Фельдмана «Мечтатели против космонавтов» в рубрике Книга с продолжением. Книга будет публиковаться долго, больше месяца. Напомним, что эту рубрику мы специально сделали для российских читателей, которые лишены возможности покупать хорошие книжки хороших авторов. Приходите каждый день, читайте небольшими порциями совершенно бесплатно. А у кого есть возможность купить книгу полностью – вам повезло больше, потому что вы можете купить эту книгу и в аудиоверсии, и в бумажном виде и даже с автографом автора!
Читайте, оставляйте восторженные комментарии!
Редакция Книжного клуба Бабук
Глава 21. Мост Немцова.
Продолжение
В июне Крис Миллер из Mashable наконец-то получил российскую визу и приехал в Москву в командировку. Наши отношения немного испортились: на любое несогласие он отвечал, что легко может найти себе другого фотографа, и одновременно все сильнее замыкал меня на себя, указывая писать с любыми идеями ему, а не нью-йоркским редакторам. Я был вынужден соглашаться, ведь Mashable платили невероятные гонорары, и за год я полностью обновил фототехнику.
Приезд Криса помог мне попасть к недоступным раньше людям — например, мы договорились об интервью с Арамом Габреляновым, главой и основателем пропагандистского медиахолдинга LifeNews. У него было необычное место в системе: государство не контролировало «Лайф» напрямую, но при этом он чутко следовал официальной линии и часто выступал более ярко и оголтело, чем обычный телевизор. Габрелянов открытым текстом признавал подкуп полицейских, сливающих холдингу новости о происшествиях.
Офис «Лайфа» располагался в промзоне на севере Москвы, на улице Правды — там в советские времена сидела одноименная газета, а теперь находились редакции многих государственных медиа. Над рабочим столом Габрелянова висела фотография Путина, играющего в хоккей, а сбоку стояли иконы. При виде нас Арам разулыбался. Он явно чувствовал себя хозяином положения, зная, что его будут пытаться уличить во лжи и что он легко сможет увернуться.
Крис облапошился в одном из первых же вопросов. Он потребовал у Габрелянова ответа за фейк с распятым мальчиком, и медиамагнату оставалось лишь сказать, что это был материал Первого канала. Миллер явно не до конца понимал ответы на русском и механически продолжал идти по заранее составленному списку, хотя Габрелянов всем видом показывал, что готов к дискуссии.
Передо мной впервые был один из столпов пропаганды, и я нарушил неписаное правило — фотограф должен молчать во время интервью — и бросился в атаку. Сначала я намеренно попытался задеть Габрелянова, напомнив ему про московского таксиста-армянина, убитого националистами из-за фейка, вкинутого «Лайфом», — тот отбился. Речь зашла о ценностях, и Арам начал говорить о правиле трех источников, на которые опирается холдинг при написании новостей, а потом о запрете на критику Путина как «национального лидера».
Габрелянову явно понравилось, что интервью переходит в спор, он даже шикнул на секретаршу, зашедшую напомнить ему про следующую встречу. Я пытался зацепить его, разматывая аргументы дальше первого ответа:
— У оппозиции есть электоральные шансы?
— Конечно нет.
— А почему их на выборы не пускают?
Я сам не понимал, чего хочу от него добиться — не раскаяния же. Смущения? Поражения в споре? Пропагандист уходил от всех моих комбинаций, но зато по-настоящему раскрылся. Например, он рассказал, как сильно на него повлияла библиотека журфака МГУ, где ему удалось получить доступ к западным изданиям после долгих уговоров декана и КГБшника. Из увиденного там он сделал вывод: западные медиа транслируют такую же пропаганду, но делают это тоньше, чем издания вроде «Правды». Габрелянов с гордостью рассказывал, что «Лайф» действует иначе, не так топорно.
Я впервые столкнулся с умным человеком, работающим на Кремль и спокойно объясняющим свои взгляды. Мне казалось, что я вот-вот нащупаю в споре что-то важное, какой-то безусловный аргумент, но время закончилось, и Габрелянов ушел, напоследок сравнив меня со своим сыном Артемом, «либералом», который вечно с ним не согласен.
Я продолжал снимать историю про милитаризацию — и многие найденные мной сюжеты были интересны и Миллеру. Он ходил со мной в свежеоткрытый магазин мерча «Армии России» или в новенький «армейский диснейленд» под Москвой и каждый раз доводил меня до белого каления. Американец везде первым делом шел покупать фигурки «вежливых людей» или магнитики с Путиным, низводя мучащую меня тему до сувениров, которые казались ему смешными.
Четырехдневный армейский форум в только построенном подмосковном парке «Патриот» тогда проводили в первый раз. Это была эдакая черная дыра, которая засасывала что угодно из окружающей среды и выплевывала обратно, покрыв камуфляжем. Там, например, показывали танковый балет: четыре бронемашины под музыку съезжались и кружились в хороводе, пока сбоку танцевали с саблями несколько артистов, а под финальные аккорды в центр въезжала гаубица и задранным почти до вертикали стволом указывала на проходящие в небе вертолеты.
На полигоне, поднимая невероятную пыль, ездили колонны танков, гаубиц и систем залпового огня, пока диктор восторженно объявлял характеристики новых машин. И везде выстраивались очереди тех, кто хотел сфотографировать детей на таком фоне: младенцев поднимали на руки, а одетых в камуфляж мальчиков постарше родительские руки заталкивали на броню.
В огромном выставочном зале неподалеку всем желающим давали подержать автоматы и поглядеть в снайперский прицел. Рядом продавались шлемофоны танкистов, и выставочный образец висел на манекене с лицом Путина.
История была почти готова. Каждые несколько дней я возвращался к золотому кальяну-калашникову в витрине, пытаясь сделать кадр получше. Друзья следили за новостями и советовали потенциально интересные сюжеты — так я оказался на показе мод с моделями в противогазах, в магазине электроники, где кассиров после аннексии Крыма одели в камуфляж, и на круглом столе с участием Игоря Стрелкова.
Чем ближе я был к концу работы, тем более очевидной мне казалась тема. Я страшно переживал, что раньше меня такую же серию выпустит какой-то другой фотограф. Но мне нужен был гвоздь истории, не мимолетное проявление любви к оружию.
Как-то я увидел историю про человека, который на своем черном «порше» написал желтой краской из баллончика: «Обама чмо». Я даже нашел его в соцсетях, и он согласился на съемку, но потом перестал отвечать.
Мне оставалось часами листать сайты автомастерских и тату-салонов в поиске подходящих работ. Наконец мне повезло — в очередной галерее я наткнулся на Аленушку в кокошнике и с калашниковым, сурово глядящую с плеча какого-то парня. Я уговорил мастера дать мне его контакты — татуировщик сорок минут допрашивал меня в своем салоне! — а потом уговорил и владельца рисунка.
Уже через несколько дней я стоял в тесной грязноватой качалке в какой-то промзоне на окраине Петербурга и пытался снять Аленушку так, чтобы влез и автомат, и кокошник, и антураж.
Парень оказался вовсе не патриотом путинской России — просто, рассказывал он мне, картинка понравилась и решил набить. На другом его плече красовались покемоны, а на спине дьявол и Иисус занимались армрестлингом. Я решил, что это как раз идеально доказывает точность найденной мной темы: милитаризация становилась нормой.
Первыми готовую историю о милитаризации в России увидели киевляне: я полетел презентовывать украинскую версию альбома «Врозь» и понял, что не могу не показать новую работу. К тому же я хотел последить за реакцией живой аудитории — я все еще пытался определить верный порядок фотографий.
Все получилось как надо. Зрители все сильнее хихикали, глядя на абсурдные стороны милитаризации вроде Путина-манекена, нелепых граффити и золотого кальяна-калашникова, а потом резко затихли, увидев последний кадр — операционную с выставки. Собирая серию, я решил, что этот кадр не только приводит в нужную мне точку настроение зрителя, но еще и подытоживает проект, показывая, как легкомысленное отношение к войне оборачивается десакрализацией смерти.
Когда серия вышла в «Новой газете», она сразу стала хитом: восемь полос в бумаге, сто с лишним тысяч просмотров на сайте, восторги коллег. Кто-то спорил, что никакой особой волны «милитари-гламура» в Москве не видит, и я стал снимать каждого замеченного прохожего в камуфляже — вышло семь за пару часов. А еще днем позже я наткнулся на карнавальный парад колясок в московском парке, и там были целые семьи в военной форме с колясками, превращенными в танки и истребители.
Работа над такими сериями, думал я, похожа на доказывание научной гипотезы: надо найти необходимое количество примеров и заодно отсечь все лишнее. Каждое проявление милитаризации (культ Путина, оружия, прошлых войн) и каждое новое место (бары, кабинет Габрелянова, плечо с татуировкой) работают как свидетельства того, что явление и вправду существует.
Я был взбудоражен этим форматом и влюбился в такое сотрудничество с Муратовым — он не только помог докрутить идею, но и написал хлесткий сопроводительный текст: «Это фотоисследование про счастье быть большинством». Когда выяснилось, что Mashable готовы позвать меня в штат, я решил, что хочу остаться в «Новой газете» и снимать в России вдолгую. Я надеялся так и жонглировать съемками для двух изданий — но всего через год с лишним перестал работать с обоими.
«Мечтатели против космонавтов»
электронная книга
аудиокнига
бумажная книга
бумажная книга с автографом автора
