Анна БерсеневаМОЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ ПРЕМИЯ. ЕВГЕНИЙ ДЕМЕНОК
ОДЕССКИЙ ДИАПАЗОН
Книга «Человек с безупречным вкусом» (Киев. «Друкарський двiр Олега Федорова». 2025), которую написал Евгений Деменок, могла бы считаться сборником очерков о людях искусства и о путешествиях вдумчивого автора по местам, наполненным смыслами и символами культуры. Эти тексты составляют основную ее часть. Книга и начинается историей «Тцара без бровей» - о том, как герой проводит несколько дней на пражской вилле, которую построил великий архитектор Адольф Лоос и которая оказалась множеством тонких нитей связана с Тристаном Тцарой, отцом-основателем дадаизма. Прихотливые пути художественных и биографических исследований, начинаясь на этой вилле, неожиданным образом приводят героя к разным историческим личностям, в числе которых оказывается и Маяковский. Написано обо всем этом увлекательно - так же, как и в истории, давшей название сборнику, «Человек с безупречным вкусом», которая начинается рассказом Давида Бурлюка о знаменитом коллекционере живописи Иване Абрамовиче Морозове.
Давид Бурлюк появляется и в рассказе «Требник троих», где в его номере «в большом многоквартирном доме, что и ныне стоит на углу Тверского бульвара и Малой Бронной, — собрались ниспровергатели основ», чтобы составить сборник стихов, который должен будет взорвать культурное пространство послереволюционной России.
Частое появление Давида Бурлюка не удивительно - его фигура особенно значима для Евгения Деменка, который написал множество статей о нем и его биографию в серии ЖЗЛ, а недавно издал книгу «Уехать нельзя остаться. Из семейной переписки Бурлюков и Делоне».
Герой рассказа «Экспрессионист», одесский художник второй половины ХХ века Давид Сухолуз, несравнимо менее известен. Но образ его играет на страницах книги Евгения Деменка яркими красками.
«Любой, кто брал в руки его работы, сразу понимал, что имеет дело с талантом. Энергия просто била с этих отсыревших картонов. Естественно, ни в каких выставках Давид не участвовал. Естественно, он о них мечтал. Он рассказывал о том, что иногда выставлял свои работы дома, на полу, вдоль стены, и ясными ночами их освещала луна. Он называл это лунным вернисажем».
Подписи под картинами Сухолуза переполнены той же энергией незаурядности.
«Поражало всё, но в первую очередь контраст между силой живописи и образом художника — его детскостью и наивностью. Каждая работа была подписана по нескольку раз, снаружи и на обороте. Детским почерком, крупными буквами. Чаще всего так: «Давид Тихолуз. Одессит, художник, еврей». Но часто можно было увидеть и более подробные подписи. <…> ««Писал пейзаж Давид Наумович Тихолуз в 17 лет в Одессе, в переулке Сеченова (бывшем Рождественском, номер девять, квартира шестнадцать). Подписал Давид Тихолуз в двадцать шесть с половиной лет, год рождения тысяча девятьсот пятьдесят четвёртый, одиннадцатого декабря. Этот пейзаж призван. Теперь, когда после девяти лет лежания за шкафом, как безумный пейзаж, теперь, когда в двадцать шесть с половиной лет отроду я вновь вешаю его на стену, он призван напомнить мне, что тогда, в семнадцать лет, я был хорошим человеком! И не таким, как теперь. В этом пейзаже заключено всё моё тогдашнее мировоззрение и мироощущение. Вся моя душа в то время, когда я был очень молод и глуп. Пейзаж написан с маленького искреннего этюдика художником-живописцем и колористом. Искренно!».
О судьбе этого художника, по определению печальной, Евгений Деменок рассказывает так, что повествование выходит за рамки жизнеописания. Возможно, потому, что кроме автора-повествователя и Давида Сухолуза в этой истории есть еще один полноправный герой - Одесса, родной город Евгения Деменка. Она присутствует во многих его рассказах не только в виде прямого образа - как в рассказе «Парящее остриё», где автор замечает: «Нет, это не город, а просто средоточие тайн и загадок. Хорошо, что в беззаботном советском детстве я даже не догадывался о тайной жизни художественной Одессы. Я тогда просто мечтал писать морские пейзажи», - но и в более сложных формах, а главное, в авторском мироощущении.
И вдруг среди неуловимых и прекрасных воплощений духа Одессы, как удар, является другой ее образ.
В рассказе «Immigrant Song» герой приезжает с женой и дочкой на Французскую Ривьеру, чтобы отдохнуть от пражской зимы.
«Пока я рулил на восток и разбирался в хитростях пользования платными дорогами, жена вслух читала одесские новости.
— Две ракеты попали в порт Южный. Судя по всему, прилично. А сейчас летят «Шахеды».
При этих словах телефон ее завыл — сработала программа оповещения воздушной тревоги. Эту программу я так и не скачал, хотя нервы у меня, казалось бы, покрепче. С самого начала войны мы жили в двух мирах. В том, где находились в данный момент, где работали, встречались с друзьями, путешествовали. И в мире войны, которая была далеко от нас и одновременно внутри нас.
<…> За обедом мы вспоминали «Зайца с янтарными глазами», семейную сагу, написанную одним из потомков семьи Эфрусси — Эдмундом де Ваалем, его брата Томаса, с которым мы когда-то встречались в кафе на Ришельевской, и говорили о том, какой прекрасной была когда-то Одесса. Прекрасной и богатой — настолько, что сделавшие в нашем городе первые большие деньги Эфрусси стали чуть ли не вторыми банкирами Европы.
А еще читали новости.
— Ночью опять были «Шахеды». Семь штук. Взрыв где-то в центре — весь двор разнесло.
Всю весну Одессу беспощадно обстреливали. Пятнадцатого марта ракеты дважды прилетели в одно и то же место — во второй раз специально, чтобы убить спасателей. Погиб двадцать один человек. После этого одесситы, услышав воздушную тревогу, начали наконец спускаться в убежища. Беда в том, что убежищ практически не было. А тревог, наоборот, было много — по нескольку за день, и обязательно ночью.
<…> На ужин поехали в Вильфранш-сюр-Мер. Нашли кафе прямо рядом с капеллой Сен-Пьер, расписанной Жаном Кокто. Он, похоже, оставил следы по всему Лазурному побережью. Добрую сотню лет в капелле хранили рыбацкие сети. Они и сейчас были навалены рядом с ней — и бюстом Кокто. Мидии, которые я заказал, были, похоже, сварены в морской воде. Вкуснее я еще не пробовал.
— Снова прилетело, — сказала жена, прочитав пришедшее на телефон сообщение. — Баллистика.
Защититься от баллистики в Одессе — дело практически невозможное. Ракеты прилетают из Крыма за две минуты — так быстро, что не успевают даже объявить воздушную тревогу. Ракеты заходят с моря прямо в город, и любое их сбитие — неизбежные разрушения, потому что обломки падают на жилые дома, падают куда попало. Так произошло и на этот раз — телефон жены завыл на полминуты позже, чем пришла смс от ее мамы.
Люди в кафе вздрогнули. Все, как один, обернулись на нас.
То же самое случалось с нами каждый следующий день. В Монако телефон завыл в чудесном океанографическом музее, в Сен-Поль-де-Вансе — в легендарном ресторане «Золотая голубка».
Кому-то, возможно, покажется кощунственным ровное повествование о красотах Французской Ривьеры под сирены воздушной тревоги в Одессе. Но автор сознательно пользуется этим мучительным приемом: он точнее и сильнее передает ужас происходящего, чем сделали бы это любые патетические восклицания. И никто из встреченных им по дороге украинских женщин, а с началом большой войны их в Европу бежало из-под бомбежек много, не допускает патетики, и, наверное, все они удивились бы, если бы ее допустил автор. От ровного же тона рассказа же «Immigrant Song» трудно прийти в себя.
А есть в этом сборнике тексты, столь же сложные и тонкие по внутренней своей задаче и так же не укладывающиеся в жанровые рамки, как их герои.
«21 декабря 2014 года потомственный главный бухгалтер Константин Сергеевич Долгоруков пришёл с работы домой и сел за обеденный стол. Он был дома один, супруга с работы задерживалась, и, собственно говоря, он мог бы усесться на диван или даже в кресло, ведь стол был пустым.
Он закрыл глаза, и поток невнятных образов увлёк его.
Он находился то в центре, то сбоку огромного цветка, у которого вместо отмирающих старых вырастали всё новые и новые лепестки. Цветок был огромным, рос из воды и казался ему то лотосом, то розой. По сравнению с этим цветком сам он был просто крошечным, но это его никак не беспокоило. Иногда ему казалось, что сам он — один их этих лепестков. Иногда — что просто сторонний наблюдатель.
Вдруг Константин Сергеевич ощутил рядом с собой некое присутствие кого-то величественного и вместе с тем прекрасного. И эта величественность его тоже совсем не пугала. Без всякого интеллектуального напряжения и сомнений он вдруг осознал, что это Бог. Осмыслить его он даже не пытался, но попытался почувствовать.
И ему это удалось». («Sub Rosa»).
Таков же и рассказ «Несколько слов о смысле жизни» - не об искусстве, не о людях, оставивших в нем образ своего таланта, не о великих и прекрасных местах, а о том необъяснимом и неназываемом, что может вдруг осветить жизнь обычного человека и постепенно погаснуть, оставив его в тусклом течении дней.
Весь этот широкий диапазон - жанровый, сюжетный, стилистический - составляет суть увлекательности книги «Человек с безупречным вкусом». 
