Леонид Парфёнов«12 стульев»
В отечественную словесность входит Остап Бендер. Илья Ильф и Евгений Петров издают свой первый роман про «великого комбинатора» — самую смелую подцензурную сатиру раннего СССР.
Соавторы — одесситы, это новая школа русской литературы (см. также «Конармия», 1924). Настоящая фамилия Петрова — Катаев, его старший брат Валентин, переехавший в Москву раньше, уже стал известным писателем. Он посоветовал дебютантам работать сразу над большой книгой и подарил сюжет: поиски сокровищ, спрятанных в каком-то стуле. История расхожая — есть рассказ про Шерлока Холмса «Шесть Наполеонов», где драгоценный камень хранился в одном из бюстов императора. Но «12 стульев» пародируют чуть ли не все литературные жанры.
Начинаясь в духе XIX века — «В уездном городе N…», — новый плутовской роман представляет бывшего предводителя дворянства Воробьянинова, наследника бриллиантов. Потом в губернском Старгороде возникает герой нынешних дней, профессиональный авантюрист Бендер, и сразу произносит: «ключ от квартиры, где деньги лежат» — первую из острот, которыми будет щеголять несколько поколений советской интеллигенции. Вместе два этих кладоискателя в погоне за заветным стулом объезжают Москву, Поволжье и Кавказ. Им встречаются люди из прошлого, настоящего и будущего. Возникает энциклопедия нэповской жизни, исполненная густым и бойким южным слогом. «Положительных героев», которые нужны советской литературе для воспитания читателя, здесь нет — только обыватели разных мастей (см. также «Зощенко», 1924).
Официальный прием «12 стульев» имеют прохладный, но читательский успех приходит мгновенно, а это пока имеет значение. Следуют отдельные издания, переиздания и — при сугубой специфике юмора и советских реалий — переводы на западные языки. В конце романа Бендер погибает, а Воробьянинову больше нечего делать: бриллианты до него нашли другие. Но успех требует продолжения (см. «Золотой теленок», 1931), и дилогия Ильфа и Петрова останется популярнейшей книгопродукцией до конца СССР: сколько тиражей ни напечатай — все раскупят. Когда у читательской публики скепсис по отношению к социализму усилится, романы станут заново актуальными (см. 1961). Разумеется, будет считаться, что в них видны не пороки строя, а временные «отдельные недостатки».
