Опрос
SUSUPERADMIN

"МЕДИАМАНИФЕСТ" ИЛЬИ КРАСИЛЬЩИКА: ВАШЕ МНЕНИЕ

Илья Красильщик опубликовал текст, который назвал «медиманифестом». Очень важный. 

Публикую его здесь полностью, потом – мои мысли по этому поводу. И в конце – опрос: что думаете вы? 

Результат голосования, во-первых, интересен  сам по себе, а во-вторых, возможно поможет журналистам сориентироваться. 

 

«Сейчас будет некоторый медиаманифест.

Война сломала все, чем мы жили. Это кажется самоочевидным, но до меня это доходит постепенно: не что расхерачила, а что расхерачила абсолютно все. Мы по-другому общаемся, по-другому дружим, по-другому живем, думаем. Масштаб изменений такой, что принять и понять их сразу невозможно. И доходит постепенно: может быть, для этого годы потребуются. Возьмем журналистику, или медиа.

Журналистика сломалась. Вообще. Смотрите.

Журналистика должна быть объективной, а журналист должен быть на схваткой. Вопрос: как российский журналист может быть над схваткой? Его страна вторглась в другую. По-хорошему, над каждым текстом российского журналиста нужно вешать предупреждение о конфликте интересов:

«Создатели этого материала были вынуждены покинуть Россию, они желают Украине победы, а Путина считают упырем и минимум три раза день представляют, как он сдохнет в мучениях»

Какой тут, простите, helicopter view, когда все или почти все нормальные журналисты испытывают ненависть к одной из сторон конфликта, а критиковать другую сторону человеку с красным паспортом неэтично?

Дальше. Задача редактора не только редактировать тексты, но и понимать аудиторию. Это такая химическая связь. Какая может быть связь, когда большинство редакторов (да и журналистов!) уже черти сколько времени живут не в России? Я не понимаю, как можно понимать свою аудиторию, если ты не живешь той же жизнью, что и она? Какой тут может быть контакт? Неудивительно, что эмигрантские сми вызывают обычно раздражение. Когда ты смотришь на объект исследования изнутри — это совсем не то же, как когда ты смотришь снаружи. Почитайте репортажи в западной прессе про Россию: взгляд интересный, но интересен он именно тем, что это взгляд со стороны.

Дальше. Религия медиа — это рост аудитории. Голос твой должен звучать как можно громче. Это миссия, это эго, это адреналин, это зависимость. Но как можно громко звучать, когда все нафиг заблокировано (ютуб еще нет, ключевое слово еще)? Как он можно громко звучать, когда, повторю, голос из-за границы все больше и больше вызывает раздражение? «Вы нас не представляете», мне кажется, скоро будет обращено не только чиновникам, но и уехавшим. В конце концов, как можно громко звучать, когда аудитория все больше устает от войны, а ты не можешь не писать про нее, потому что нет ничего важнее?

Дальше. Медиа — это вообще-то бизнес. Очень плохой, но бизнес. Плохой он не только в России, кстати. Но российские медиа — это теперь вообще не бизнес. Бизнес-модель медиа во всем мире до тупого проста. Расти аудиторию и монетизируй ее. Эффективных способов монетизации всего три: реклама, подписка и налоги с граждан. Есть те, кто умудряется делать три вещи одновременно — например, BBC. Всё. Других способов нет. И ни один из трех вариантов не работает для российских медиа (кроме ютуба, который еще есть, ключевое слово еще).

В общем, какие-то странные медиа выходят. С ангажированными редакциями, которые живут не той жизнью, что их читатели. С нерастущей аудиторией и отсутствующей бизнес-моделью.

И че? И то. Не медиа это никакие. Это медийные НКО. Для НКО совершенно нормально иметь жесткую позицию, монетизироваться за счет пожертвований и находиться не там, где ее выгодоприобретатели. К подавляющему большинству существующих медиа надо относиться именно так (дада, ютуб, я помню).

Но если воспринимать медиа как НКО, то и цели надо пересмотреть. Аудитория это больше не религия. Аудитория это инструмент. Для чего инструмент? Для помощи. НКО существует, чтобы помогать. Эффект его измеряется тем, что поменялось от ее работы. Сколько конкретных людей были спасены. Скольким помогли. Эффективна ли эта помощь. Это называется импакт.

Два примера. Я тут разговаривал с руководителем одного расследовательского медиа. Он сказал: моя главная задача сейчас находить, как российские военные обходят санкции и прикрывать такие схемы. Очень простая мысль, несколько сообщений в Сигнале — но они очень сильно на меня повлияли. Когда запускались один за другим расследовательские проекты, медиаменеджер внутри меня недоумевал: ну да, это важная работа, но какое это медиа? Где тут монетизация? Где аудитория? Это называется поставлять контент для Медузы и Дождя.

Сейчас я понимаю, что это не так. Материал, который привел в пример мой собеседник, может не прочитать почти никто. Это скучно, это узкоспециально. Но его прочитают те, кто прикрывает такие цепочки. Аудитории ноль. Импакт мощнейший.

Второй пример. Мы запустили сбор на пострадавших от затопления. Мы собрали 200 000 евро. Только мы — это не только Служба поддержки. Это мы плюс с десяток других медиа, которые написали о сборе. Наша аудитория за это время выросла в инстаграме на 2000 подписчиков. Ну и ничего страшного. Потому что 200 000 евро важнее роста аудитории. При этом редакция сработала супер, у нас куча мощнейших материалов. Это ценно само по себе, но также это дает привлечь к нашему сбору внимание.

Ну или рассказываем мы историю человека и собираем ему деньги. Что важнее набрать на этой истории не 6 тысяч лайков, а 10 — или собрать этому человеку не 1000 евро, а 3000 евро? И не думайте, что эти две цифры напрямую зависят друг от друга, это не так. Просто если эту историю опубликовать не только у нас (безумная идея для медиа!), то денег мы соберем больше.

Разумеется, все это было и было много раз. Чтобы далеко не ходить: Такие дела (цель — помогать) и ФБК (цель — политическая победа).

Но мне потребовался год, чтобы избавиться от всех моих предыдущих взглядов на медиа. Это обошлось довольно дорого, к сожалению. Но мне кажется, я что-то понял. Говорят, это называется то ли solution journalism, то ли solidarity journalism. Я бы назвал это impact journalism».

 

У меня мысли на сей счет вот какие. Их всего две. 

1. Делать объективную журналистику «человеку с красным паспортом» сегодня действительно очень трудно. Но лично мне необъективная журналистика вообще ни за чем не нужна. Я, например, не смотрю и не читаю новостей, которые дают «партийные» медиа (даже если принадлежу к той же «партии»). Если у меня есть подозрение, что медиа в подаче фактов подыгрывает моей стороне, я – пас. Колумнисты – иное дело, от них мне нужен анализ, нужно мнение. Но от информационной журналистики – только факты, даже неприятные.

2. Да, «журналист с красным паспортом» очень рискует, когда пишет «голую правду» поперек ожиданий и настроений «своих».  Рискует иначе, чем если бы находился в РФ, но тоже сильно. Там его за правду могли бы арестовать, здесь – подвергнуть общественному осуждению и «закенселить». В репутационном смысле это еще травматичней тюрьмы и сумы. Но журналистика вообще профессия не для робких. Особенно во время войны.

А теперь проголосуйте, пожалуйста, какая журналистика сегодня вам нужнее.