Издательство BAbookМОСКВА – СИНЬЦЗИН
Интересный чекист Бокий
Первая генерация руководителей советских спецслужб — до того, как настало время Ежовых и Фриновских — состояла из людей ярких и можно даже сказать творческих, вынесенных на поверхность революцией. Они безусловно были злодеями, но интересными злодеями, а не примитивными мясниками. Многие из них обладали фантазией, мыслили нестандартно и были одержимы страстью к экспериментаторству.
Глеб Бокий
Одним из самых любопытных экземпляров этой демонической плеяды был Глеб Иванович Бокий (1879–1937), подобно Дзержинскому и Менжинскому, родившийся в дворянской семье и пришедший в революцию из-за непоседливости характера. Еще в юности, студентом, он увлекался всякого рода таинственностями. Участвовал в дальних азиатских экспедициях, разыскивал мифический «трон Чингис-хана», даже совершил археологические открытия.
Всё это совмещалось у Бокия с подпольной деятельностью, за которую его много раз арестовывали. Глеба Ивановича возбуждала игра в «казаки-разбойники» с Охранкой. Конспирация была его стихией. Уже тогда он увлекся криптографией и разработал шифр, который не сумели раскрыть опытные эксперты Департамента полиции. А еще Бокий интересовался гипнозом, оккультизмом, тайным знанием. Такое ощущение, что этого человека вообще неудержимо тянуло ко всему «что и не снилось нашим мудрецам». Существует литературоведческая версия, что инфернальный Глеб Иванович является прототипом булгаковского Воланда.
Умиляться интеллектуальной любознательности Бокия, однако, мешает его кровавая чекистская карьера. В 1918 году после убийства Урицкого он возглавлял Петрочека в самые страшные месяцы «красного террора» и отправил в могилу огромное количество ни в чем не повинных людей, в том числе заложников. В конце концов его, как в анекдоте, «уволили из Гестапо за жестокость» — понизили в должности за «перегибы». Но вскоре Бокий вновь выплыл. Он руководил репрессиями в Туркестане (который хорошо знал с археологических времен), а после Гражданской войны участвовал в создании ГУЛАГа и лично курировал первый большой советский концлагерь на Соловках.
В ГПУ и позднее в НКВД креативный чекист возглавлял Спецотдел, полуавтономную структуру, которая помимо всякой текущей работы (той же шифровки-дешифровки) занималась научными и квазинаучными исследованиями. Здесь у Бокия появилась возможность свободно предаваться экзотическим увлечениям. Чем он только не увлекался! Парапсихологией и медиумами, масонскими традициями и розенкрейцерами, астрономией и астрологией, «нейроэнергетикой» и восточной эзотерикой. К последней его приобщил «научный консультант» Барченко (о нем речь впереди).
Когда после убийства Кирова Сталину понадобилось превратить НКВД в машину массового террора, возник спрос на чекистов иного рода: не отвлекающихся от палаческой работы на всякую чушь. Бокии и прочие Аграновы вышли из моды, исчерпали свою ценность. В отставку исчерпавших ценность начальников тогда не отправляли, с точки зрения Сталина практичнее было сделать из них пример для устрашения — особенно в учреждении, которое ведало Страхом.
Комиссара госбезопасности Бокия забрали во время первой волны Большого Террора, одновременно с Тухачевским. Арест произвел — прямо на работе — ежовский заместитель Бельский, которого, в свою очередь, вскоре вытеснит Фриновский.
По диковинному обвинению в создании «тайной масонской организации» (не вполне высосанному из пальца, поскольку какой-то масонскообразный кружок вокруг Спецотдела действительно образовался) и классическому обвинению в шпионаже Бокия расстреляли.
Бокий иногда совершал секретные поездки по таинственным делам и, по версии следствия, поддерживал отношения с британской разведкой. Насчет разведки, конечно, чушь, однако предположение о том, что Глеб Иванович мог конспиративно наведаться в Лондон на юбилей Елены Блаватской, не столь уж фантастично.
