МОСКВА – СИНЬЦЗИН

Patience can cook a stone

Первые два дня были потрачены впустую. Пруденс повсюду сопровождала звездную чету: на встречу с курсантами Академии имени Жуковского, на самолетостроительный завод, на встречу с военным министром Ворошиловым, на балет «The Three Fat Men» в Большой театр, на стройку небоскреба «Дом Советов», который будет выше Эмпайр Стейт Билдинга; ездила за город в образцово-показательный истребительный полк; присутствовала на концерте хора Красной Армии. 

Вечером Пруденс перечисляла свои страдания. Как все пялились на ее черное лицо, как угощали тяжелой мясной пищей и пытались напоить водкой, как косился и кривил губы расистский ублюдок Чарли. За «амбассадором», который мистер Кирк любезно предоставил в распоряжение героя, не таясь, следовал автомобиль с людьми в штатском, но по мнению опытной Пруденс, это были обычные охранники, оберегающие высоких иностранных гостей. 

На третий день состоялся помпезный Праздник авиации, ради которого, собственно, и прилетел Линдберг. На окраине Москвы, где находилось огромное пустое поле, собралась толпа в полмиллиона человек. Красная Армия демонстрировала свои военно-воздушные силы. По небу поодиночке, звеньями, эскадрильями, целыми полками летали истребители и бомбардировщики. Крутили фигуры высшего пилотажа, синхронно маневрировали, палили по аэростатам. Проволокли на канатах колоссальный портрет вождя в фуражке.

Все, задрав головы, глядели в небо. Одна только Мэри, человек-невидимка в своем, вернее несвоем «неброско элегантном» платье, вверх не смотрела. Она пробралась через скопище до самого оцепления, окружавшего правительственную трибуну. Там был и человек с портрета, но не колоссальный, а довольно низенький. Тыкал пальцем в облака, что-то говорил, вокруг дружно кивали какие-то плотные, мясистые люди, младшие вожди. Сбоку, среди сплошных кителей-френчей, среди фуражек, выделялись жемчужный таксидо Линдберга и бирюзовая шляпка Энн. Рядом торчала Пруденс. Мэри подумала, что, если б на трибуну посмотрел кто-нибудь, не имеющий представления о земной цивилизации, например инопланетянин, наверняка подумал бы, что главная персона здесь — особь с коричневым лицом, а остальные, белолицые существа ее свита. Мысль была мимолетная, да и на трибуну Мэри взглянула мельком. Ее интересовали не те, кто наверху, а те, кто внизу, под помостом. 

Там, среди военных гимнастерок и штатских костюмов, всевозможных адъютантов, секретарей, телохранителей, она обнаружила еще одного человека, равнодушного к авиации. Человек не сводил глаз с американцев, и физиономия у него была знакомая. Один из тех, кто сопровождал арестованную американку в Санаторий. Брюнет. Бинго! Рыбка клюнула. 

По окончании авиапарада брюнет последовал за Линдбергами, держась на осторожном расстоянии. Они сели в машину — он тоже, в неприметный советский «седан». За рулем там сидел еще один старинный приятель, лысый агент, которого капитан Жильцова назвала «Михалычем».

Больше делать здесь было нечего. 

Вечером, уже обзаведясь колесами (пришлось угнать машину), Мэри ждала около Спаса-хаус. Туда после праздничного банкета должны были вернуться Линдберги, а стало быть, и пасущие их агенты Особой группы.

Так и вышло. Сопроводили, развернулись, покатили в ночь — время было уже к полуночи. 

Мэри — следом, на точно такой же черной «эмке». 

Как и можно было предположить, чекисты приехали на Лубянку. Машину они оставили у тротуара. Оба вошли в подъезд № 6. Место работы мисс Жильцовой установлено. 

Дальнейшее — рутина и терпение. Пруденс в таких случаях цитировала африканскую поговорку: «С терпением и камень сваришь».

Следующие три дня Мэри провела на наблюдательном посту, в кабинете директорши гастронома, расположенного напротив подъезда № 6. Варила камень. 

Устроилась с комфортом, в кресле у окна. Директорша деликатно отсутствовала. В первое утро Мэри сунула ей в нос «корочку», отобранную в Санатории у старшего дежурного. Фотографию прикрыла пальцем, да испуганная завмагом и не посмотрела. 

— Оперуполномоченный Омельченко. Вы, товарищ Крюкова (фамилия была на табличке), член партии, мы вам доверяем. Магазин у вас режимный, сами понимаете, в каком месте находитесь. Временный пост у вас будет. И чтоб никто ничего.

— Всё поняла, товарищ, — шепотом ответила директорша.

И потом появлялась дважды в день, лично приносила чаю и «покушать». На ночь оставляла ключ от служебного входа. 

Работали в советской тайной полиции странно. Ночью свет в окнах горел почти до рассвета. Зато утром, часов до одиннадцати, никого. Потом начинают подтягиваться мелкие сошки — те, кто ходят на службу пешком. К двенадцати прибывают автомобили, привозят начальников. Ранг понятен по марке машины. Если на «эмке» — средний. Если на иностранной — высокий. Жильцову привозил памятный по поездке в санаторий «бьюик». В первый день в 11.45. Во второй — в 11.29. В третий — в 12.05. За рулем всегда сидел Михалыч. Жильцова была элегантна даже в форме, сшитой хорошим портным. Несколько раз куда-то ездила в течение дня, но вечером неизменно возвращалась на службу и находилась там до глубокой ночи. 

В четвертую ночь Мэри установила домашний адрес Жильцовой, очень просто. Сидела не в гастрономе, а в новоугнанной «эмке». Дождалась, когда, перед самым рассветом выйдет подопечная, проводила «бьюик» до красивого дома на улице Маркса и Энгельса. Жильцова попрощалась с шофером за руку. Свет нигде не зажегся, стало быть квартира выходит окнами на другую сторону, во двор. Какой номер — непонятно. 

В подъезде, на первом этаже кто-то сидел. Круглосуточное дежурство. Так просто не проникнешь. 

Ладно, пусть камень поварится еще денек.

Наутро, дождавшись, когда капитан госбезопасности уедет на службу, Мэри зашла в подъезд, сказала консьержке, верней «вахтеру» (на табличке было написано «вахтпункт»): 

— Пакет для товарища Жильцовой.

Купила пакет в писчебумажном магазине, надписала крупными печатными буквами. 

— Нету ее. Ложьте на стол. Вернется — передам, — сказала суровая тетка в беретке. 

За спиной у нее деревянная полка. Конверт лег в ячейку 21. Вот и номер квартиры.

— Извиняюсь, гражданка. Где у вас тут уборная? — спросила Мэри.

— В домуправлении, первый подъезд. Но посторонних не пускают. Около метро есть, туда иди.

— Ага.

Еще два с половиной часа африканского терпения. Потом тетке самой понадобилось откликнуться на зов природы. Подъезд она заперла на ключ, но это были пустяки, два поворота универсальной отмычкой из походного набора Пруденс Линкольн. 

Дверь в квартиру 21 была защищена от проникновения ненамного сложней. Простодушная ниточка в верхнем углу. Делается так: нижний кончик аккуратно отлепляешь, намазываешь клеем (он в наборе тоже имелся, а как же). Когда дверь закроется, кончик опустится и снова присохнет. 

Времени было много. Мэри изучила обиталище занимательной мисс Ж. безо всякой торопливости, основательно.

Несколько скорректировала первоначальную оценку. Место обитания, даже такое намеренно обезличенное — ни альбома с фотографиями, ни личных писем — сообщает о человеке не меньше, чем его внешний вид и личное общение. 

Подбор книг на полках, например, был красноречив. Художественной прозы ноль (прагматизм), марксистской литературы тоже нет (не фанатичка). Есть справочники, словари, инструкция по новейшей японской гимнастике макко-хо (может быть, владеет навыками рукопашного боя — надо это учесть), «Здоровое питание», «Правильное дыхание» и еще несколько пособий в том же духе (хочет долго жить — отлично). 

Что еще сообщила квартира о Вере Жильцовой? Она постоянно настороже, никогда не расслабляется. До маниакальности аккуратна. Судя по вскрытой и наполовину пустой коробке противозачаточных диафрагм (made in USA), ведет активную женскую жизнь, но, если и есть постоянный любовник, никаких следов его посещений не обнаруживается. Интимные свидания происходят не здесь. 

Подобного рода сведений Мэри собрала много — словно прочитала о Вере Сергеевне Жильцовой целый трактат. И поняла, как с нею нужно разговаривать, чтоб сэкономить время и добиться нужного результата.

Успела и отдохнуть, и «кино» посмотреть, и спланировать, как будет эвакуироваться из СССР. По предварительному плану, в случае перехода на нелегальное положение, приготовлены два «коридора»: северный (на латвийской границе) и южный (на румынской). Пожалуй, через латвийский удобней. 

Что касается Пруденс, ее переправят в контейнере с дипломатическими пломбами. 

Жильцова вернулась домой в половине четвертого пополуночи.

Вскрыла конверт, прочла записку. Пробормотала:

— Это еще что?

Тогда Мэри вышла из-за большущего шкафа-гардероба (внутри — впечатляющий набор дамских туалетов очень недурного, а для советской гражданки даже превосходного вкуса). Сказала то же самое, что было написано в записке, по-русски:

— Продолжим нашу беседу?

Капитан посмотрела на дуло «беретты», потом в глаза Мэри. Веки дрогнули, сузились. Зрачки расширились. После секундной заминки очень быстро произнесла:

— Вы чего-то от меня хотите, иначе сразу убили бы. Я всё сделаю, отвечу на любые вопросы. При условии, что вы оставите меня в живых. Я хотела сделать вас своим агентом. Теперь готова быть вашим. 

Психологический диагноз подтвердился. Легко иметь дело с людьми, которые быстро соображают, не имеют убеждений и хотят во что бы то ни стало выжить.

— Меня интересует Первая особая группа, ведущая операции за рубежом. Кто ей руководит?

— Майор госбезопасности Зиновий Энтин, — сразу ответила Жильцова, успешно пройдя первый тест. Ту же фамилию назвал и злосчастный узник Зиккуратов.

— Как мне на него выйти? Что он за человек? Такой же, как вы, прагматик? Или упертый коммунист?

Снова короткая пауза. По взгляду Жильцовой было видно: в ее мозгу происходит напряженная работа.

— Я не только выведу вас на Энтина. Я доставлю его куда прикажете. Но для дела будет лучше, если вы объясните мне задачу целиком. Рассматривайте меня как вашу помощницу. Поверьте, я очень хорошая помощница.

Не сомневаюсь, подумала Мэри. Вопрос только, как ты себя поведешь не под дулом пистолета. Ты всегда и при любых обстоятельствах будешь помогать только самой себе.

— Вам нужна уверенность, что я не выйду из-под вашего контроля, — понимающе кивнула сообразительная товарищ Жильцова. — Есть два рычага, обеспечивающие сотрудничество: страх и взаимная выгода. Второй надежней первого. Энтин — мой заклятый враг, он пытался меня убить и будет пытаться вновь. Можете быть уверены: я сделаю всё, чтоб от него избавиться.

Говорит правду, вон как глаза блеснули, подумала Мэри. Но надежнее иметь оба рычага: и выгоду, и страх.

Она убрала пистолет. Не держать же его все время в руке.

— Вы видели, как я обошлась с охраной вашего Санатория? Оружие мне не понадобилось. Я очень хорошо умею убивать и без него.

— Ни на шаг от вас не отойду, — снова схватила на лету Жильцова. — Вы сможете убить меня в любой момент. Поверьте: я рисковать жизнью не стану. И ради кого? Ради Энтина? 

Да, эта рисковать своей жизнью не станет, но глаз с нее спускать нельзя. Ни на мгновение. Мэри колебалась. 

— Объясните, чего вы хотите от Энтина? Его люди что-то натворили у вас в Америке?

Решение было принято. Информаторов, подобных Жильцовой, эффективнее использовать не в темную, а в светлую. 

— Да, натворили.

Коротко, без лишних подробностей, Мэри рассказала про исчезновение американского самолета c тремя миллионами, предназначавшимися генералиссимусу Чан Кайши. 

— Нужны доказательства советского вмешательства. Я доставлю Энтина в Америку живьем. Вы избавитесь от соперника, а мы получим свидетеля.

Капитан госбезопасности почтительно склонила голову.

— После Санатория и после того, как вы меня выследили, не сомневаюсь: вы можете это сделать. Но...

Она замолчала — что-то прикидывала. Это продолжалось недолго, всего несколько секунд.

— Во-первых, от Энтина вы ничего не добьетесь. Он именно что упертый. Никаких показаний он вам не даст. Вы ведь не мы, методов физвоздействия не применяете. А во-вторых, такого масштаба операции, тем более на Тихом океане, курирует лично первый заместитель наркома Фриновский. Тут не уровень Энтина. Фриновского же похитить не сумеете даже вы, у него круглосуточная охрана. Однако есть другая возможность.

Жильцова заговорила еще быстрей, уголок рта у нее нервно задергался.

— Сверхсекретную информацию Фриновский хранит у себя дома. Данные по самым важным агентам и самым важным операциям. Если ваш самолет его рук дело, можете не сомневаться: у Фриновского всё зафиксировано и положено в папочку. Это будет самое лучшее, неопровержимое доказательство. Квартира комиссара госбезопасности охраняется и документы лежат в сейфе, но всё же это проще и надежнее, чем похищать Энтина.

— Вы до такой степени прониклись интересами Соединенных Штатов, что ради них готовы вывести из-под удара вашего врага Энтина? — скептически спросила Мэри.

— Если вы проникнете в сейф Фриновского... наши интересы совпадут не на сто, а на двести процентов! — Жильцова пришла в возбуждение. — Я всё, всё для вас сделаю! Помогу всем, чем только смогу! Вы возьмете из сейфа то, что вам нужно, а мне отдадите конверт, который там лежит. На нем инициалы «Ж. В.». 

— Что-то компрометирующее?

— Мой смертный приговор. Вы спасете мне жизнь. 

Эта идея была несравненно лучше первоначальной. И нет сомнений: ради собственного спасения товарищ Жильцова разобьется в лепешку и перевернет горы — выражаясь на английском, пробежит через кирпичную стену.

— Хорошо. It’s a deal*. Если я найду в сейфе то, что мне нужно, я заберу оттуда конверт с вашими инициалами. Слово Мари Ларр. 

— Не просто заберите, оставьте вместо него другой такой же... Иначе подозрительно. На всех у Фриновского есть «гарантии», а на начальницу Второй особгруппы нет... — Жильцова обращалась не к Мэри, а говорила сама с собой. Ее трясло от волнения. — Я сейчас подготовлю... 

Она открыла секретер, вынула пустой конверт, написала на нем две буквы. Потом подошла к стене, тронула раму картины с какими-то медведями, что-то щелкнуло. Картина оказалась дверцей. Тайник был устроен ловко, Мэри при осмотре его не обнаружила.

— Что бы положить, что бы положить... — бормотала Жильцова. — А, вот...

Вынула какие-то фотокарточки. Мэри взглянула — порнография. Товарищ капитан госбезопасности нагишом, в непристойных позах. 

— Ваш знакомый снимал, Бокий. Большой был проказник, — деловито сказала хозяйка квартиры, очень довольная своей идеей. — Как знала, что пригодятся. Пускай найдут при обыске. Аморалка — это не 58-ая пункт 8. И правдоподобно. Опять же, пусть полюбуются. Мне за себя стесняться не приходится...

Мэри была озадачена.

— При каком обыске?

— Это к нашему делу не относится. Едем, не будем терять времени.

— Куда?

— На Кропоткинскую, к дому Фриновского. Пока на улицах темно и пусто. Прикинем, как туда проникнуть. 

Дом № 31

Жильцова прямо рвалась в бой. Золото, а не помощница. 

Дом 31 по Кропоткинской улице был недавней постройки, в стиле, который многоученая Пруденс назвала «поздневенецианским»: колонны, арки, лепнина. 

— Спецпроект, жилое здание для руководства НКВД, — рассказывала Жильцова. Она сама сидела за рулем «бьюика», водителя отпустила. Свидетели в таком деле исключались. — У первого зама девятикомнатные апартаменты на последнем этаже. Фриновский любит быть выше всех, царем горы.

— Какой горы?

Мэри смотрела на темные окна в бинокль. 

— Игра такая, детская. Все мужчины — подростки, — наморщила нос чекистка. — Во всяком случае те мужчины, с которыми меня сталкивала судьба. Меряются своими отростками и обязательно хотят быть сверху. 

Сама себе таких подбираешь, подумала Мэри. 

— Про охрану расскажите.

— Спецавтомобиль перед домом вы видите. Он всегда здесь. Дежурный наряд. В подъезде тоже пост. И в самой квартире обязательно кто-то, круглосуточно. Все из Первого отдела, он обеспечивает охрану правительства. Профессионалы высшего класса.

— Значит, через парадное не войти. Черный ход в доме есть?

— Да, со двора. Заперт на ключ. Открыть, я полагаю, будет несложно, но проблема в том, что с черной лестницы в квартиры попасть не получится. Лестница служебная — для ухода за коммуникациями и за лифтом. Наверху выходит на чердак. Честно говоря не представляю, как проникнуть в квартиру Фриновского.

Навес крыши широкий, выступает метра на два от стены; расстояние сверху до окна примерно два с половиной, регистрировала Мэри, не отрываясь от окуляров. 

— Семья?

— В Крыму. Август же. Кроме самого Фриновского и дежурного охранника никого не должно быть. Он сейчас дома, спит. На службу уезжает в двенадцатом часу.

— Тогда делать здесь пока нечего. — Мэри убрала бинокль. — И больше мне от вас ничего не нужно. Подвезите меня до метро. Оно ведь скоро откроется? 

— А когда вы собираетесь провести операцию? — нервно спросила Жильцова. — Времени немного. Через два-три дня будет объявлено о назначении Фриновского наркомом флота, и он переедет отсюда. Наркому положен особняк. Проникнуть туда будет еще труднее.

— Завтра вечером. Как только подготовлюсь. 

— Помните, что вы обещали подменить конверты. Принесете мой — я в долгу не останусь. Обеспечу безопасный переход через границу и для вас, и для вашей сотрудницы. 

— Это не понадобится.

Машина ехала вдоль улицы, где дворники уже мели тротуары. Стекла верхних этажей по левой стороне были розовыми и оранжевыми. 

— Остановите здесь. Пройду до метро дворами.

На самом деле она собиралась идти к себе на Кировскую пешком. 

Жильцова затормозила. Смотрела настороженно. Видимо испугалась, что страшная американка, выяснив всё, что ей требовалось, сейчас уберет отработанного информатора. 

— Чем я еще могу быть вам полезна? Я много что знаю. У Фриновского от меня мало секретов. Он мой любовник.

— Я догадалась, — кивнула Мэри. — Потому и фотокарточки в конверте. Чем объясняется особый интерес Фриновского к Дальнему Востоку?

— Всё объясню. У нас в НКВД две группы влияния, «немецкая» и «японская». Каждая пытается склонить на свою сторону товарища Сталина. Одни докладывают, что приоритетное направление — фашистская Германия, другие — что самурайская Япония. Фриновский принадлежит к «японской» фракции. Он лично курирует всё, что происходит на Дальнем Востоке. Добился поста наркомвоенмора, это укрепит его позиции. Сейчас были бои с японцами на озере Хасан. Газеты пишут, что мы вломили самураям, а на самом деле наоборот. Маршалу Блюхеру, который раньше распоряжался на Дальнем Востоке и лидировал в «японской» фракции, теперь конец. Не сегодня-завтра его арестуют. Отныне всем там будет заправлять военно-морской наркомат. И если наши дела в Китае пойдут в гору, Фриновский — царь горы. Вот почему я уверена, что операция по захвату самолета с деньгами — его личная инициатива.

Последние элементы паззла встали на место.

— Завтра ночью, как только закончу операцию, позвоню, — сказала Мэри, открывая дверцу. — Назовите телефонный номер, я запомню.

Это даже нельзя назвать громким словом «операция», так всё просто и неинтересно, думала Мэри следующей ночью, раскачиваясь на шелковой лестнице, спущенной с козырька крыши. Пруденс, обожающая рассказы об опасных приключениях, будет разочарована. Внизу сияли фонари пустынной Кропоткинской улицы. 

Опять я похожа на ведьму, летящую на помеле, сказала себе Мэри. Я, собственно, и есть ведьма. В средние века меня сожгли бы на костре. 

Амплитуда маятникоподобного раскачивания постепенно увеличивалась. Одетая в черное, сливающаяся с ночным воздухом Мэри ухватилась за форточку. Встала на оконный карниз, изогнулась змеей, втянулась внутрь. Конец лестницы привязала к шпингалету — предстояло тем же путем возвращаться.

В общем чепуха, а не проникновение. Хваленый «профессионал высшего класса», охранник из Первого отдела, сладко дрых — правда, не на диване, а за столом, положив голову на сложенные руки. Удар пальцем в межпозвоночный нервный узел под бычьим затылком, и сон перешел в синкоп. Когда очнется, подумает, что затекла шея, потому и саднит. 

Не заставил потрудиться и сейф. Обыкновенный механический «Шервуд», позавчерашний день техники. Даже в банках какого-нибудь штата Южная Дакота такие уже не используют. Стоило из-за этого тащить на спине тяжелый SBS, safe-breaking set!

Интересное началось, когда стальная дверца открылась. 

Тайная бухгалтерия главного чекистского паука содержалась в идеальном порядке. 

Электричество Мэри не включала, чтобы не привлечь внимание наряда в «спецавтомобиле». Подсвечивала себе фонариком. 

Две секции, левая и правая. В каждой по четыре полки. Наклейки, надписанные аккуратным почерком.

Слева наверху печатными буквами «СВОИ», справа «ЗГ». Должно быть, «заграница». Наскоро, просто из любопытства, Мэри провела лучом по левым полкам, сверху вниз. «СНК» (а, Совет народных комиссаров), «ЦК», «НКВД» и последняя «Гарантии». 

На трех верхних полках папки разной толщины, на корешках фамилии, в строгом алфавитном порядке. На нижней в основном конверты, запечатанные. И на них только инициалы. Вероятно, доверенные сотрудники, и преданность каждого гарантируется каким-нибудь компроматом. Нашла конверт «Ж.В.», заменила. 

Любопытно, на какой узде Фриновский держит начальницу Особой группы. 

Вскрыла. 

План какого-то дома под названием «Ближняя дача». От руки нарисованы стрелочки. Красивым женским почерком в нескольких местах приписано: «Проникнуть отсюда», «Убрать внутр. охрану», «Отключить сигнализацию». На одной из комнат (судя по изображению кровати, это была спальня) — «Объект здесь». 

Похоже, Фриновский заставил Жильцову изобразить план убийства Сталина прямо в резиденции. Да, с такой удавкой Вере Сергеевне есть из-за чего нервничать.

Отдавать конверт капитану безопасности Мэри сразу передумала. Во-первых, заключая сделку, она сказала: «Если я найду в сейфе то, что мне нужно, я заберу оттуда конверт» — и всё. Отдать конверт Жильцовой не обещала. Во-вторых, пригодится на будущее. Может быть, придется снова работать в СССР. Полезно держать на поводке столь осведомленную и оборотистую особу.

Ну а теперь — за дело.

Справа полки «Восток», «Германия», «Польша», «Запад». Приоритеты понятны. США, Великобритания, Франция и остальные страны, почитающие себя самыми передовыми, все вместе взятые для Фриновского значат меньше Польши. Не говоря уж о «Востоке».

На полке «Восток» четыре наклейки. «Япония» и «Китай» занимают много места, «Маньчжурия» поменьше, «Монголия» совсем чуть-чуть.

Что у нас по Китаю?

«Гоминьдан», «КПК», «Региональные клики», «Военные советники», «Агенты», «Триады»... А, вот.

Картонная коробка «Спецоперации».

Внутри несколько десятков пакетов. Мэри перенесла их на стол, стала разбирать. Рядом тихо постанывал в забытьи охранник. 

«Операция Посол», «Операция Шанхайский Умник», «Операция Ухань-4», «Операция Маки-мираж», «Операция Динамит», «Операция Вставная челюсть»... Много всего и всё ужасно интересное, но вникать некогда.

Искомое нашлось в середине стопки. «Операция Самолет».

Сердце азартно дрогнуло. Оно у Мэри было мало впечатлительное, пульс учащался только от физических нагрузок, но при выходе на цель всегда оживлялось — особенно, если было непонятно, достигнута она или нет. Вдруг это какой-то другой самолет?

Но самолет оказался тот самый, «Гавайский клипер». 

Расшифрованное донесение от агента «Евнух» о том, что между Сун Мэйлин (это жена генералиссимуса Чан Кайши, министр авиации), американцами и британцами достигнуто соглашение о закупке боевых самолетов. Еще одно донесение, с той же подписью, содержало подробности: сумма, сроки, метод доставки. Упомянуто, что деньги примет и доставит Уотсон Чой, представитель генералиссимуса в США, и что Сун Мэйлин выбирает, кого откомандировать для сопровождения.

Мэри перелистывала страницы, всё больше хмурясь. Квитанции, схемы, какие-то невразумительные записки с аббревиатурами и инициалами. Карта океана к западу от Манилы, красный крестик в море с припиской: «Здесь эсминец «Клара Цеткин» подберет Сокола». Примерно в этом месте пропал «Гавайский клипер». Всё это прекрасно, но твердым доказательством не является. Обычные листочки с машинописным текстом, даже без грифа, или вообще непонятно что. Мистера Фитцроя и мистера Селдома это не устроит. 

Но самым последним лежал листок, читая который Мэри улыбнулась. Сердце снова забилось ровно, 60 ударов в минуту.

Бланк с шапкой «Первый заместитель Народного Комиссара Внутренних Дел комиссар государственной безопасности 3 ранга М.П. Фриновский». 

В строке адресата коротко, без должности «Тов. И.В. Сталину».

Гриф «Сверхсекретно».

РАПОРТ

Довожу до Вашего сведения, что по моему распоряжению и под моим личным руководством успешно осуществлена оперативная разработка с кодовым названием «Самолет», о которой я докладывал Вам устно.

В результате операции успешно выполнена тройная задача:

1. Сорвана закупка британских бомбардировщиков на деньги правительства США.

2. Подорвано доверие Чан Кайши к западному блоку.

3. Экспроприировано 3.000.000 (три миллиона) долларов США в золотых сертификатах, не поддающихся идентификации.

Прошу Вашей санкции на представление агента «Сокол» к секретному награждению золотой звездой «Герой СССР» — в порядке исключения и невзирая на гражданство». 

Внизу разборчивая подпись «М.Фриновский» и даже печать.

Роскошно! Просто идеально! Теперь понятна и запись на карте. Агент Сокол захватил самолет-амфибию и заставил приводниться в точке, где курсировал советский эсминец. «Клипер» утопили, экипаж и пассажиров убили. 

Непонятно только вот что. Почему рапорт до сих пор не отправлен? И почему не проставлено число?

Приглядевшись, Мэри увидела около пунктов 1 и 2 едва заметные крестики, сделанные простым карандашом, а около пункта 3 знак вопроса.

Ах вот в чем дело. По первым двум пунктам Фриновский подтверждение уже получил, но похищенные сертификаты еще не доставлены. Должно быть, эсминец плывет на базу каким-нибудь долгим, извилистым путем, в режиме радиомолчания. Как только миллионы поступят, рапорт отправится к адресату. 

Оставалось только выяснить, кто таков агент «Сокол» с неподходящим для награждения гражданством.

Она вернулась к несгораемому шкафу. «Агенты» обнаружились между «Военными советниками» и «Триадами». Буква «С». Сармат, Сибарит, Следопыт, Сова, ага — Сокол.

При взгляде на фотографию ларчик окончательно открылся. Это лицо Мэри уже видела. Майор Дренч, герой мировой войны, американский военный советник при штабе авиации Гоминьдана. Добровольно вызвался сопровождать ценный груз. В досье были и сведения о вербовке. Ее осуществил агент «Княжна». Очевидно какая-нибудь чекистская фам-фаталь заманила бравого летчика в honey trap**, и он прилип, как муха на липучку. История древняя, как мир.

Досье Мэри тоже взяла с собой, как и весь пакет «Самолет».

Лезла по лестнице обратно на крышу, обдуваемая ночным ветерком, думала про родительское: сколько денег из гонорара отдать сыну. Обижать не хочется, ведь он не виноват, что отправился по ложному следу. Но и много давать нельзя — Эдриан снова уйдет в dolce far niente***. Надо будет посоветоваться с Масянь, она лучше знает мальчика и больше разбирается в педагогике.

Купить книгу целиком