Книга с продолжением
Аватар Издательство BAbookИздательство BAbook

МОСКВА – СИНЬЦЗИН

Этапы и субъэтапы 

Оставшись одна (неподвижное тело коменданта Никитича не в счет), Мэри Ларр взглянула на свою ситуацию со стороны, как предписывал «логический протокол», разработанный агентством «Ларр инвестигейшнз».

В темном подмосковном лесу (где в точности — неизвестно) идет по дорожке старушка, всем своим видом демонстрирующая: «я — иностранка». Происходит это в стране, пораженной патологической шпиономанией и подозрительностью — особенно по отношению к иностранцам. Через несколько часов на старушку, вероятно, будет объявлен розыск, которым займется самая мощная спецслужба планеты. Во всех подразделениях грозного немецкого Гестапо десять тысяч сотрудников; в НКВД, согласно справке Госдепа, больше двадцати тысяч одних только оперативников.  

Что ж, ситуация непростая.

Следующий пункт: сформулировать задачу. Задача не в том, чтобы уйти от энкаведешных ищеек, а в том, чтобы разыскать самую опасную из них. Посадить на поводок, нацепить намордник и через эту суку (ищейка женского пола) выйти на ее хозяина, которого боится даже «железный нарком» Ежов. При этом нет ни денег, ни документов, ни необходимого инструментария.

Далее теория предписывала двинуться от широкого к узкому, к детализации. Поделить задачу, кажущуюся совершенно невыполнимой, на этапы, каждый этап — на субъэтапы. Тогда любая цель окажется достижимой.  

Этапов всего два. Первый: обезопаситься от охотников. Второй: самой стать охотницей.

В первом этапе четыре субъэтапа.  

— Изменить приметы, по которым оперативники будут разыскивать беглянку.

— Перестать быть «белой вороной».  

— Обеспечить базу.

— Получить необходимые техсредства.  

Настроение у Мэри было приподнятое. Она любила эту стадию работы.

Когда лесок закончился и в тусклом лунном свете заблестели железнодорожные рельсы (Мэри двигалась в ту сторону, откуда давеча загудел поезд), план уже сложился.

Судя по луне, сейчас третий час ночи. Светает в начале шестого. После этого любой бдительный пионер, увидев в неположенном месте иностранку, донесет в милицию. Но пионеры пока спят и пробудятся нескоро.

Она дошла по рельсам до пустой пригородной станции. Поняла, где находится: «Ухтомская» Казанской железной дороги. Первая электричка в сторону Москвы в 5.48. Но на электричке мы не поедем. Все будут пялиться, да и билет купить не на что.

Мэри пошла по железнодорожной насыпи дальше. Километра через полтора дорога делала довольно крутой поворот.  

Стала ждать. Первый прошедший мимо поезд состоял из одних цистерн. Пропустила. Еще через полчаса приблизился и сбросил скорость на повороте обычный товарняк.

Она подоткнула юбку, разбежалась, подпрыгнула, зацепилась за поручень последнего вагона. Вагон оказался неудачный, без задней площадки. Пришлось сесть на буфер.

Если бы кто-то увидел эту картину — перекрестился бы. На железной штуковине, как ведьма на помеле, восседала старуха в развевающемся платье, с торчащими дыбом седыми волосами.  

Поезд доехал то станции «Москва-товарная». Транспортную схему советской столицы Мэри хранила в своей замечательной памяти. До Площади трех вокзалов отсюда 4 километра.

Шла безлюдными улицами, держась поближе к домам. До Ленинградского добралась без приключений.

На вокзале было сонно. Люди дремали на лавках. Зевающего милиционера Мэри обошла стороной.  

Вот та самая дверь с надписями на русском и английском. Пруденс сказала, что оставила вынутый из саквояжа «work kit»* в ячейке 18, код 1863.  

Волшебная холщовая сумка с полевым инструментарием была на месте.

В пустом туалете Мэри произвела операцию по омоложению. Сунула голову под кран с водой, предварительно намазав волосы красителем-«молния», протерла лицо разглаживателем морщин (оба изобретения принадлежали Пруденс, косметическая промышленность их оторвала бы с руками). Подумала, что похожа на сказочного Иванушку: «И такой он стал пригожий, что ни в сказке сказать, ни пером описать». Из зеркала смотрела мокрая, свежая шатенка, которой по советским меркам никто не дал бы больше тридцати пяти, а главное — никакой оперативник не опознал бы в ней беглую старуху-американку.

Первый субъэтап преодолен.

Туземной одежды Пруденс в «ките» не припасла, а следовало нарядиться во что-то по-советски блеклое, мешковатое, иначе будут пялиться. Это совершенно ни к чему.  

«Красная стрела» прибывает в 8.05. Тогда можно будет смешаться с прибывшей из Ленинграда публикой, на «интуристку» никто не обратит внимания.

Оставшееся время Мэри провела, запершись в кабинке. Чтобы не скучать, крутила ностальгическое «кино» про довоенную Belle Epoque, когда Ленинград еще назывался Санкт-Петербургом и никто в России не принимал хорошо одетых дам за иностранок. Когда стучали в дверь, не отрываясь от воспоминаний, рыкала: «Отвали, занято!»

Вот объявили о прибытии поезда. 

Метод, опробованный в отеле, пригодился и здесь. Она вышла в наполнившийся людьми зал, поискала подсобку. Заглянула в дверь с табличкой «Хозблок. Раздевалка» и приклеенным плакатом «Уважай труд уборщицы!». Внутри никого — утренняя смена уже началась. В шкафчиках одежда, в которой cleaning ladies приходят из дому, чтобы переодеться и переобуться в рабочее. Мэри выбрала ситцевое платье цвета «туман над Темзой» и фасона «саван». На ногах неизвестная спонсорша носила старые галоши, причем как раз седьмого сайза — отлично. Всё лучше, чем санаторные тапочки. Головной убор не понадобится — после умывальника прическа все равно отсутствует. Тяжелую сумку — на спину, а-ля рюкзак, для того и предусмотрены длинные лямки. Получилась абсолютно аутентичная советская гражданка, никто не задержит взгляда.  

Свою собственную одежду Мэри оставила в шкафчике. Если владелица галош не дура, возьмет себе. Если дура и сдаст находку «куда следует» — тоже нестрашно. Пусть НКВД думает, что объект розыска отправился обратным рейсом в Ленинград.  

Второй субъэтап пройден. Теперь третий — опорная база.

С этим тоже проблем возникнуть не должно. Город большой, приезжих много, отелей мало.  

На площади, у выхода из вокзала, прибывших пассажиров с обеих сторон зазывали: «Койка, сдается койка!», «Чистая комната, с горячей водой!». Тут же шли negotiations — почем, да нельзя ли подешевле.  

Походила, порасспрашивала и Мэри. Выбрала отдельную комнату в переулке на «Кировской». У сдатчика, немолодого дядьки с интересными железными зубами, была хорошая физиономия — сразу видно: за копейку удавится. Когда попросил паспорт «на времпрописку», Мэри пообещала накинуть десятку — и лэндлорд настаивать не стал.

Комната оказалась вполне сносная. Грязная и тесная, попахивающая клопами, но зато окно выходит во двор. И второй этаж. При необходимости можно уйти через окно. Обычный человек, прыгнув с такой высоты, переломал бы ноги, но Мэри Ларр владела техникой кошачьего приземления.

Вот и всё. Операция вышла на второй этап: «Охота на охотницу».

Четверть часа поспав на полу (воспользоваться клопиной кроватью не рискнула), Мэри начала составлять субъэтапизацию.  

Как отыскать в трехмиллионном городе персону, адрес которой вряд ли дадут в справочном бюро?  

Где проживает мисс (вряд ли миссис) Жильцова, неизвестно. Куда ходит на службу — тоже. Скорее всего на Лубянку, а может быть и нет. Да если и на Лубянку — там несколько подъездов, выходящих на разные улицы. И особенно не понаблюдаешь —сама попадешь под наблюдение.

Одна голова хорошо, а две лучше.  

Мэри собрала портативный передатчик, одно из последних изобретений Пруденс. Вышла на связь.

«Наконец-то. Сижу тут как дура без дела, волнуюсь», — пропищала морзянка в наушнике.  

Поняв задачу, помощница несколько минут безмолвствовала, а когда снова вышла в эфир, точки-тире сложились в нечто неожиданное, к делу отношения не имеющее.

«Вчера прибыл твой знакомый Чарльз Линдберг. С женой».

Мэри действительно когда-то пересекалась с Чарльзом Линдбергом по профессиональной линии, но какое отношение всемирно известный авиатор имеет к мисс Жильцовой?

«И что?»

«Принимают на высшем уровне. Линдберги остановились в резиденции нашего посла».

Опять пауза. Пруденс любила тестировать начальницу на сообразительность.

«Сдаюсь», — отстучала Мэри, минуту-другую тщетно понапрягав мозг.

«Подсказываю. Охота на тигрицу».

И снова замолчала, садистка.

Но теперь кое-что забрезжило.  

Десять лет назад Мэри взяла подругу с собой в ашрам. Материалистка Пруденс индийской мистикой не увлеклась, от вегетарианского питания пришла в негодование и вместо того, чтобы постигать мудрость древней культуры, предпочитала разъезжать по окрестностям — пока начальница прочищает себе падмы. Из очередной поездки Пруденс вернулась с поразительной историей.

В джунглях завелась тигрица-людоедка, держала в ужасе несколько деревень. Крестьяне извели хищницу по древней методе. Купили у «неприкасаемых» десятилетнюю девочку. Посадили связанную на поляне, где несколько раз видели тигрицу. Подождали, чтобы та задрала жертву, подкрались к чавкающему зверю и забили дубинами.

Чету Линдбергов НКВД несомненно «пасет» по высшему разряду — для обеспечения безопасности.  

«Поняла», — отбила Мэри. «Что потребуется?»  

«Убедить».  

Обсудили детали. Назначили время и место — его Пруденс выбрала по карте города. Провести несложную, но рассчитанную по секундам операцию можно было только в темноте, поэтому до вечера у Мэри образовалось свободное время.

Она провела его, гуляя по городу. Без гида и без конкретной цели — исключительно из страноведческого интереса.

Постояла в очереди за какими-то «беляшами», которые почему-то продавали не более двух «в одни руки». Хотелось послушать повседневные разговоры.  

Впереди обсуждали позавчерашний воскресник, который «опять сожрал весь выходной». Что такое «воскресник» Мэри знала — это когда коллеги или члены комьюнити в воскресный день добровольно выполняют какую-нибудь общественно полезную работу. Получается, что недобровольно? А зачем тогда выходить? В России даже в крепостные времена крестьян по воскресеньям на барщину не гоняли.

Сзади женщина вполголоса уныло сетовала подруге на какой-то «заём»: и так зарплата триста пятьдесят, так еще вынь да положь 80 рубликов на ихнюю пятилетку. Слушательница шепнула (слух у Мэри был превосходный): «Потише ты, у этой впереди ушки на макушке». «Ой, — испугалась рассказчица. — Ну их, беляши. Пойдем, а?» И ушли.

Беляш оказался пережареной лепешкой с мясной начинкой. Мэри понюхала и выкинула, хотя была голодна. Зашла в столовую со звучным названием «Мособщепит» (очевидно, какой-то фудчейн), потянула носом воздух и решила, что лучше купит в булочной хлеба.

Сходила в кино, на новую комедию «Волга-Волга». Сюжета не поняла, большинство шуток тоже. Перед основной картиной показывали ньюсрил «Союзкиножурнал» — о судебном процессе над каким-то «Право-троцкистским блоком». Гневный репортаж завершился титром: «Приговор фашистской нечисти приведен в исполнение». Настроения это зрителям не испортило. Во время комедии зал покатывался со смеху.  

Собиралась купить что-нибудь поудобнее кожаных галош. Но в магазине «Обувь» на Кузнецком Мосту продавались только две модели: туфли-лодочки и грубые ботинки. Померила — какая-то пытка испанской инквизиции. Лучше уж остаться в разношенных опорках.

Как они его терпят, думала Мэри, разглядывая на Центральном Телеграфе гигантский фотопортрет усатого мужчины, про которого и без психологической диагностики можно было сказать: это убийца. Царя ведь они свергли, а при царе жилось и свободнее, и безопаснее.  

Но социально-политические рассуждения были не по ее части. Прав древний мудрец, еще две с половиной тысячи лет назад сказавший: «Не борись с неправедностью мира, борись с неправедностью в себе».

Купила городскую газету «Московская правда». Большая статья «Почему в продаже нет капусты?». «Преступления японских варваров в Китае» (как там Эдриан и Масянь?). И внизу первой полосы то, что надо: «Чарльз Линдберг в Москве».

«Известный американский летчик Чарльз Линдберг прилетел в Москву на маленьком спортивном самолете с мотором мощностью 200 лош. сил из Лондона через Варшаву вместе с женой. Чета Линдбергов собирается посетить авиапарад, который состоится в День авиации 18 августа на Тушинском аэродроме». Реклама праздника и фотография: американские гости в окружении советских генералов. Все улыбаются. Чарльз и Энн за шесть лет очень изменились.  

Вечером немного уставшая от сайт-сиинга Мэри медитировала в своей клопиной комнате. Вспоминала печальную историю 1932 года. 

Когда у звездной четы, любимцев прессы — молодого героя-авиатора и его умопомрачительной красавицы-жены — неизвестные похитили полуторагодовалого сына и потребовали огромный выкуп, Линдберги заметались, не зная, к кому обратиться: в полицию или в сыскное агентство «Ларр». Выбрали полицию, поскольку сам Гувер, директор ФБР, обещал подключить к поиску все свои ресурсы. От услуг Мэри супруги отказались еще и потому, что она не давала твердых обещаний спасти сына — только разыскать преступников, а Гувер сулил несбыточное. В результате и ребенка не спасли, и арестовали человека, по убеждению Мэри, к преступлению непричастного. Отправили на электрический стул, чтобы спасти лицо, а настоящие похитители остались безнаказанными. Неудивительно, что у Энн Линдберг на газетном снимке лицо человека, навсегда отвыкшего улыбаться.  

В полночь Мэри ждала в назначенном месте, возле дома 21 на перекрестке улицы Воровского с Борисоглебским переулком. Все трое — и Воровский, и Борис, и Глеб — были жертвами политических убийств. Такая уж страна.  

Из-за угла выехал «нэш-амбассадор» с американским флажком на бампере. Не остановился, но замедлил ход. Открылась задняя дверца. Запрыгнув, Мэри упала на пол, ударилась головой о колени вольно раскинувшейся Пруденс.

— Привет, — сказала та. И шоферу: — Теперь газу.

Оглянулась, удовлетворенно кивнула.

— А вот и машина сопровождения. Не заметили. Ты лежи, не высовывайся. И слушай. Мы едем в «Спаса-хаус». Это резиденция посла. Вернее, временного поверенного Александера Кирка, у которого остановились Линдберги. Мистер Кирк уже получил из Госдепа указание оказывать нам полное содействие, но со звездной парочкой тебе придется договариваться самой. Линдберг из тех, кто не станет выслушивать инструкции от представительницы «низшей расы». — Пруденс хмыкнула. — И вообще Линдберг идиот, иначе в тридцать втором он не отказался бы от твоей помощи. Общение с идиотами — это above my pay grade**.  

— Что за человек Кирк?

— Не расист, но тоже фрукт. Экзотический. Сама увидишь.

Как выглядит резиденция снаружи, Мэри так и не узнала. На подъезде вжалась в пол, чтоб не заметил постовой милиционер. Слышала, как открываются ворота, как шуршит гравий. Громыхнуло железо — автомобиль въехал в гараж.

— Вылезай, пройдем через служебный, — сказала Пруденс. — До революции здесь жил какой-то банкир. Его убили. Наши взяли дом в аренду несколько лет назад. Теперь это витрина AWL.

— Витрина чего?

— Американского образа жизни. Америка в своем любимом амплуа: пускаем пыль в глаза. Здесь проводят самые шикарные приемы в Москве.  

Через коридорчик с низким потолком они вышли в парадный вестибюль.  

— Ничего себе! — удивилась Мэри. — Я и не думала, что у Госдепа такие бюджеты на представительство.

Обстановка была роскошней, чем в Белом Доме. Намного. На мраморном полу шелковые ковры изысканного пепельного цвета, стены обтянуты жемчужным муаром, вдоль широкой лестницы порфировые статуи, да не дореволюционные, а в стиле арт-деко, и каждая — произведение искусства.

— Не у Госдепа. У мистера Кирка. Он очень богат. Я думаю, его потому и назначили временным послом, чтобы он на свои деньги обустроил резиденцию в стратегически важной иностранной столице. А когда декорирование закончится, назначат кого-нибудь посерьезней, потому что мистер Кирк...

Пруденс не договорила. По лестнице спускался дворецкий в серой ливрее с серебряным позументом.

— Мисс Ларр, господин шарждафэр ожидает вас, — торжественно объявил он с британским и даже букингемским выговором, который диковинно контрастировал с черным лицом.

— Привет, бро, а со своей сис уже можно не здороваться? — спросила Пруденс на максимально густом Black American.

Даже не удостоив ее взглядом, дворецкий важно направился вверх по ступенькам, но предварительно изысканным жестом предложил Мэри следовать за ним.

— Ну, веди в свою хижину, дядя Том, — довольно громко проворчала Пруденс.

— Посол примет нас среди ночи? — тихо спросила Мэри. Она думала, что разговор состоится только утром.

— Он чокнутый вроде тебя. По ночам не спит. Посольские мне про него понарассказали такого... — Пруденс перешла на шепот. — Он холостой. Всю жизнь прожил с мамой, которую боготворил. Она повсюду его сопровождала. Кирк рассказывает, что пошел на дипломатическую службу только ради мамочки — чтобы в заграничных поездках таможенники не совали нос в ее чемоданы. Пару лет назад старушка померла, и с тех пор Кирк носит траур. Он чудак каких мало. Доставил на поезде с прежнего места службы какую-то особенную корову, она живет в посольском саду, где высеян специальный клевер. Другого молока Кирк не пьет. Способности у него блестящие, за полгода выучил русский язык, помнит наизусть все дипломатические ноты, депеши и циркуляры, работает по 18 часов в сутки, спит прямо в кабинете, но полномочным послом его вряд ли когда-нибудь назначат. Слишком чудной. А по-моему, это было очень хорошее решение — отправить в чокнутую страну чокнутого посланника.  

— Мисс Мэри Ларр с сопровождающей, сэр, — провозгласил дворецкий, открыв высокую дверь.  

— Благодарю, Марио, — ответил грассирующий голос.

Из-за письменного стола поднялся несказанно элегантный джентльмен с тонкими усиками, аккуратнейшей прической и гвоздикой в петлице. Пиджак, галстук и даже гвоздика были серые. Тут вообще почти всё было этого нейтрального цвета, в разных оттенках. Чернела лишь траурная повязка на рукаве.

— Мисс Ларр, счастлив знакомству, — сделал учтивый поклон поверенный — и поклонился еще раз: — С мисс Линкольн я уже имел удовольствие встречаться.  

Заинтригованная странным колером цветка в петлице, Мэри подошла ближе и увидела, что гвоздика искусственная. Тут всюду в фарфоровых вазах были букеты из серых искусственных цветов.

— Моя покойная матушка признавала только серое, — объяснил мистер Кирк, проследив за взглядом. — Пестрое — для плебеев, говорила она. Бонапарт окружал себя раззолоченными мундирами, но сам всегда носил серый сюртук. Я вижу, вы тоже предпочитаете неброскую мешковатую элегантность. — Он достал из кармашка моноколь и с интересом изучил платье, украденное у вокзальной уборщицы. Опустил взгляд ниже. — Какие оригинальные у вас туфли!

И когда Мэри уже окончательно решила, что имеет дело с недоумком, тем же жеманным тоном продолжил:

— Поправьте меня, моя дорогая мисс Ларр, если я составил неверное представление о вашем проэкте. Вы хотите, чтобы чету Линдберг повсюду сопровождала ваша чудесная помощница мисс Линкольн. НКВД немедленно обратит на нее внимание и заинтересуется. Когда выяснится, что это ваша ассистентка, нашедшая убежище в посольстве, доложат госпоже Жильцовой. На глазах у высоких гостей чекисты арестовывать мисс Линкольн не станут, но агенты Жильцовой будут ее «пасти», а вы, в свою очередь, сядете на хвост им, и они приведут вас к своей начальнице.  

Он фрик, но отнюдь не недоумок, поняла Мэри. «Проэкт» был изложен с идеальной ясностью и лаконичностью.

— Проблема только в том, чтобы Линдберги согласились на роль подсадных уток. Боюсь, с этим будут сложности. Я поговорил с моим дорогим гостем и получил категорический отказ. — Холеная, наманикюренная рука сделала жест балетной утонченности, обозначавший разочарование и обескураженность. — «Никакой помощи продавшаяся евреям администрация Рузвельта от Чарльза Линдберга не получит», было мне сказано. У милейшего Чарльза несколько трескучая манера выражаться, а когда он высказывается на политические темы, мне слышится явственный немецкий акцент, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Понимаю, — сказала Мэри. — Но я сумею убедить мистера Линдберга. Однако нужно, чтобы при разговоре присутствовала миссис Линдберг.

— Да, милейшая Энн поумнее милейшего Чарльза, — кивнул Кирк, вновь продемонстрировав проницательность. — Полагаю, мы вместе позавтракаем, тогда и поговорим? Для вас и мисс Линкольн приготовлены комнаты в гостевом крыле, по соседству с президентским апартаментом, где остановились Линдберги. Завтра в восемь тридцать. Уверяю, вы никогда не пробовали таких сливок!

— Благодарю. Спокойной ночи, — попрощалась Мэри.

Но когда «дядя Том» отвел их в гостевой номер и удалился, она сказала подруге:

— Ждать до утра мы не будем. Я — к Линдбергам. Одна.

— Понятно. Разговор белых людей, — ухмыльнулась Пруденс. — Без нас, «мятущихся дикарей, наполовину бесов, наполовину людей».

— А?  

— Это Киплинг, невежа. Стихотворение «Бремя белого человека».

Мэри отмахнулась. Она уже мысленно конструировала предстоящую беседу. С Чарльзом нужно сразу брать быка за рога, с Энн же лучше...

 

В высокую дверь с бронзовым полосатогрудым орлом (можно подумать, что здесь когда-нибудь действительно может остановиться президент США) она постучала громко и резко.  

Корифей критических ситуаций и наркоман адреналина открыл буквально через десять секунд, не спрашивая кто это. Должно быть пулей выскочил из кровати и сразу ринулся навстречу опасностям.

— Что такое? Пожар? Напали красные? — спросил высокий, стройный красавец. Он был в пунцовой пижаме, с сеточкой на светлых волосах. Узнал. Заморгал светло-голубыми глазами. — Мисс Ларр?! Откуда?! И почему вы так странно одеты?

— Нам нужно поговорить, — спокойно сказала Мэри. — Вы отказали господину посланнику, но мне вы не откажете. Речь идет об интересах Америки, а не об интересах администрации Рузвельта.  

Учтивостью бравый летчик не отличался.

— Вы с ума сошли, ломиться среди ночи? — На высоком и чистом, почти мальчишеском лбу прорезалась сердитая складка. — А, вы и есть агент, о котором говорил Кирк! Так вы теперь работаете на правительство? Ну и зря. Но от меня вы этого не дождетесь. Чтоб я, Чарльз Линдберг, был прикрытием для ваших махинаций? Ни за что и никогда!

— Чарли, кто там? Что случилось? — донесся нежный голос.

— Это Мэри Ларр! Вы помните меня, миссис Линдберг? 

Легкие шаги. Дверь открылась шире. Прелестная миссис Линдберг, даже поднятая ночью, с кровати, была дивно хороша. И настоящая леди. Поверх пеньюара она надела шелковый халат и даже успела перетянуть пышные волосы шелковой лентой.  

Супруги Линдберги

— Боже, — прошептала она. — Вы что-то выяснили по нашему делу?

Прекрасное лицо сильно изменилось, вблизи это было видно. В углах рта появились две скорбные морщинки, взгляд траурный, навсегда погасший. После гибели первенца Энн родила еще двоих, но от ужасной трагедии так и не оправилась.  

— Да нет, она хочет, чтобы за нами по Москве всюду таскалась ее сотрудница! Для каких-то их мутных делишек! Еще и черная! Я ни за что на это не соглашусь!

Мэри перестала обращать на Чарльза внимание.

— Вы ведь знаете или по крайней мере подозреваете, что настоящие убийцы вашего сына не найдены, — обратилась она к жене. — Я уверена, что это было дело рук не одиночки, а группы. Сразу после похищения они хладнокровно умертвили ребенка, потом получили выкуп и исчезли. Живут припеваючи, уверенные в своей безнаказанности.

— Я все время об этом думаю. Каждый день и каждую ночь. Сейчас тоже не спала, думала. — В траурных глазах загорелись искорки. — Никогда себе не прощу, что не убедила Чарли выбрать вашу фирму. Что вы предлагаете, мисс Ларр?

— Всё то же. Мои услуги. Я найду убийц. И они понесут заслуженную кару.

Энн грустно покачала головой.  

— Правосудие никогда не признает, что совершило ошибку и отправило на электрический стул невиновного. Это вызовет скандал, которого никто не захочет.

— А я не имею в виду судебное разбирательство. Вернее сказать, судьями будете вы с Чарльзом. Я найду и задержу убийц. Представлю вам доказательства. И, если вы сочтете их убедительными, приведу приговор в исполнение.

Летчик ошеломленно уставился на Мэри.

— Она сумасшедшая!

А миссис Линдберг тихо произнесла:

— Договорились. Мы сделаем то, чего вы хотите.

Протянула тонкую белую руку и сжала пальцы Мэри. Рукопожатие было совсем не дамским, сильным и крепким.  

Авиатор хотел что-то возразить, но Энн тем же нежным голосом сказала:

— Заткнись, Чарли. Может быть, наконец, я смогу спать по ночам. 


*«work kit» — «рабочий набор» (англ.)

** above my pay grade — «не моя зарплатная категория» (англ.)


Купить книгу целиком

Обложка