Издательство BAbookМОСКВА – СИНЬЦЗИН
«Уранская руретка»
Эдриана выволокли из квартиры в чем был, то есть в одном халате, затолкнули в закрытый кузов полицейского фургона, приковали к стене.
— Я ее не убивал! Возьмите отпечатки пальцев с ножа, и увидите. Это сделали люди в черном, которые стреляли. Вы ведь прибыли на выстрелы. Но у меня нет огнестрельного оружия, — пробовал Эдди втолковать офицеру с чаплинскими усиками, но тот велел ему shut up.
Времени опомниться, хоть немного прийти в себя после смерти самого близкого человека (а Масянь была Эдриану ближе матери) и женщины, с которой он только что занимался самым живым делом на свете, не было.
Он был раздавлен, потрясен — и больше всего тем, что жизнь, к которой он привык относиться как к нелепому, но в общем занятному аттракциону, вроде «чертова колеса», оказалась «комнатой ужасов». Он видел такую в Кони-Айленде — с завывающими привидениями, говорящими скелетами, Синей Бородой и Джеком-Потрошителем. Очень смеялся.
Высадили у какого-то большого здания, которое Эдриан не рассмотрел — конвоир ударил его по затылку, чтоб не поднимал головы.
Заперли в маленькой, глухой камере. Под высоким потолком горела лампочка.
Несколько часов он просидел на деревянной скамейке, смотрел в стену. На ней была коряво нацарапана голая женщина. Эдриан не мог оторвать взгляда, ему казалось, что рисунок шевелится и даже шепчет: «Ты такой заня-атный». Это был не сон — галлюцинация.
Грохот. В окошко сунули чашку чая и миску мокрого риса. Ларр даже не повернул головы.
Вскоре после этого отвели в кабинет для допросов. Допрашивал Чарли Чаплин. В углу сидел еще один человек, в штатском.
После стандартных вопросов: имя, гражданство и прочее (их задал полицейский) Эдриан снова сказал про отпечатки и выстрелы.
Тут заговорил штатский — тоже на английском, но с японским, а не китайским акцентом.
— Хватит врать, Рарр! Мы сдерари экспертизу. На рукоятке ножа ваши парьцы. По закону это висерица! И никакой консур за вас не заступится, ведь Америка не признара Маньчжоу-го!
Эдриан вспомнил объяснения принца Томми: здесь к каждому китайскому начальнику приставлен заместитель-японец.
— Тогда я требую адвоката. И повторной дактилоскопии в его присутствии.
— Я и есть ваш адвокат, — улыбнулся штатский. — В Маньчжоу-го защиту арестованным предоставряет государство, беспратно. Потому что это самая гуманная страна в мире. И говорю вам как юрист: вас ждет петря.
— Что ждет? — не сразу понял Эдди. — А, петля.
Дверь без стука распахнулась, вошел невысокий, стремительный человек в японской военной форме. Допрашивающие вскочили, вытянулись по струнке.
Ларр узнал вошедшего по фотографии: генерал-лейтенант Кэндзи Доихара, собственной персоной.
И шок будто сдуло порывом ветра. Жизнь все-таки аттракцион «чертово колесо», оно то спускает человека вниз, в преисподнюю, то подбрасывает к облакам — чтоб перехватило дыханье.
— Почему арестованный в женском халате? Где его одежда? — сурово спросил «Лоуренс Маньчжурский» по-японски.
Занятное лицо. Глаза как у шкодливого кота. Тоже любитель аттракционов, подумал Эдриан. Ему стало интересно, что последует дальше.
— Ко мне в кабинет его. Немедленно. И доставить туда одежду.
Генерал развернулся, вышел.
Началась суета. Чаплин стал звонить куда-то, «адвокат» выбежал, через несколько минут вернулся с конвоем. Конвой был не маньчжурский — японский.
Ларра повели по коридору к лифту. Очень красивому, с панелями красного дерева и зеркалом. Эдриан посмотрел на себя, поморщился — фи, какой мизерабль — и отвернулся.
На четвертом, последнем этаже было удивительно. Похоже на дорогой рёкан, японскую гостиницу: в коридоре висят гравюры укиёэ и свитки с каллиграфией, бонсаи на подставках, на каждой двери криптомериевая табличка с мудреной надписью. «Обитель озарений», «Обитель истины», «Обитель размышлений», читал Эдди. В «Обители нимф» («Нюмпэ-до») стрекотали печатные машинки.
Дверь «Обители размышлений» открылась — оттуда вышел офицер — оказалось, что это обычная комната для совещаний. За длинным столом сидели несколько военных, смотрели на доску со фотографиями. Офицер с недоумением уставился на гайдзина в женском халате. Эдриан сдержанно поклонился.
Это несомненно и есть «Доихара-кикан», «Организация Доихары», собственный «абвер» Квантунской армии. Неудивительно, что сотрудники такой нестандартной спецслужбы действуют нестандартно, нарушая все правила — как их нарушали старинные ниндзя.
В самом дальнем конце перед дверью с табличкой «Обитель Хатимана» за столиком с двумя телефонами каменно сидел капитан в аксельбантах. Напротив вдоль стены ряд стульев. Должно быть, здесь дожидаются вызванные к «Хатиману», богу войны. Очень по-японски, подумал Эдриан: не приемная за закрытой дверью, а открытое пространство. Адъютант, око начальника, имеет возможность наблюдать за перемещениями сотрудников по коридору, и те постоянно чувствуют себя под присмотром.
Каменный капитан, прямой и негнущийся, словно статуя Командора, поднялся, открыл дверь.
Эдриан вошел, осмотрелся.
Неожиданно. После совершенно японского, стопроцентно патриотического коридора — западный, технократический кабинет, будто здесь работает директор банка или менеджер крупной компании. Полки с папками, географические карты, графики. Кожаные кресла. Письменный стол с металлической лампой, сепаратором для бумаг и новейшим калькулятором «Однер». Не обитель Хатимана, а офис Гарримана, главы американского Комитета предпринимателей — Эдриан однажды побывал у большого человека с матерью, которая пыталась заинтересовать сына перспективным заказом. Эдди не заинтересовался, дело было скучное — что-то про махинации на бирже.
В глубине еще одна дверь, окованная сталью, со сверхсовременным цифровым замком. Самого Хатимана-Гарримана нет. Кабинет пуст.
На одном из кресел Ларр увидел свою одежду. Тут же на полу — штиблеты с перламутровыми пуговками, сверху аккуратно положены носки.
Скинул чертов халат, и в ту же секунду стальная дверь отворилась.
Вышел генерал Доихара, с улыбкой глядя на совершенно голого Эдриана.
— Не стесняйтесь, — сказал генерал по-японски. — Передо мной все люди как голенькие.
А Ларр и не думал стесняться. Он сначала разложил все предметы одежды в нужном порядке — от трусов до шейного галстука, и только потом не торопясь оделся, причем галстук повязывал долго и тщательно, перед зеркалом. Эта процедура требует сосредоточенности.
Доихара оценивающе рассматривал арестанта, присев на краешек стола, что для большого японского начальника было диковинно — обычно они чопорны.
— Вы хорошо сложены для маменькиного сынка, — одобрительно заметил «самый хищный ястреб Японской империи», как было написано в журнале «Лайф». — И не проявляете нервозности, что похвально. Не удивляйтесь, что я обращаюсь к вам на японском. Я всё про вас знаю, Рару-сан. Человек я занятой, поэтому для экономии времени давайте условимся: я говорю, вы слушаете.
Эдриан кивнул, приглаживая ладонью волосы. Металлическая расческа, лежавшая во внутреннем кармане блейзера, исчезла. Вероятно ее сочли опасным предметом.
— Присядем.
Жест в сторону кожаных кресел.
Сели лицом друг к другу. Эдди — нога на ногу, с вежливой улыбкой, будто пришел со светским, немного скучным визитом. Генерал нахмурился — очевидно не привык к такой манере поведения.
— Я — Доихара. Вы наверняка обо мне читали или слышали, — сказал он и сделал паузу. Удивился — фамилия на собеседника эффекта не произвела. — Не слышали? Я руковожу организацией, которая среди прочего обеспечивает безопасность маньчжурской столицы, потому что здесь находится главный штаб Квантунской армии. В Синьцзин приезжает очень мало туристов из недружественных стран. Единицы. И за каждым, разумеется, устанавливается наблюдение. Это во-первых. Во-вторых, мои люди охраняют высоких особ, и в том числе единственного члена императорской фамилии, который находится в городе — принца Нисигуни. Когда у его высочества внезапно появился закадычный американский приятель, мои люди немедленно отправили радиозапрос в Токио, нет ли в центральном аппарате данных на мистера Эдриана Ларра. И оказалось, что есть. Вы долго жили в Японии, и Кэмпэйтай, наша жандармерия, завела на вас досье — как на всех иностранцев, проявляющих интерес к нашей стране. Досье прислали сюда по фототелеграфу. Мой сотрудник обнаружил там нечто любопытное, доложил мне, и я решил заняться вами лично...
Снова пауза — Доихара ждал реакции, но Эдриан лишь учтиво кивнул.
— Вы не желаете узнать, почему вами решил лично заняться начальник такой серьезной организации?
— Мы ведь договорились, что я буду только слушать, — напомнил Эдди.
— Чутье меня не подвело. — Генерал усмехнулся. — Оно никогда меня не подводит. Вы никакой не турист. Турист после случившегося дрожал бы от страха.
Ларр объяснил:
— У меня врожденная атараксия, органическая неспособность тревожиться по какому-либо поводу. Психологическая аномалия. Но продолжайте, прошу вас.
— Что ж, тогда я убираю из голоса интонацию скрытой угрозы, — рассмеялся японец. — И перехожу в тональность деловой прямоты. Сначала я планировал увезти вас в тихое место, хорошенько попугать, а потом уже потолковать. Использовал местную структуру, услугами которой мы иногда пользуемся. Но вы оказались куда как непросты. И с превосходной негласной охраной. Три пули — три трупа. Телохранительница-женщина — это элегантно. Хотя неудивительно, учитывая специфику вашей фирмы. Ваша матушка отдает предпочтение сотрудникам женского пола, не так ли?
На сей раз Эдриан даже не кивнул. Он просто слушал.
— Я тоже высоко ценю агентов женского пола, — продолжил Доихара, кажется, сдерживая раздражение. — Они намного эффективней и опасней агентов-мужчин. Поэтому на втором этапе операции мной была поставлена двойная задача: убрать вашу охранницу, а вас заполучить со всеми потрохами. В буквальном смысле, — засмеялся генерал и, дотянувшись до стола, взял оттуда фотографии.
Увидев на снимках раскромсанное тело бедной Елены Константиновны, Эдриан отвернулся.
— Заманить в ловушку такого любителя сладостей было нетрудно. У нас превосходная служба, работающая с проститутками. Это недорогой расходный материал, ради такого улова не жалко... Ну вот, Рару-сан, теперь вы можете задать вопрос, который вас сейчас больше всего занимает: почему вами занимается сам Доихара?
— Вы узнали, что моя мать руководит детективным агентством, и хотите знать, почему я прибыл в Синьцзин. Должен вас разочаровать. Я прибыл в Синьцзин именно как турист. Развлекаться. Я вообще турист. Это мое Дао. Впечатления и развлечения — единственное, что меня интересует. Если б ваше досье составляли хорошие профессионалы, там это было бы написано. Мать приставила ко мне свою сотрудницу для охраны и ни для чего другого.
Генерал вздохнул.
— Ваше досье составляли хорошие профессионалы. И там написано, что Эдриан Рару — прожигатель жизни, который ничем кроме женщин и веселья не интересуется. Поэтому я верю в то, что вы просто турист.
— Зачем же генерал-лейтенант тратит время на «прожигателя жизни»? В чем моя великая ценность?
— Отвечу. В вас нынешнем особой ценности нет. Но я всегда смотрю в будущее. И вижу огромный потенциал.
— Какой?
— Ваша мать руководит одним из лучших сыскных агентств в США. Когда у нас начнется война с Америкой (а это неизбежно), ваше правительство обязательно включит «Ларр инвестигейшнз» в систему органов безопасности, как это было сделано во время предыдущей мировой войны с агентством «Пинкертон». Вы, американцы, очень отстаете от других держав по части разведки и контрразведки. Привыкли чувствовать себя за океанами в безопасности. Но это будет война нового типа — война теневых маневров. Нет ни малейших сомнений, что ваша матушка с ее дарованиями станет одной из ключевых фигур американских спецслужб. А вы с вашим знанием нашей истории и нашего языка будете привлечены к работе на японском направлении. Тут-то вы и проявите свою ценность.
Ларр пожал плечами.
— Я откажусь на вас работать. Мне это неинтересно.
— Хэээ, коматта наа, — протянул Доихара, что буквально означало: «вы поставили меня в затруднительное положение». — С человеком, который не умеет тревожиться, работать трудно. Вы совсем не боитесь смерти на виселице?
— Я не умею бояться. Но умирать в двадцать три года в мои планы не входит. Я намерен узнать жизнь как можно лучше и получить от этого процесса максимум удовольствия.
— Тогда вас отныне будет интересовать то, что интересует меня, — жестко сказал генерал. — Иначе ваш процесс знакомства с жизнью продлится недолго и будет наполнен сплошными неудовольствиями.
— Ситуация, из которой нет выхода, называется «матом», — констатировал Эдди, использовав термин из японских шахмат: «цуми». — Естественно я предпочту продолжить знакомство с жизнью, даже если она приняла такой непредвиденный оборот.
— Вы легко согласились, потому что думаете: это всего лишь «о-утэ». — Генерал усмехнулся, тоже употребив термин из сёги — «шах». — Вы думаете, что просто подпишете документ о сотрудничестве, а потом, вернувшись в Америку, сообщите об этом в ваше ФБР. Увы, Рару-кун, тебе придется подтвердить серьезность намерений более надежным образом. — Он перешел с «сан» на фамильярное «кун» и с вежливого «аната» на «омаэ», самое грубое из японских «ты». — У нас в подвале сидит твой соотечественник, американский летчик, сражавшийся за Гоминьдан. Его сбили еще полгода назад, я держу его как раз для такого случая. Ты его повесишь. Под кинокамеру. Процедура неприятная, но выбирай: или вешаешь ты, или вешают тебя. Должен сказать, что это вообще принципиальный выбор жизненного Пути. Для всякого человека. — Доихара перешел на философский тон. — Жизнь суровая штука. Только такой выбор она и предоставляет: или ты, или тебя. Может быть когда-нибудь в светлом будущем, когда Восемь Углов Мира объединятся под Одной Крышей и войны уйдут в прошлое, правила изменятся, но пока дела обстоят так. У меня нет сомнений, чтó ты выберешь. Но интересно будет посмотреть, насколько ты будешь тверд. Предварительно, по агентурным данным, я был уверен, что ты — изнеженный слабак, но сейчас уже не знаю. Ты отлично держишься. Если заключать пари, я поставлю на то, что ты вздернешь соотечественника без сантиментов. И потом, когда войдешь во вкус интересной игры, к которой я тебя приобщаю, будешь мне благодарен за этот экзамен. Мы отлично поработаем вместе. Кстати об играх. В досье написано, что ты хорошо играешь в сёги. Я тоже люблю эту игру, она построена на той же логике, что диверсионно-разведывательная работа. А кроме того манера игры в сёги отлично раскрывает природу человека и уровень его интеллекта. Сыграем?
Удивительный генерал встал, вынул из стола лакированную шкатулку.
Расстелил парчовое поле с клетками, расставил фигурки с вырезанными иероглифами.
Стиль игры у Доихары был агрессивный, нахрапистый, насчет раскрытия природы он не ошибся. Эдди без труда заманил неосторожного противника в ловушку и поставил «цуми» на двадцать первом ходу.
Любопытно, что большой человек разозлился и, кажется, раззадорился — особенно тем, что мат застал его врасплох. Не привык проигрывать.
— Что ж, интеллект у тебя острый, — сказал он, покусывая нижнюю губу. Лицо раскраснелось, глаза прищурились. — Но мы, японцы, выше ума ценим иное качество: бесстрашие. Сыграем-ка в другую игру. Заодно проверим твою атараксию...
Он вынул из кармана маленький «кольт-детектив-спешл». Откинул барабан, высыпал пять патронов, один оставил.
— Когда я был в Сибири во время русской гражданской войны, один белый офицер, мой подчиненный, показал мне отличную штуку. Его должны были отдать под трибунал за проступок. А он говорит: «У нас в полку в таких случаях офицера прощали, если он сыграет в «уранскую руретку».
— Какую рулетку? — переспросил Эдди, поняв второе слово, но не первое.
— Уранскую. Офицер был уран.
— А, улан.
— Он взял револьвер, оставил один патрон, покрутил барабан, приставил к виску и нажал спуск. Мне так понравилась эта бесстрашная игра с судьбой, что я отменил трибунал. С тех пор иногда я и сам играю в уланскую рулетку. Просто чтобы испытать крепость нервов. И чтобы проверить, не отвернулась ли от меня судьба. Это мой наркотик. Сыграем?
Ларр с изумлением смотрел на генерала — полоумный он или просто рисуется? Не всерьез же это!
— Думаешь шучу? — оскалил зубы Доихара. Его лицо из красного стало белым.
И полоумный, и рисуется, но всерьез, понял Эдди.
Генерал вертанул барабан, вскинул руку, приложил дуло ко лбу. Щелкнул курок.
Суженные глаза затуманились счастьем.
— Ии нааа, — пропел сумасшедший. («Хорошо-о-о»). — Только в такие моменты ощущаешь жизнь по-настоящему. Ты, может, думаешь, я холостой патрон вложил?
Он поднял ствол к потолку. Щелкнул раз, второй. На третий грянул выстрел. С потолка посыпалась белая труха. В кабинет вбежал адъютант.
Доихара махнул рукой: всё нормально. Он был будто во хмелю. Блестел глазами, похохатывал.
— Вот что такое японское бесстрашие. Знать, что смерть всегда рядом, и презирать ее. Что ты думаешь про эту игру, мальчик?
— Я думаю, что современный мир похож на самолет, которым управляют психи, — ответил Эдриан. — И что этот самолет вот-вот сорвется в штопор.
— Так оно и есть, — засмеялся Доихара. — Гитлер псих, Муссолини псих, Сталин псих, а самые психованные психи — мы, японцы. Или мы сделаем «мертвую петлю» и удержимся в небе, или мир погибнет, ну и черт с ним. Так что, сыграешь в уланскую рулетку?
Вынул пустую гильзу, вставил новый патрон. Протянул револьвер собеседнику.
Краем глаза Эдди увидел, что адъютант вынимает из кобуры пистолет — на случай, если американец решит выпустить пулю в начальника.
Пожав плечами, Ларр приставил дуло к виску, щелкнул, положил револьвер на стол. Этот наркотик на него не подействовал, как и все другие.
— Что дальше?
Генерал был поражен.
— Я никогда не видел, чтобы в уланскую рулетку играли так... небрежно. Это в корне меняет мое представление о тебе.
Он перешел с «омаэ» на «кими» — тоже «ты», но не грубое, а приязненное, дружеское.
— 14,294% — риск небольшой, — объяснил Эдриан. Он считал в уме очень быстро — наследственный дар плюс привычка к просчету шахматных комбинаций. — Но только эта игра в России называется «гусарская рулетка». Ваш улан ввел вас в заблуждение.
— Ты знаешь русский? — опять изумился Доихара.
— А что, в моем досье не сказано? Я американец русского происхождения.
— Нет. Очевидно, живя в Японии, ты об этом не упоминал.
Генерал вынул патрон, показал.
— На этот раз я вставил холостой, видишь? Я легко рискую собственной жизнью, но не жизнью ценных агентов. А ты оказался еще ценней, чем я думал.
Голос Доихары был проникновенен, взгляд полон искренней приязни.
— Я не буду подвергать тебя унизительной проверке на лояльность. Тебе не придется становиться палачом. Это для низменных натур, а ты той же породы, что я. Просто ты еще совсем молод и сам не знаешь, на что способен. Я научу тебя понимать самое себя и получать высшее наслаждение от жизни. Ты будешь одним из моих учеников. У нас в Японии, как ты знаешь, отношения между учителем и учеником значат больше, чем отношения между отцом и сыном. Нечасто встретишь человека, обладающего такими задатками, как ты. Я включу тебя в мой «Золотой Фонд».
— Спасибо, — вежливо поблагодарил Эдди. — А что это такое?
— Это мои самые лучшие агенты. Мои любимые ученики. Люди, которых я уважаю и которым полностью доверяю. Пойдем. Я покажу тебе то, что видели очень немногие.
Доихара торжественно подошел к стальной двери, набрал четыре цифры, не пряча их от Ларра: 1223.
— 23 декабря — день моей смерти. Его определил по звездам великий прорицатель Шао Юн Двадцать Седьмой, когда я посетил его обитель. Поэтому во все дни кроме 23 декабря я играю в «уланскую рулетку» без опаски, — подмигнул странный человек.
Маленькое помещение без окон. Вся стена напротив входа закрыта еще одной стальной дверцей, тоже с цифровым замком.
— Это сейф, где хранится моя секретная картотека, и его открыть потрудней. Здесь комбинация более сложная. Но от тебя, мой мальчик, у меня секретов нет... Сейчас, надо сосредоточиться. Малейшее колебание в наборе и зазвучит сирена, от которой мы оглохнем.
Аккуратными, точными движениями он установил шесть круглых рычажков на 318031.
Ларр не верил своим глазам. Сезам открывался сам собой.
Дары удачи сыпались, как из рога изобилия.
— Вот мои сокровища. — Генерал любовно провел рукой по полкам. — Четыре китайских отдела: «Гоминьдан», «Красные», «Маньчжоу-го» и «Бандиты» — это средние и мелкие региональные клики, которых так много в этой беспорядочной стране. Два русских отдела: большой касается Советского Союза, поменьше — русских эмигрантов. Вот здесь, в категории «Запад», всё по Британии, Америке, Франции, Германии и всякой мелочи. Скоро я вынесу Америку в отдельный сектор, и ты будешь главной его звездой.
— А что такое «Токумука», «Особый сектор»? — спросил Эдриан.
— Сектор боевых акций. Вот здесь — предметный каталог. Здесь — персональный: агенты моего «Золотого фонда».
Доихара нежно погладил корешки папок. Вместо имен там были названия, в основном цветочно-плодовые: «Сакура-1», «Хризантема-4», «Хурма», «Лимон-2». Но попадались и имена знаменитых самураев или ниндзя исторических времен.
— Ботаника — это «интеллектуалы», вояки — это «акционисты», — объяснил генерал.
— А кем буду я?
— «Интеллектуалом», конечно. Пока ты, правда, еще зеленая почка. — Рассмеялся. — Но я выращу из тебя кактус. Да, ты будешь Кактус.
— Почему кактус?
— Самое несентиментальное растение. В тебе угадывается полное отсутствие внутренней влаги. И задатки стальной воли. Все в пустыне сдохнут, а ты выживешь. И не утратишь остроты колючек. У тебя на глазах убили телохранительницу-китаянку, зарезали любовницу, а ты сохранил ледяное спокойствие.
Просто ты не воспитывался в дорогих английских пансионах, где с ранних лет вдалбливают: у настоящего джентльмена все чувства остаются внутри, подумал Эдриан, но разубеждать генерала не стал.
— У тебя начинается настоящая жизнь, мой будущий Кактус. И начнется она, как положено — с обучения.
