Леонид ПарфёновВсероссийская сельскохозяйственная кустарно-промышленная выставка
Первая общенациональная выставка советского периода должна показать возрождение хозяйства после войн и революций. В историю она войдет еще и как смотр новой архитектуры.
При царях всероссийские выставки регулярно устраивались — и не только в столицах — с середины XIX века. Тогда почти вся экономика была частной, и в экспозициях особо впечатляли эффекты корпоративного шика — вроде фонтана из одеколона, который бил в павильоне парфюмерной фабрики Брокара. Теперь же и проводит выставку государство, и выставляет оно прежде всего себя, а частникам компенсирует затраты на приезд и доставку образцов — делового интереса экспонироваться у них нет. Заявленное «иностранное участие» отразит неравномерное международное признание СССР: будут павильоны Афганистана, Италии и три германских, в том числе отдельный фирмы «Юнкерс» (см. «Рапалло», 1922). Место для выставки выбрано вдоль берега Москвы-реки — от Садового кольца к Воробьевым горам. Прежде здесь были огороды, при военно-революционной разрухе они заросли и превратились в огромную свалку. Территорию расчищают и благоустраивают, она послужит важнейшим общественным пространством Москвы разных эпох (см. «Парк культуры и отдыха», 1935, «Парк Горького», 2011). Заграницу разместят в отдельном городке, на другой стороне Садового, через которое перекинут мост.
Союзные республики и автономии, наркоматы и гостресты демонстрируют в своих павильонах достижения пяти лет социализма. Эти региональные и отраслевые «наглядные рапорты» сочтут ценным форматом, и первая Всероссийская выставка станет родоначальницей постоянно действующих ВСХВ/ВДНХ (см. 1939). Два программных для крестьянской страны раздела показывают движение к счастливому будущему. В «Старой деревне», то есть современной, стоят 9 деревенских дворов разных зон — от Архангельской губернии до Полтавы. Есть даже избы, где топят по-черному, без дымохода — беспросветно бедняцкие. В «Новой деревне» представлены образцы «улучшенных домов» для Севера, Центра и Юга, а также «агрономический пункт», сельские детские ясли, здание местной администрации, клуб с «уголком имени В. И. Ленина». Отдаленная цель победы сельского урбанизма — «хозяйство-коммуна на 5 квартир» с городскими удобствами. Пропаганда социализма среди рабочих и крестьян — главная задача, а выставку увидят 1,5 миллиона посетителей — больше, чем бывало на подобных до революции. Из газетного отчета:
Широкие волны людей земли и станка со всех краев нашей страны протекли по территории выставки.
На 100 гектарах разом за 10 месяцев спроектировано и построено больше 200 сооружений. Привлечены ведущие силы: главный архитектор выставки — модернист Алексей Щусев, генплан разработал неоклассик Иван Жолтовский, комплексом «иностранного отдела» (там кроме павильонов — своя входная арка, свой ресторан и проч.) занят «ретроспективист» Алексей Щуко. Это всё академики, а главный корифей русского модерна Федор Шехтель — автор павильона «Туркестан» (последняя осуществленная работа мастера). Все выглядит тщательно продуманным, очень нарядным, по меркам того времени — даже роскошным. И вполне ожидаемым: каноны выставочной архитектуры в стране и мире давно сложились (Шехтель еще 40 лет назад работал на московской Всероссийской художественно-промышленной выставке 1882 года). В общем, это дореволюционная и довоенная архитектура Москвы, Петербурга и Европы. Только в считаных постройках пробивается конструктивизм 1920-х — это первый его шанс быть увиденным.
Самый дерзкий, просто вызывающий манифест нового стиля — павильон «Махорка» Константина Мельникова, самостоятельный дебют 33-летнего выпускника Училища живописи, ваяния и зодчества. Будто сдвинуты в груду гигантские скворечники с неожиданными участками остекления, основной фасад превращен в рекламную плоскость, открытая винтовая лестница уходит вверх, не касаясь стены. Изломы кубизма Пикассо и Брака, печатная графика футуристов впервые явились в объеме. Постройка из дерева, материала вроде совсем неподходящего для авангарда, но здесь органичного: махорка — грубый рассыпной табак для папирос-самокруток, «самосад», продаваемое брикетами курево крестьян, городских низов и солдат. Для этой скромной «технической культуры» предполагалось неказистое помещение (у «высокой» табачной промышленности — свой павильон, он про фабричные папиросы и сигары). От Мельникова вообще не архитектурного творения ждали, а инженерного: дом со входом и выходом; публика, проходя, видит этапы махорочной переработки. А ниспровергатель устроил трюкаческие подъемы и спуски в концептуальном нагромождении хибар. Заказчики из «Махорсиндиката» в ярости, и только заступничество Щусева спасает проект. «Махорка» вызывает фурор, это, конечно, самое новаторское здание на всей выставке. Мельникову вскоре достанется заказ на советский павильон для Международной выставки декоративных и прикладных искусств в Париже 1925 года, который превратит автора в мировую величину. На ближайшее десятилетие Мельников — один из самых востребованных советских архитекторов (см. «Конструктивизм», 1929).
