НЭП

Войны и «военный коммунизм» (см. 1918) полностью разрушили хозяйство России. Советская власть объявляет «новую экономическую политику» — нэп: продразверстку заменяют продналогом, ограниченно допускается частное предпринимательство, денежная реформа возвратит в оборот полновесный рубль. Это все вынужденные меры, «временная уступка капитализму».

В стране отчаянно не хватает продовольствия, угля и дров, керосина, медикаментов. Людей косят голод и эпидемии. До предела сократилось производство потребительских товаров, стройматериалов, электроэнергии, парализован транспорт, в городах не функционируют водопровод, канализация, отопление. Население Петрограда  — недавно одной из ведущих мировых столиц — убыло втрое: в мегаполисе не прокормиться. Инициатором нэпа выступает лично Ленин. Ради уже самого выживания всех  — и большевизма тоже  — он решается на отход от коммунистических догматов при сохранении за своей партией полноты власти и «командных позиций» в промышленности. 

Чтобы затушить почти повсеместную пугачевщину (см. «Крестьянские восстания», 1921), прежде всего заменяют продразверстку, доходившую до изъятия 70 % зерна, продналогом, составляющим примерно 30 %. Остальной урожай крестьянин волен реализовывать по своему усмотрению. 

Еще недавно Ленин высказывал решимость морить народ, но не поступиться госмонополией на хлеботорговлю. Теперь он поначалу заявляет, что при нэпе будет некий «прямой товарообмен» — мол, за продовольствие власть централизованно предоставит мужику нужные ему «городские товары». Но вместо выдуманной «неторговли» возникает вековая купля-продажа, и к концу 1921-го Ленину придется признать поражение: частный рынок оказался сильнее нас. 

Поскольку верховный вождь сам воплощает в себе современный марксизм, закладываемые им любые виражи «генеральной линии» объясняют «диалектикой» и «творческим развитием учения». Нынешний ленинский переход к восстановлению капитализма в значительной мере называют «тактическим отступлением», «уступкой»  — видимо, в том числе несовершенной природе человека, «передышкой». 

И значит, впереди новые битвы. Сам Ленин уподобляет нэп Брестскому миру (см. 1918), по которому большевики отдали Германии огромные территории, спасая свою диктатуру в центре страны. Еще причина: почему-то все не наступает мировая революция. Но ее скорый приход несомненен, так что компромисс простителен  — ведь потом во вселенском пожаре сгорят все остатки капиталистического строя. 

С июня 1921-го частная торговля фактически свободна, и за два года в ее руках свыше 80% розницы (большую часть опта сохраняет за собой государство, его монополия внешней торговли незыблема). Денационализируются малые и средние предприятия, частный наем ограничен 20 работниками  — дальше капитализм считается крупным. Но и этот бизнес быстро достигнет 20 % промышленного производства страны. Начинается бум коммерческого кредита, чему способствует денежная реформа (см. 1922). Откроется свыше 100 бирж, возобновятся традиционные ярмарки  — в том числе крупнейшая Нижегородская. При конкуренции с частником госторговля тоже воюет за покупателя, порождая конструктивистскую советскую рекламу (см. 1922). Гостресты, контролируя «господствующие высоты» в разных отраслях, работают на условиях хозрасчета и самоокупаемости. Отменят продовольственные карточки и пайки, всеобщую трудовую повинность и трудовую мобилизацию. Вчера еще пустой, рынок стремительно насыщается. Через два-три года после смертельного голода (см. 1921) на прилавки свободно выложат дореволюционные деликатесы, порой с указанием старых брендов или бывших производителей,  — реставрация капитализма даже на ярлыках. 

Х съезд партии (см. 1921) голосовал только за продналог, оправдываемый «смычкой» пролетариата и крестьянства. Дальнейшие шаги выглядят саморазвитием нэпа, его наступлением на социализм, сдающим одну позицию за другой. Высшее руководство настаивает на вынужденности и даже запоздалости смены курса. Избранный на новый пост Генсека ЦК Сталин (см. 1922) заявит: 
Разве не понадобились такие факты, как Кронштадт и Тамбов, для того, чтобы мы поняли, что жить дальше в условиях военного коммунизма невозможно? 

Но в логике революции и гражданской войны нэп необъясним. «За что боролись?»  — возмущенно спрашивают власть и друг друга бывшие красные командиры и комиссары, многочисленные советские начальники, коммунисты «от станка», большевики-ветераны и прочий партактив. Дружную ненависть и презрение вызывает новый предпринимательский класс  — нэпманы. Чаще это бывшие приказчики, маклеры, купечество нижних гильдий и их сынки-наследники. Всего 0,7 % населения, но они у всех на виду: нувориши, разбогатели в одночасье и чувствуют себя хозяевами жизни — да ведь это форменная «контра», которую еще недавно ставили к стенке без разговоров! Госпропаганда шельмует нэпманов как «отрыжку» старого мира, принято писать об «угаре нэпа», которым наслаждаются эти временщики. Нэпманы и сами чувствуют свою мимолетность и оттого «угорают» еще сильнее. Настроение «гуляем напоследок» воспоет «упаднический» эстрадный репертуар середины 1920-х (см. «Дорогой длинною», 1924). «Необуржуазия» поражена в правах как «нетрудовой элемент» — она не может голосовать и избираться. Полно частных изданий и издательств, но исключена газета для предпринимателей — не может возобновиться какая-нибудь «Деловая Россия». В деревне от начала продразверстки идет борьба с «кулаком-мироедом» как сельским буржуа. Тоже карикатурный тип: пузатый бородач в картузе и жилетке, хозяин пузатых мешков с зерном, которые он придерживает, поднимая цену (см. «Раскулачивание», 1930). Скрывая размеры своих предприятий, нэпманы выдают часть работников за родню — тогда это не наем, а помощь семье. Кулацкие хозяйства, прижимаемые налогами, фиктивно дробятся для «усреднения». Советская печать разоблачает эти ухищрения «классово чуждых». 

Итоги «допуска капитализма в социализм» окажутся умеренными. Страна наконец-то поела досыта и даже «накопила жирок»  — во всяком случае, так считалось. Самый богатый урожай 1926 года приблизится к уровню 1913-го. Большим, чем при царе, станет производство мяса и картофеля. Но средняя заводская производительность труда составит только половину от дореволюционной (притом что на госпредприятиях она еще вдвое ниже, чем на нэпманских). Национальный доход на душу населения примерно на 20 % меньше, и уровня зажиточности, «как при проклятом капитализме», достичь не удастся. Стесняемый и третируемый «полукапитализм» нэпа, очевидно, был не в силах поднимать индустриализацию в городах и агропромышленность на селе. А власть хочет «большого скачка» с директивным перераспределением ресурсов в пользу своих приоритетов. Самое известное изречение Ленина про нэп: 
Эту политику мы проводили всерьез и надолго, но, конечно… не навсегда.

«Сворачивать» нэп начнут уже в 1925-м и покончат с ним к 1929-му. Первая пятилетка (см. 1929) будет новым военным коммунизмом, а вторая  — похожей на нэп, только государственный (см. «Жить стало лучше, жить стало веселее», 1935). Чередование разных «заморозков» и «оттепелей» останется чертой социализма и впредь.