ИРГ том Х. Разрушение и воскрешение империи

Внешняя политика Советского Союза подчинена одной главной цели

С конца двадцатых и до конца тридцатых международная политика СССР была подчинена одной главной цели: любой ценой избежать войны, пока не завершится грандиозная программа создания военной индустрии и укрепления вооруженных сил, развернутая после «военной тревоги 1927 года».

Сталин был прав, когда считал новую мировую войну неизбежной и когда не сомневался, что она не обойдет стороной СССР. Исходя из магистральной задачи выиграть время, советское правительство резко повернуло внешнеполитический курс и постоянно его корректировало. Наступательно-экспансионистская установка на экспорт революции ленинских времен сменилась осторожным маневрированием: социалистическое государство старалось не обострять отношений с агрессивными режимами, искало союза с менее враждебными державами, активно участвовало в движении за ограничение гонки вооружений (хотя само лихорадочно вооружалось). 

Главный враг несколько раз менялся. Сначала в Москве больше всего опасались Японии, после 1933 года переключились на германскую угрозу, в период дальневосточных конфликтов 1938–1939 гг. снова переориентировались на «самураев, которые перешли границу у реки». Не забывали и о давних счетах с ближайшим заклятым врагом Польшей, но и здесь советская дипломатия вела себя примирительно — в 1932 году был подписан двухсторонний договор о ненападении. 

По сравнению с милитаристскими режимами Германии, Японии, Италии остальные державы представлялись менее опасными, и Советский Союз все время пытался ослабить градус напряженности в отношениях с ними, а если получится, то и заключить оборонительный альянс. Первое получалось, второе — не очень.

Главным достижением стало установление дипломатических отношений с США в 1934 году. Самая антикоммунистическая и самая большая из западных стран наконец признала «безбожное государство». Здесь Москве помогла конфронтация с Японией, которой опасались и в Вашингтоне, это была «дружба против Токио». 

В 1935 году после семилетнего перерыва состоялся VII конгресс Коминтерна, который, следуя смене курса, тоже сделал поворот на 180 градусов и теперь стал ратовать за сотрудничество и взаимодействие с европейскими левыми, которые еще недавно считались «социал-предателями». «Все прогрессивные силы» призывались к объединению перед лицом фашистской угрозы. Этот демарш должен был продемонстрировать, что Москва окончательно отказывается от подрывной революционной деятельности в других странах и будет придерживаться легальных методов. 

Объединение социалистов и коммунистов дало свои результаты, но не те, которых добивался Сталин. Победа Народного Фронта в Испании, как уже говорилось, вылилась в еще большее обострение обстановки, поскольку привела к военному путчу, гражданской войне и расширению фашистского блока. Весной 1936 года Народный Фронт одержал победу на выборах и во Франции, однако попытки заключить полноценный оборонительный союз с Парижем успехом не увенчались. В договоре, подписанном еще прежним французским правительством, содержалось туманное обещание, что «в случае угрозы нападения европейского государства на одну из сторон Франция и СССР немедленно начнут консультации». Дальше этого дело так и не пошло. Британия склонила Францию выбрать курс не антагонизации, а «умиротворения» Германии, что в 1938 году привело к Мюнхенскому «компромиссу». 

Таким образом, поиски военного союзника на Западе успехом не увенчались.

Другим новым для СССР направлением деятельности стала «борьба за мир» на международном уровне и попытки создания «системы коллективной безопасности».

В 1934 году страна вступила в Лигу Наций, основанную 14 годами ранее для урегулирования межгосударственных конфликтов и предотвращения следующей мировой войны. Но в условиях эскалирующей агрессивности Италии, Японии и Германии эта интернациональная организация становилась всё более беспомощной. Никаких инструментов воздействия, кроме деклараций, устав Лиги не предусматривал. В ответ на осуждение захватнических действий страна-виновница просто отказывалась от членства и более не считала себя связанной какими-либо обязательствами. Германия и Япония покинули Лигу в 1933 году, Италия — в 1937, после завоевания Эфиопии, Испания — как только там победили франкисты. (Будет лишен членства и СССР — за нападение на Финляндию, но к тому времени советская политика опять сделает резкий поворот).

Провалом закончились и попытки ограничить рост вооружений. Целых два года (1932–1934) в Женеве проходила представительная конференция, в которой участвовал и Советский Союз. Наркоминдел Литвинов сказал: «Советская делегация заявляла н заявляет, что представляемое ею государство согласно на полное разоружение, на частичное разоружение, количественное и качественное, что она готова идти в этом направлении так далеко, как только это позволит согласие других государств». Но «согласия других государств» (под каковыми, собственно, имелись в виду прежде всего Германия, Италия и Япония) получено не было. Такая же судьба ожидала и конференцию по ограничению военно-морских сил. СССР, у которого, впрочем, и не было сильного флота, выражал готовность «ограничиваться», враждебные ему государства — нет. Единственным результатом этих усилий стало двухстороннее советско-английское морское соглашение 1937 года, которое никак не ослабило напряженности и к тому же не распространялось на тихоокеанский регион, где наращивали свой флот японцы.

В период после Мюнхена в европейской политике развернулась сложная и рискованная дипломатическая игра. Всем игрокам было понятно, что дело идет к войне и что ее инициатором станет нацистский Рейх, «умиротворить» который Англии с Францией не удалось — уступки лишь распаляли аппетит Берлина. Если бы две из трех противоборствующих сил, англо-французский альянс и СССР, объединились, воевать на два фронта Гитлер не решился бы. Но ситуация, при которой Германия нападет только на кого-то одного из своих оппонентов, выглядела соблазнительно для другого — не участвующая в войне сторона оказалась бы в положении «третьего радующегося». 

Поэтому тайные переговоры велись по всем трем линиям: Запад — Германия, Германия — СССР и СССР — Запад. 

Первый шаг сделала Москва, больше всех обеспокоенная перспективой войны. В апреле 1939 года нарком Литвинов предложил Англии и Франции заключить договор об оказании военной помощи «восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Чёрным морями и граничащим с СССР, в случае агрессии против этих государств». В следующем месяце вместо Литвинова наркомом стал Вячеслав Молотов, совместивший эту должность с постом председателя Совнаркома, что показывало, какую важность СССР придает дипломатическому аспекту своей политики. Одновременно это был и жест в сторону Германии — чтобы антисемитскому Рейху не пришлось вести переговоры с евреем Литвиновым.

Англия и Франция прислали в Москву делегацию для обсуждения условий договора, но уровень представителей был невысок и они не обладали серьезными полномочиями. К тому же обе державы явно тянули время. Объяснялось это тем, что в Париже и особенно в Лондоне советский военный потенциал оценивали невысоко, а правительство Чемберлена надеялось договориться с немцами. Переговоры с Москвой для англичан были просто инструментом давления на Берлин. Одновременно в Лондоне происходили секретные консультации с германскими представителями. Посол Герберт фон Дирксен пишет в мемуарах, что высокопоставленный чиновник британского МИДа Горацио Вильсон, неоднократно встречавшийся с Гитлером, предложил программу урегулирования «взаимоотношений обеих стран во всей их полноте»: «Она не ограничивалась лишь экономической сферой, но затрагивала также вопросы политического и экономического характера. В ней рассматривалась проблема колоний и включены были предложения по приобретению сырья для Германии». В Москве знали об этих закулисных переговорах и относились к ним с крайней нервозностью. 

Удобнее всего эта ситуация была для Гитлера. Он решал, с кем ему выгоднее договориться, а с кем воевать.

Как я уже писал, фюрер ошибочно предположил, что «мюнхенские» державы, отдавшие ему Чехословакию, не станут ввязываться в войну и из-за Польши. Это соображение перевесило. 

В конце июля Германия дала понять советской стороне, что ищет путей к сближению. «Несмотря на все различия в мировоззрении, есть один общий элемент в идеологии Германии, Италии и Советского Союза — противостояние капиталистическим демократиям. Ни мы, ни Италия не имеем ничего общего с капиталистическим Западом. Поэтому нам кажется довольно противоестественным, чтобы социалистическое государство вставало на сторону западных демократий», — было заявлено советскому представителю в Берлине. 

В начале августа министр иностранных дел фон Риббентроп предложил Москве сделку. Если СССР не будет мешать немецкому вторжению в Польшу и сохранит нейтралитет в случае войны на Западе, Восточная Европа будет поделена между договаривающимися странами. Германия получит Данцигский коридор и контроль над основной частью Польши, а Советскому Союзу достанутся восточные польские области, «свобода действий» в отношении бывших российских колоний Балтийского региона и еще румынская Бессарабия.

Договорились очень быстро, всего за две недели. 23 августа мир был ошарашен известием о подписании германо-советского пакта о ненападении (секретные статьи о разделе чужих территорий опубликованы не были). 

Устранив угрозу второго, восточного фронта, Гитлер сразу же, неделю спустя, напал на Польшу. Вопреки его надеждам западные державы не спасовали, и в Европе началась большая война.

Совершенно очевидно, что без «Пакта о ненападении» 1 сентября 1939 года война не началась бы, поэтому историки, возлагающие вину за это трагическое событие не только на Гитлера, но и на Сталина, правы.

Понятна, однако, и тогдашняя логика советского правителя. С его точки зрения он одержал блистательную дипломатическую победу: уберег свое государство от войны, получил дополнительное время для укрепления обороны и стравил между собой обоих врагов, «капиталистов» с «фашистами». Опыт Первой мировой войны позволял предположить, что это противостояние будет долгим и изматывающим. Линия на избавление от внешних угроз путем переориентации потенциального противника на иные задачи была продолжена и в отношениях с Японией. Там окончательно возобладала линия на агрессию против США. Отношения между Москвой и Токио стали почти идиллическими и завершились подписанием пакта о нейтралитете весной 1941 года.

Проблема, однако, в том, что логика Сталина оказалась по всем пунктам ошибочной. 

Германия победит на западе намного быстрее, чем ожидалось. Пакт предоставил фюреру возможность, которой в 1914 году не было у кайзера: вести войну на одном фронте, не распыляя сил. В результате Рейх не только одержит военную победу, но очень усилится экономически, ибо заставит работать на себя промышленность оккупированных европейских стран.

Программа перевооружения, которая будет затеяна в СССР из расчета, что война продлится несколько лет, к июню 1941 года останется незавершенной, а граница не укрепленной. 

Кроме того, уверенный в своем непогрешимом чутье, Сталин даст Гитлеру себя обмануть и после 13 лет интенсивной, на пределе сил, подготовки к войне все-таки будет застигнут нападением врасплох.

Роковые последствия имело и секретное соглашение о «разделе сфер влияния», побудившее Сталина перейти от пассивно-оборонительной политики к наступательно-экспансионистской.

Купить книгу целиком