МОЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ ПРЕМИЯ. ОКСАНА ПРОХОРОВА
МАЛЕНЬКАЯ СМЕШНАЯ ХТОНЬ
Книга рассказов Оксаны Прохоровой «Пенсионный взнос на тридевятое царство» (Ростов-на-Дону: Феникс. 2024) могла бы служить справочником бытового мошенничества, которым ярко отмечена современная российская действительность. Но, во-первых, реальные мошенники изобретательнее, чем литературные, и в то же время примитивнее в своих фантазиях. А в-главных, книга Оксаны Прохоровой не годится в справочники в силу своей художественной незаурядности. Буквально каждый образ каждого ее рассказа об этой незаурядности свидетельствует.
«Василиса жила на даче, окруженной редкими елками и осинами. Дача была старая, дом настоятельно требовал ремонта, а чахлые кусты смородины и единственная яблоня уже ничего не требовали» («Гребень»).
«Нужда набросилась на Садко Ивановича сразу после ухода на пенсию. Тогда же он и поселился на краю поселка в старом доме, некогда принадлежавшем его деду и за многие годы превратившемся в хлам. Городская квартира осталась детям и бывшей жене, те давно претендовали на нее и ненавидели Садко Ивановича всеми силами души и тела. Тот не возражал, зная себя как отвратительного мужа и никудышного отца. Однако сельская жизнь его утомляла, природа раздражала, а высокие заборы, теплицы, кособокие дома и плохо одетые люди наводили тоску» («Гребень»).
«Терентию Кособокову — огороднику-любителю — исполнилось шестьдесят пять лет, и он вдруг понял, что не жил. Об этом он узнал из газеты «Радости пенсионера», которой зачитывался в последнее время» («Золотая вобла»).
«Аполлон Простолюдинов, бывший токарь-фрезеровщик, а теперь пенсионер, был эстетом. На самом деле это произошло недавно, в день его семидесятилетия. С тех пор минуло два года, и началось всё со знака судьбы, а не с пустого места, как вы могли подумать. В это время Аполлон шел размеренными шагами в продуктовый магазин, слегка помахивая только что выстиранной матерчатой сумкой. Настроение его было хорошее — утром принесли пенсию, как раз перед юбилейной датой. Юбилейную дату он решил отметить в парке — поиграть в домино с соседом по лестничной площадке, диабетиком и сердечником. Из-за болезней последнего Аполлон стал вести здоровую жизнь: еженедельно гулять в парке и смотреть на природу. За что был благодарен соседу и как раз сейчас шел за диабетическими конфетами и цветной капустой к праздничному столу. Он шел, размахивая матерчатой сумкой, заодно придерживая от ветра полу старого пальто без двух пуговиц и с тремя пятнами от еды и грязи» («Эстет»).
Действительность, в которой живут, а точнее, которую создают своим существованием все эти персонажи, парадоксальна и полна неожиданностей.
Вот, к примеру, пенсионер Кособоков решает, что он не в пещере живет, а потому должен обратиться со своей психологической проблемой к специалисту. После предварительного телефонного разговора с колл-центром психологической консультации («Вы алкоголик, наркоман, игрок, педофил?») он отправляется на прием.
«В комнате от закрытых штор было темно. На полу горела лампа, отбрасывая вокруг загадочное сияние. Еще были аквариум, два стула и стол из овощного ящика, на нем тетрадь. В углу — кочерга. У аквариума стоял пухловатый, неопрятный мужчина в подтяжках и кормил из чайной ложки двух страшных рыб. Те подплывали по очереди и замирали перед ложкой с открытым ртом.
— Что у вас за рыбки? — поинтересовался Терентий, чтобы начать разговор.
— Это сельди.
Ответ смутил Терентия, поэтому он не знал, что сказать дальше».
Или вот Липа Горбулина, бывший маляр-штукатур, а теперь школьная буфетчица на пенсии, ознакомилась с полученной от незнакомого человека брошюрой и поняла, что не замечала очевидного:
«Оказалось, что нет земного притяжения, иначе человек не смог бы оторвать ногу от земли и оно могло бы вырвать пломбы. Еще с круглой Земли легко упасть, вместе с домами и машинами, и при прыжке земля ушла бы из-под ног... Нет и других планет, кроме Луны и Солнца. Звезды и вовсе не брались в расчет и были массовой галлюцинацией, внедренной в голову бестолковому населению. Луна, по всей видимости, была плоской, правда, на этом месте Липа отлучилась заварить чай, а потом забыла, где именно остановилась. Но и без этого было понятно, что Луна — простой блин.
— Действительно, — соглашалась Липа, — ведь круглую Землю никто не видел, даже из самолета. А продажные космонавты всё брешут, в сговоре потому что...
Чтение увлекло Липу, она почувствовала, что прикоснулась к тайному знанию, и у нее перехватило горло» («Адепт»).
Ни у Терентия, ни у Липы даже мысли не возникает о том, чтобы не поверить психологу с кочергой и сельдями или брошюре про плоскую землю. Да и как можно не поверить таким незаурядным людям, когда и их собственная жизнь, и жизнь вокруг столь безрадостна, что обман - самое яркое, что в ней вообще может произойти!
Любовное свидание в этой жизни выглядит так:
«Она надела тренировочные штаны в обтяжку, свободную кофту цвета проливного дождя, начесала волосы у корней, взяла помойное ведро (рядом с будкой охранника стоял мусорный контейнер). Гребень же спрятала у самого сердца.
«Заговорю с ним о постороннем, а там видно будет», — решила она.
Будка Василия была закрыта. Промаявшись не- сколько минут у входа, Василиса постучала.
— Открыто! — крикнул тот.
Охранник сидел перед телевизором и ел с газеты селедку.
— А-а-а... — протянул он, что означало скорее радость, как показалось Василисе.
— Здравствуйте, Василий! — Василиса поправила волосы. — А баки, смотрю, все переполнены. Не вывозили, что ли? Воняет уже...
— Давеча вывозили, — отозвался тот.
— Да? Значит, показалось, — хихикнула Василиса, потупив глаза.
Василий доел селедку и тщательно облизал пальцы.
— А электроэнергия с нового месяца не подорожает?
— Не слыхал.
— Да как же, по телевизору передали, и в интернете написано.
— Может быть, — равнодушно согласился Василий. Он уже облизал пальцы и для большей чистоты вытер их о штаны» («Гребень»).
А житейские обыкновения - вот так:
«Когда Василий снова вышел на улицу, то от огорчения забыл наступить правой ногой на трещину в асфальте, сквозь которую пробивались пучки травы. Наступать было нужно строго между первым и вторым пучком. А он забыл! Теперь оставалось только одно — ехать на работу другим маршрутом, иначе жди беды. А беды Василий ждал постоянно, но, естественно, боялся и защищался как мог» («Карусель»).
И все это вместе - человеческая сущность, привычный быт, потребность чего-то необычного, способность (точнее, полная неспособность) это необычное осмыслить, патологическая доверчивость - дает такую картину, что она не кажется даже и гротескной, хотя гротеск - один из главных художественных приемов Оксаны Прохоровой.
Сначала ее персонажи вызывают смех. Потом - сочувствие. Потом осознаешь, во что они превращают жизнь - свою, близких людей, не близких людей, вынужденных как-то на их представления о жизни реагировать, - и возникает ужас… Автор его, кажется, совсем не ощущает, да и читатель может не сразу ощутить сквозь юмор и общее очарование повествовательной манеры Оксаны Прохоровой. Но рано или поздно неотвратимая хтонь все-таки пробирается в сознание читающего - и маленький срез странной, смешной, вымышленной жизни из книги «Пенсионный взнос на тридевятое царство» дает отчетливое представление о жизни настоящей.