МОЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ ПРЕМИЯ. КИРА ЯРМЫШ

ЕВА НАД ПРОПАСТЬЮ СТРАНЫ

Предыдущий (второй) роман Киры Ярмыш «Харассмент», вышедший три года назад, обозначил стремительное прохождение автором стадии дебюта и появление в современной русской литературе не просто яркого, но значительного писателя. Писать о новом ее романе «Тут недалеко» (Издательство «Медузы». 2025) - дело непростое, и причина тому только одна: саспенс в нем такой мощный, что его не представляется возможным разрушать пересказом сюжета. А вместе с тем как, вообще не пересказывая сюжет, написать о действии, которое имеет головокружительную динамику? Как написать о событиях, стремительность которых ограничивается только тем, что ни одно из  них не должно быть представлено в романе впроброс? 

Ни одно событие впроброс и не представлено. Все, что происходит на протяжении огромной, наполненной невероятными поворотами, персонажами и подробностями книги, сияет такой яркостью эмоциональных красок, что впечатывается в читательские эмоции и разум. 

Для создания такого эффекта Кира Ярмыш пользуется разными приемами. В первую очередь - делает яркими героев вообще и в частности главную героиню, женщину около тридцати с запоминающимся именем Евдокия Виноходова. Имя, не посоветовавшись с родителями, дала ей бабушка, что «одновременно свидетельствовало о том, что Россия девяностых была страной очень нерешительных родителей, и о том, кто был настоящей главой российской семьи». В Москве, куда Евдокия после школы приехала из Ростова-на-Дону, чтобы учиться на истфаке, ее стали называть Евой. 

Истфак, кстати, не был случайным явлением ее жизни: «За четыре года на историческом я слышала множество объяснений, почему люди решили туда поступать: потому что не знали, куда еще податься (хотя бы честно); потому что хотели расширить границы человеческого знания (благородно, хоть и сомнительно); чтобы добиться признания (самая оригинальная причина, учитывая перспективы). Однако никто не говорил того, о чем думала я: изучение истории давало власть над небытием. Это было ближайшее к магии занятие, которое я знала, раз за разом повторенный обряд воскрешения мертвых».

Образ этой поразительной девушки, которой предстоит вместе с подругой Никой пересечь на протяжении романа Россию - еще не напавшую на соседнюю Украину, но уже полную внутренней своей несправедливости, - от Москвы до Владивостока автостопом (точнее, в лучшем случае автостопом), складывается из ее поступков, чувств и самонаблюдений. Собственно, Ева и сама замечает о себе: «Я прожила всю жизнь, довольствуясь положением наблюдателя и даже гордясь им - не многие могут похвастаться готовностью так легко принять чужую точку зрения». 

Наблюдать же за тем, как раскрывается ее личность - огромное читательское удовольствие. 

Вот она садится в очередную попутную машину:

«Глубоко вздохнув, я примостилась на самом краешке заднего сиденья и закрыла дверь. Она хлопнула, как крышка гроба. Я сама не понимала, почему послушалась, — все внутри меня протестовало, но воспитание не позволяло отказать человеку, который остановился ради меня. Выходило, в случае, если он меня убьет, я села к убийце из уважения к его хлопотам. Может, и хорошо, если убьет, — как жить на свете такой идиоткой?».

Вот анализирует собственный характер:

«Я всегда легко поддавалась провокациям. Меня манили неисполненные действия, как будто, если их все-таки осуществить, в конце мне откроется какой-то важный секрет».

Вот - не в последнюю очередь в результате самоанализа - совершает открытие, которое не просто кажется ей важным, а действительно таковым является:

«Это было самое дорогое, что я знала: ощущение безупречной красоты, лежащей в основе вещей. Совпадения, переплетения и детали, еще вчера казавшиеся разрозненными обломками, сегодня магическим образом вставали на места. Я видела в этом доказательство существования если не бога, то такой беспредельной слаженности природы, что она все равно вызывала во мне благоговение и радость: я не одинока, не брошена, рано или поздно все, что скрыто во тьме, озарится».

И когда невообразимые - Ева, во всяком случае, ничего подобного в кошмарном сне не могла увидеть - события выбрасывают ее на просторы огромной страны и заставляют перемещаться по этим просторам самым экстремальным образом, читатель может быть уверен: Россию он увидит глазами человека незаурядного, безоглядного, самоотверженного, умного и бесстрашного. 

Каждая глава книги «Тут недалеко» предваряется картой местности, в которой оказывается Ева со своей подругой. И каждый отрезок этой карты предстает не в одном лишь описании его, условно говоря, природы и этнографии, но в восприятии главной героини. Ева не только сама проезжает через страну, но и ее пропускает через себя. 

На отрезке Ростов-на-Дону - Белая Калитва она сознает:

«Орудуя ложкой, я думала, что еще утром не знала этих людей, не знала об этой беседке и о том, что в летнем душе у них лежит мыло на треснутом блюдечке. Пока я прощалась с Ренатом, а потом в панике металась по квартире, запихивая вещи в рюкзак, Светлана варила борщ, а Матвей Иванович неторопливо грузил помидоры в багажник. Их жизнь шла параллельно моей, они вели ее вчера и позавчера, сажали огород и рожали детей, и по законам математики я с ними никогда не должна была пересечься. Однако мир сдвинулся, налетел на небесную ось, и все перемешалось. Меня выбросило из моего родного измерения, и теперь я должна была обустраиваться в этом: знакомиться с людьми, с которыми мне не предназначалось встретиться, видеть места, в которых мне раньше не суждено было побывать. Я поежилась, в очередной раз ощутив меру своего нового одиночества».

Поволжье вызывает у нее размышления другого рода: 

«Волга, закованная в заборы, ограды, бетонные набережные, обвешанная фестонами городов и деревень, была как огромный дикий зверь, придавленный ярмом. Я попыталась вообразить, что было вокруг сто лет назад: Великий Враг уже построили? А что было пятьсот, тысячу лет назад или вообще когда Волга только появилась? Другой ландшафт, другой контур берегов. Мне казалось чудом, что спустя все эти неисчислимые столетия она дотекла до момента, когда я могу на нее посмотреть, — безусловное доказательство существования времени и его непобедимости. Но скоро я уеду отсюда, а потом умру, а потом городов станет еще больше, а дома в них будут еще выше, а потом все это исчезнет, а Волга по-прежнему будет течь. От попытки вообразить это у меня зашумело в голове».

В хакасской тайге - чувство не менее величественное и пугающее:

«Я вскинула голову и обомлела. Мы стояли на уступе, а под нами, насколько хватало глаз, простирался лес. Он тянулся волнами до горизонта, приподнимаясь и опадая. Не было видно ни рек, ни дорог, ни домов - одна сплошная буро-рыжая масса. То, что я видела, было очень величественно, но вместе с тем бесконечно пусто. С тем же успехом мы могли очутиться на Марсе. Это была неизвестная, неосвоенная земля за пределами обитаемого пространства. Мне казалось, что ее населяют не люди и даже не порожденные их воображением духи, а изначальная, безликая сила, как сквозняк, прокатывающийся по заброшенному дому. Я не понимала, в какой момент случился перелом, но чувствовала, что мы переступили порог и вышли из привычного мира в другой, где не действовали прежние законы».

Это наблюдение - о выходе в другой мир - в романе воплощается буквально: весь он пронизан мистикой. Причем сделано это таким образом, что ни на минуту не создается впечатление, что подобного в реальности быть не может. Просторы страны вкупе с невероятностью происходящего с Евой и Никой - раз за разом на грани фола - незаметно, но непреложно убеждают читателя в том, что обычным ходом такое ни происходить, ни просто существовать не могло бы. 

Мистика появляется в романе вместе с загадочной женщиной Варварой, которую подруги встречают в безлюдном лесу. 

«Варварино лицо оставалось таким же безмятежно спокойным. Я не могла перестать на него смотреть, пытаясь найти хоть какую-то особенность: горбинку на носу, родинку, морщинку. Взгляд ни за что не цеплялся. Чем больше я смотрела, тем больше ее лицо распадалось. Черты по отдельности были идеально правильными, но им как будто не хватало скрепляющего раствора - обычной человеческой своеобразности, пусть даже несовершенной».

И с той минуты присутствие в жизни потусторонней силы уже становится для Евы, а с ней заодно и для читателя, таким же явственным, как сон где придется или просто нигде и питание продуктами, украденными из магазинов на заправках. Она совершенно очевидно ведет Еву по стране, по судьбе, и это даже не удивляет. 

Удивляет другое - когда уже почти в финале вдруг оказывается, что обе героини совсем молоды. То есть автор-то называет их возраст в самом начале, и тридцать лет, конечно, не семьдесят… Но когда после бесчисленных перипетий, три четверти из которых смертельно опасны и заставляют задерживать дыхание, как в детстве, и разве что не орать вслух детское же «смотри, смотри, он у тебя за спиной!», - когда после всего этого Ева и Ника вдруг начинают выяснять отношения, замешанные на ревности, зависти и подростковой обиде… Сколь многое этим объясняется! Они действительно очень молоды, и вне этого обстоятельства все события романа развивались бы совсем иначе или не развивались бы вовсе. А может, и романа этого не было бы, если бы такое юношеское восприятие жизни не было бы понятно самой Кире Ярмыш, не было бы присуще ей как автору этого текста. 

И когда на подъезде к Владивостоку в пандан к пейзажу («Деревья пропали, и пространство распахнулось - земля гладко стелилась во все стороны, а на самом горизонте собиралась в гармошку гор. Здесь было удивительно пусто. До Урала мне казалось, что каждый сантиметр земли засажен, заселен и занят, в Сибири у меня было ощущение чьего-то незримого присутствия, сначала более оформленного и знакомого, потом, когда мы плутали в тайге, — первозданного и рассеянного, но здесь была только плоскость земли и плоскость неба, а между ними — стерильность, ничто») Ева чувствует внутреннюю опустошенность, этому не очень веришь. Она не исчерпала себя, эта рыжая безбашенная героиня, ей что-то еще явно предстоит. Испытания еще предстоят не столько даже ей, сколько ее неисчерпаемому оптимизму - это очевидно по всему течению повествования, по всему развитию ее характера. Подруга Ника формулирует это: «Нас с детства учат, что Россия - самая большая в мире страна, но никто не понимает, насколько она большая. Карта не передает масштаб. Даже наоборот. Тебе столько раз это повторили и ты столько раз видел это огромное пятно, что перестаешь осознавать. А когда я сегодня стояла на той горе, мне казалось... мне казалось... как будто я смотрю в пропасть. Понимаешь? Не буквально. Вокруг такое пространство, а я такая маленькая. Я думала, что я центр Вселенной, но я не то что вселенную или страну — я даже границы этого леса вообразить не могу».

Ева многое узнала о своей стране, и в финале трудно понять, в какой степени это ее изменило - сделало ли взрослее… Но не трудно понять, что читателю повезло увидеть страну именно ее глазами. 

Когда-то Алексей Навальный настоял на том, чтобы его пресс-секретарь начала писать книгу. Считал, что она должна быть писателем. И в том неисчислимо важном, что Навальный всей своей жизнью оставил миру, есть и эта составляющая: яркая писательская звезда Киры Ярмыш.