МОЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ ПРЕМИЯ. ЭЛЬВИРА БАРЯКИНА

ПАРАДОКСАЛЬНЫЕ МОТИВАЦИИ

Трилогия Эльвиры Барякиной «Грозовая эпоха» состоит из исторических романов «Аргентинец», «Белый Шанхай» и «Князь советский». Написана и издана эта трилогия еще в те годы, когда тоталитаризм казался в России прошлым, которое не может повториться. Теперь же она выложена в открытый доступ. Это редко делают авторы произведений столь увлекательных и столь явно потребовавших немалых усилий для их создания. Однако актуальность этой трилогии заключается, конечно, не в возможности прочитать ее бесплатно, а в том, как очевидно она соотносится с нынешней российской ситуацией. В основном, правда, с российской ситуацией вне страны, так как нэп, о котором идет речь в ее московской части, романе «Князь советский», в нынешней России завершен, и параллели следует искать уже с 1930-ми годами. 

А вот мысли героев центральной части трилогии, романа «Белый Шанхай», просто до неразличения совпадают с теми, которыми переполнены именно сегодняшние блоги и медиа. 

Вот один из двух главных героев, журналист Клим Рогов, пишет в своем шанхайском дневнике 1920-х годов:

«Самое трудное в эмиграции — начинать с нуля. Кому какое дело, что на родине ты был генералом или известным драматургом? Жизнь отбрасывает тебя в начало игры, к желторотым юнцам, которые к тому же намного лучше разбираются в местном языке и обычаях. Но тебе уже не 18 лет, и тебе по возрасту положено иметь хоть какие-то заслуги! Увы, предъявить людям нечего, и ты теряешь ценность не только в общественных, но и в собственных глазах. В надежде на чудо я обошел все редакции англоязычных газет, но меня даже на порог не пустили. Русский акцент — это проклятие! Стоит мне произнести хоть слово — и все двери захлопываются перед моим носом: «С большевиками дела не имеем!» И кому я что докажу? Моя родина превратилась в источник опасности: во всём мире голытьба, вдохновленная примером большевиков, мечтает отнять у «буржуев» собственность, и те, кому есть что терять, видят в русских возможных смутьянов и провокаторов. Чтобы разобраться, кто из нас белый, а кто красный, нужны силы и время, и гораздо проще выставить подозрительного оборванца вон — на всякий случай». 

Наблюдение точное до банальности - теперь уже до банальности. Есть в романе и другие наблюдения за жизнью «белого Шанхая». Белый - означает не идейную противоположность красному, а этническую принадлежность жителей. Люди с белой кожей приехали в Шанхай из разных стран и стали жить в нем задолго до появления русских беженцев от большевистской революции. Шанхайская жизнь вообще была устроена сложно - и вторая главная героиня, Нина Купина, едва оказавшись там, сразу это отметила: «Ее потрясала сложность и развитость шанхайской экономики. На фабрике могли трудиться мигранты из провинции Аньхой, управляли всём японцы, сырье поставляли из Кореи, станки — из Великобритании, сбытом занималась французская фирма, а страхованием — американцы. При этом конечный продукт отправлялся в Бразилию». 

Русская революция привела в этот город людей, которые изменили его облик. И главные герои Клим и Нина в силу своей социальной активности дают автору возможность это показать. 

Однако не стоит считать, что Эльвира Барякина создала две линзы, предназначенные лишь для укрупнения действительности. Клим и Нина переполнены обаянием столь необычным, что привлекают внимание именно этим. Взаимная любовь влечет их друг к другу неудержимо, и никакие внешние обстоятельства - а в условиях гражданской войны и беженской участи это не обстоятельства даже, а смертельные опасности, - не могут этому влечению помешать. Кроме единственного сложно устроенного обстоятельства, о котором Клим пишет в дневнике: «Мы с Ниной, как и все не особо счастливые супруги, не замечаем очевидных вещей и вместо этого приписываем друг другу пороки, которых нет в помине».

Нина, в которую привелось влюбиться Климу и не только ему - расчетливая, безоглядная, наивная, искушенная, способная на беззаветную любовь и ищущая ее, и тут же ее бросающая, бесстрашная, отчаивающаяся и начинающая все заново, - заставляет терять голову даже тех мужчин, которые оценивают ее коварство вполне объективно. 

«Видит Бог, Даниэль не собирался заводить роман с Ниной Купиной, но эта женщина притягивала его, как блуждающий огонек в ночном лесу. Она напоминала ему сказочных лисиц, умеющих принимать женский облик: в Китае их называли хули-цзин, а в Японии — кицунэ. Лисичка-оборотень дурачит мужчин и влюбляет их в себя; горе тому, кто не разглядит лисий хвост под шелковым одеянием! Даже если она сама полюбит простого смертного, ничего хорошего из этого не выйдет: рано или поздно лисица обнаружит свою истинную сущность».

Характеристика точная, но не исчерпывающая. Самое привлекательное и в Нине, и в Климе, и в истории их отношений - что-то менее уловимое, чем женское коварство. Что именно, помогает понять, например, рассуждение Клима о попутчице, которую он некоторое время опекал: 

«Теперь мне смешно оглядываться назад и вспоминать, каким я был болваном. Недоверие и обиды подобны пыли на окнах: если её не смывать, то уже не видно, что происходит вокруг, и из-за нехватки света ты не можешь правильно оценивать события. Ты совершаешь один промах за другим, а между тем в комнате становится всё темнее и темнее, но ты винишь в этом кого угодно, кроме себя. Жаль, что Ада повторяет мои ошибки. Я сходил к ней в Дом Надежды, но она отказалась со мной разговаривать и даже не открыла мне дверь. «Вы меня бросили, я вас ненавижу», — вот и все, что мне было сказано. Ада не допускает мысли о том, что она неправильно истолковала события, и, пока ей самой не захочется все исправить, я ничего не смогу доказать». 

Буквально через несколько страниц после этих глубокомысленных рассуждений Клим совершит ровно то же самое - не допустит мысли о том, что неправильно истолковал события, - и это разлучит его с Ниной. А уж что успеет натворить на протяжении тех же страниц умница Нина, не придет ни в одну здравую голову. 

Парадоксальность мотиваций - вот секрет привлекательности этой взрывной парочки. Ни одной стандартной у обоих. И эта парадоксальность держит сюжет покрепче, чем все его перипетии, даже самые феерические, вроде попадания Клима в общежитие коммунистов Кантона, где все выполняют «секретное задание по линии партии, Разведывательного управления, Наркомата по иностранным делам, Коминтерна и ОГПУ и как только речь заходит о борьбе, превращаются в суровых крестоносцев, которые не испытывают никакой жалости по отношению к еретикам».

Действие трилогии Эльвиры Барякиной происходит в мире, который слетел с тормозов и мчится неведомо куда. Любовь в таком мире не выглядит значимой мотивацией не только для значимых поступков, но даже для бытового поведения. Но она так очевидно является значимой пружиной сюжета романа «Белый Шанхай», полного ярких и малоизвестных исторических подробностей, что вопрос: «А может быть, придавать ей значение не так уж наивно?» - естественным образом приходит в голову по его прочтении.