Постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград»

Главная идеологическая кампания эпохи покончит с надеждами на послевоенную либерализацию хотя бы культуры. Все, что в ХХ веке не похоже на социалистический реализм, объявлено антинародным искусством. Над авторами «Звезды» и «Ленинграда» Анной Ахматовой и Михаилом Зощенко совершена гражданская казнь. Их главный гонитель Андрей Жданов войдет в историю литературным палачом.

Получить от власти некоторые послабления казалось логичным: победители в войне этого заслужили. Пресечь благодушие, снова объявить «обострение борьбы» – установка, которую мог дать только Сталин. В литературоцентричное время журнальные тексты заменяют общественную жизнь, и раздачу премий своего имени за опубликованные за год сочинения вождь каждый раз курирует лично. Он же определяет виноватых. Две очень разные жертвы выбраны с ясным расчетом. «Непонятную» Ахматову карают как наследницу аполитичного Серебряного века – сторониться партийности не позволено никому, за это от литературы/общества отлучают с приговором «безыдейный». На примере «понятного» Зощенко расправляются с популярной сатирой на советские нравы – из нее выходит, что никакого «нового человека» СССР не создал: живут вокруг те же обыватели, да еще в условиях похуже дореволюционных.

Ахматову, которая печатается очень мало, вообще громят как «декадентку». Считается, что гнев Кремля вызван неосторожным поведением и без того уже полуопальной поэтессы. На недавнем творческом вечере в Москве зал при ее появлении поднялся и устроил овацию – Сталину приписывается фраза «кто организовал вставание?». В Ленинграде Ахматова принимала у себя дома секретаря британского посольства литературоведа-русиста Исайю Берлина, а контакты с Западом снова предосудительны, как и до войны. Повод для нападок на Зощенко – его свежий рассказ «Приключения обезьяны»: сбежавшая из зверинца мартышка носится по городу, озирая картины скудного послевоенного быта. Вполне обычная зощенковская история, но теперь в ходу победный ампир, и сюжет назван «глумлением». Жару кампании добавляет соперничество двух «вторых лиц» в советском политическом руководстве: секретарь ЦК Маленков уличил секретаря ЦК Жданова в идеологических упущениях, причем в Ленинграде, который тот ранее возглавлял и продолжал опекать уже из Москвы.

После выхода постановления Жданов приезжает в свою бывшую вотчину и выступает «по мотивам» с развернутым докладом, полным безудержной брани в адрес двух писателей, – это попытка выгородить нынешних хозяев Смольного и самого себя. Ахматова – «взбесившаяся барынька, мечущаяся между будуаром и молельней», а Зощенко – «пасквилянт», «пошлая и низкая душонка», «гнилая и растленная физиономия». Партидеолог задним числом громит литературные течения 1910–1920-х годов. Группа «Серапионовы братья», в которую входил Зощенко, оказывается истоком его «пакостничества и непотребства». Других фамилий не названо, поскольку к братству принадлежали и нынешние руководители Союза писателей СССР Тихонов и Федин. Из коллег Ахматовой по «реакционному литературному болоту» предреволюционных лет поименованы Дмитрий Мережковский, Вячеслав Иванов, Михаил Кузмин, Андрей Белый, Осип Мандельштам. Символисты, футуристы, акмеисты скопом объявлены «мракобесами и ренегатами». Отвергается весь «канувший в вечность мир старой дворянской культуры», среди пережитков прошлого указаны дворянский Петербург, Царское Село, вокзал в Павловске и даже Медный всадник. Их заменили ленинский постулат партийной литературы «как части партийного дела» и сталинское определение писателя – «инженер человеческих душ», политвоспитатель населения.

Журнал «Ленинград» закрывают, главным редактором «Звезды» назначат по совместительству заместителя заведующего отделом пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). Ахматову и Зощенко исключают из Союза писателей и лишают рабочих продовольственных карточек. Доклад Жданова, напечатанный в «Правде», выходит еще отдельной брошюрой. Партсобрания по всей стране поддерживают «своевременное решение». Самый частый вопрос от коммунистов: «Где сейчас Ахматова и Зощенко?» – по логике тех лет их должны были бы репрессировать. Зощенко отправляет объяснительное письмо Сталину, оставленное без ответа. Ахматова недоумевает: «Зачем понадобилось всем танкам проехать по грудной клетке старой женщины?» и уговаривает товарища по несчастью: «Мишенька, надо терпеть». Через четыре года она не выдержит ареста своего сына, ученого-историка Льва Гумилева, напишет цикл стихов о Сталине, опубликованный в «Литературной газете». Но сына не освободят.

Драма получит неожиданное продолжение в 1954 году. Власти устроят встречу ошельмованных писателей с приехавшей в Ленинград группой английских студентов. Ахматова, не вдаваясь в подробности, скажет, что с партийной оценкой своего творчества согласна. Зощенко доводы постановления запальчиво отвергнет. Это ему будет стоить нового разбирательства на писательском собрании с участием московских руководителей. Но обвиняемый накричит на своих прокуроров: «Что вы хотите от меня? Я должен признаться в том, что я пройдоха, мошенник и трус?» – боевой офицер, кавалер пяти орденов за Первую мировую войну, он не смирится с оскорблениями. Ахматова уже давно жила переводами, теперь за них примется и Зощенко – их собственные произведения выходить не могут. Зощенковский перевод повести финского юмориста Майю Лассила «За спичками» останется непревзойденным. Один из самых популярных и успешных авторов страны, Зощенко до гонений занимал пятикомнатную квартиру писательского кооператива на канале Грибоедова. Ради средств к существованию семья дважды совершит «обмен с доплатой» с новыми фаворитами советского Парнаса. Даже смерть в 1958 году окажется не последним испытанием – Зощенко запретят хоронить на «Литературных мостках» в Ленинграде, погребут на кладбище дачного Сестрорецка.

Ахматова доживет до 1966-го. Как прижизненного классика ее будет почитать новое ленинградское поэтическое поколение с Иосифом Бродским (см. 1964, 1987) во главе. В последние годы власти благосклонно отнесутся к признанию поэтессы на Западе, и Ахматову выпустят за литературной премией в Италию и мантией почетного профессора Оксфорда в Великобританию.

Поле битвы за второе место в позднеста-линской иерархии останется за Маленковым (см. 1953) – Жданов в 1948 году умрет, а его выдвиженцев расстреляют по «ленинградскому делу» (см. 1949). Хотя Ахматову и Зощенко с 1960-х начнут снова издавать и переиздавать – и чем дальше, тем больше, – постановление о журналах «Звезда» и «Ленинград» будет по-прежнему считаться программным документом партийного руководства литературой, изучаемого в выпускном классе школ и студентами-гуманитариями. Его отменят только в разгар перестройки, тогда же опубликуют антисталинскую поэму Ахматовой «Реквием», написанную еще в 1938–1940 годах, и освободят от имени Жданова город Мариуполь, Ленинградский университет, станцию метро и район в Москве.