
ЛОНДОНСКАЯ «ЧАЙКА»
Я написал довольно много пьес, но ходить в театр не люблю. Потому что спектакль нельзя поставить на паузу и отойти куда-нибудь, а еще там почти всегда плохо видно и плохо слышно, вокруг сидят всякие посторонние люди, ну и вообще. Если вы когда-нибудь бывали в театре, сами знаете, как там всё user-unfriendly.
В театре я бываю нечасто и почти всегда ухожу в антракте – если меня не пригласили устроители спектакля. Тогда я набираюсь терпения и стоически досиживаю до конца, косясь на часы.
Позавчера я побывал на остро модной лондонской постановке «Чайки» Остермайера с Кейт Бланшетт в роли Аркадиной. Не ушел в антракте. И потом об этом пожалел.

Это озадачивающий режиссерский эксперимент, смысла которого я не понял.
Первая, доантрактная половина мне неожиданно понравилась, хоть я периодически и морщился на всякие банальности по части осовременивания действия: Медведенко на квадроцикле, все смотрят пьесу про орлов, куропаток и рогатых оленей в VR-очках - и прочее подобное. Много текстовой отсебятины. Иногда удачной: ругая старые формы, Треплев восклицает «А какие дорогие билеты в их театрах!» - и зал хохочет, потому что билеты по 250 фунтов. Иногда смешной: Аркадина, ностальгируя по молодости, вспоминает безумный секс «на стиральных машинах и пожарных лестницах». Иногда кринжевой: Тригорин провозглашает, что миру нужны не писатели, а Vladimirs Zelenskis (come on, я тоже pro-Ukraine, но можно без агиток?). Однако темп хороший и это настоящая комедия - зал всё время ржал. Опять же Бланшетт мощная актриса – прямо как солнце, притягивающее планеты и излучающее свет. Правда, когда ее нет на сцене, становилось немного тускловато.
В общем, я рискнул, остался на вторую часть.
Какой же это тотальный дизастер! Спектакль будто засыпает. Все кроме Аркадиной еле двигаются, говорят еле слышными голосами, и масса немотивированной моторной активности – так бывает, когда режиссер не знает, чем занять актеров. В чем генеральный замысел постановщика, для меня осталось загадкой. Зачем он удушил спектакль? А мы просо сеяли-сеяли, а мы просо вытопчем-вытопчем?
В общем, я заскучал и стал думать не про Остермайера, а про пьесу, в тысячный раз. Она ведь мне нечужая.
Только теперь, на англоязычном спектакле, я понял, почему Чехов такой всемирный. В его пьесах, несмотря на patronymics (которые в Барбикане благополучно похерили), нет совсем ничего национального. Они как вода, лишены цвета, вкуса и запаха. Нальешь в английский графин – будет эль, нальешь в японский кувшин – получится сакэ. Это редкое и драгоценное качество: когда произведение не про русских или французов или китайцев, а про людей. У Толстого и Тургенева оно тоже есть. А у Достоевского и Лескова нет.
Ну и, конечно, совершенно нескончаема притча про кайф и вериги творчества. Две пары: удачливый и неудачливый писатель, удачливая и неудачливая актриса. А еще очень много дезориентированной любви: каждый любит кого-то, кто любит кого-то другого. Такая, блин, вечная молодость.
Я бы сейчас, конечно, свою «Чайку» совсем по-другому написал. С учетом возрастных изменений. В зависимости от возраста выпуклость приобретают разные персонажи. Двадцать пять лет назад меня больше всего интересовал Дорн. Сейчас - Сорин. «Вот хочу дать Косте сюжет для повести. Она должна называться так: «Человек, который хотел».
Английскому соавтору Чехова этого показалось мало, доразжевал для тупых. У него Сорин прибавляет, что очень страшно помирать, так и не живши.
В общем, спасибо спектаклю за досуг снова поразмышлять о чеховской пьесе. Но только за это.