
Сергей Гандлевский. «Дорога №1 и другие истории»
Мы продолжаем публиковать книгу книгу Сергея Гандлевского «Дорога №1 и другие истории». Книга будет публиковаться долго, больше месяца. Напомним, что эту рубрику мы специально сделали для российских читателей, которые лишены возможности покупать хорошие книжки хороших авторов. Приходите каждый день, читайте небольшими порциями совершенно бесплатно. А у кого есть возможность купить книгу полностью – вам повезло больше, потому что вы можете купить эту книгу и еще три других, поскольку это четырехтомое собрание сочинений Сергея Гандлевского.
Читайте, покупайте, с нетерпением ждем ваши комментарии!
Редакция Книжного клуба Бабук

Злой Бунин
Бунин И. А. Публицистика 1918 – 1953 гг.
(ИМЛИ РАН; Наследие. М., 2000)
С советского отрочества запомнилась интеллигентская характеристика Бунина: “злой”. Как постоянный эпитет в фольклоре: серый волк, красна девица, злой Бунин. Перво-наперво, разумеется, и талантливый, и стилист, каких мало, и последний из могикан, но и злюка тоже... Спросишь старших: почему? И слышишь в ответ: желчен, однозначно оценивал неоднозначные явления, словом, вырастешь – поймешь.
А что им еще оставалось говорить, старшим? Они ведь были не циники, а добропорядочные люди с потребностью в самоуважении. Согласись они с правотой бунинской злости, им бы пришлось признаться в собственном рабском прозябании. А так выходило, что они – взрослые, умудренные, диалектики, наконец. Бунин недопонял, а они поняли. Интеллигент ведь в переводе с латыни, в числе прочего, и “понимающий”; но Бунин был не интеллигентом, а отпрыском захудалого дворянского рода и дорожил бременем наследственной сословной чести, которая тем и отличается от интеллигентских нравственных понятий, что каким-то вещам в понимании отказывает. А советские подневольные диалектики пытались сохранить лицо, снося, чего “терпеть без подлости неможно”, и себе в оправдание вторили, например, Горькому, обвинившему Бунина в “слепоте ненависти”. Бунин Горькому отвечал на это: “...не слепоту проповедовал я, а именно ненависть, вполне здравую и, полагаю, довольно законную”.
На пятистах страницах бунинской “Публицистики 1918 – 1953 годов” отчетливо слышны две главные темы: гибель страны и гнев в адрес идейного попустительства этой гибели со стороны просвещенных соотечественников. “В России была тогда такая мерзость библейская, такая тьма египетская, которых не было на земле с самого сотворения мира, люди ели нечистоты, грязь, трупы, собственных детей и бабушек, многотысячными толпами шли куда-то на край света, куда глаза глядят, к какому-то индийскому царю... В Москве, глухой, мертвой, рваной, вшивой, тифозной, с утра до ночи избиваемой и всячески истязаемой, замордованной до полной потери образа и подобия Божия, люди испражнялись друг при друге, в тех же самых углах, где они ютились, и каждую минуту всякий ждал, что вот-вот ворвется осатанелый от крови и самогона скот и отнимет у него, голодного Иова, последнюю гнилую картошку, изнасилует его жену или мать, ни с того ни с сего потащит и его “к стенке”... А старики (речь о Вячеславе Иванове и Михаиле Гершензоне – С. Г.) сидели и поражали друг друга витиеватым красноречием на тему: лучше быти без культуры или же нет?”
Приобретшая тогда популярность теория, что культура и цивилизация враждебны друг другу, судя по всему, претила Бунину. Для него отношения культуры и цивилизации – родственные, причинно-следственные, взаимопроникающие. Более того, уклад и даже комфорт – многочисленные удобные и красивые поезда, пароходы, гостиницы бунинской прозы – одухотворен и непротивопоказан поэзии. “В степи, где нет культуры, нет сложного и прочного быта, а есть только бродячая кибитка, время и бытие точно проваливаются куда-то, и памяти, воспоминаний почти нет. <...> А воспоминание <...> и есть поэзия… Оттого-то так часто и бывают истинные поэты так называемыми “консерваторами”, то есть хранителями, приверженцами прошлого. Оттого-то и рождает их только быт...” Неслучайно в знаменитом стихотворении Мандельштама ностальгический перечень утраченных навсегда предметов обихода звучит, как признание в любви к уже запретной европейской культуре? “Я пью за военные астры, за все, чем корили меня...”
Умный наблюдатель Бунин хорошо знал свой народ и темноты человеческой психики и задолго до революции догадывался, какой там “хаос шевелится”. Революционные бесчинства, свидетелем которых писатель стал, утвердили его в истинности давних наблюдений. Каково же было Бунину слышать похвалы русской удали, славословия, адресованные стихии разгула, и прочие пагубные благоглупости! И от кого! От подслеповатых теоретиков, от мудрствующих умниц! “И сколько их было таких! И все, уходя с заседаний, яростно продолжали спорить даже и в прихожей и надевали разные или чужие калоши”.
В своем выстраданном негодовании Бунин допускает немало несправедливостей. Под горячую руку ему попадаются Блок, Есенин, Бабель – за поддакивание смуте. Но чтобы находить вкус в разрушительном ордынском восторге и красотах слога “Скифов” или “Конармии”, эстету нужно сильное удаление во времени. Так мы любуемся на египетские пирамиды. Бунину же, очевидцу катастрофы, кровь бросалась в голову от подобных “красот” – были все основания.
Есть и у нас основания для беспокойства за нынешнюю российскую цивилизацию, тем более, что она материально слаба и нередко безнравственна и неразумна. Поэтому вышедший том публицистики Бунина – “очень своевременная книга”, процитирую известного диалектика, который так умело сыграл на национальной склонности к уголовной вольнице и своротил с ее помощью постройку былой цивилизации. Никто не застрахован, мы особенно. Неровен час погаснет свет, умолкнет телефон, засипит пустой водопроводный кран; в одночасье испуганно позакрываются магазины, страшно зачернеют на вымерших вокзалах толпы; ниже этажом люмпен Олежка поведет, как ящер, головой и вспомнит, что он – царь природы... И мы узнаем о себе и соотечественниках что-то такое, чего лучше бы не знать вовсе.
2000
Купить книги Сергея Гандлевского
Том I | Том II | Том III | Том IV