ЕЩЕ ОДИН БУМАЖНЫЙ ФАНДОРИН

Мы выпустили шестую фандоринскую книгу, роман «Статский советник».

https://babook.org/store/13-ebook

Она тоже с «расшифровкой».

Вот фрагмент из нее:

«Был у меня спор с продюсером фильма «Статский советник», в ту пору еще не сбесогонившимся Никитой Михалковым. Он говорил: вечная проблемах русских фандориных, что они готовы свалить в сторону и бросить свою страну в беде, лишь бы не снять белых перчаток.

И это правда. В России всегда брали верх те, кто пачкать руки не боится. Поэтому она и получилась такою, какою получилось. «Пусть у вас в романе Фандорин уходит, а в нашем фильме пусть он останется служить России. Пусть зрители задумаются, какою она могла бы быть, если бы Фандорины не боялись взяться за гуж», - говорил Михалков. И убедил меня, я поменял концовку сценария. Еще, конечно, и потому, что кино – не моя епархия.

Но дальнейшее развитие истории, в особенности жалкая судьба оставшихся на госслужбе «либералов», ни черта не изменивших и только зря запачкавшихся в грязи, окончательно убедили меня в правильности книжной концовки.

А впрочем всё было сказано еще Конфуцием. Благородный муж служит не кому-то (сюзерену, президенту, Начальнику) и не чему-то (Государству, Отечеству, Партии), а Истине. Он вообще не служит, он ничей не слуга. Он прислушивается к своему внутреннему камертону, о котором писал Иммануил Кант, и следует этому голосу. Даже когда такое поведение самоубийственно.

Гораздо легче и проще было с темой Спецслужбиста, который «себя от России не отделяет» - в смысле, что выгодно ему, то, по его глубокому убеждению, выгодно и России. Вертлявый бес, каким изображен князь Пожарский, в отечественной истории совершенно неистребим. И абсолютно понятен. Бывают целые исторические эпохи, когда он подминал под себя всю страну. Об этом я и хотел напомнить читателям в 1999 году, когда писал роман, не догадываясь, что всё прямо тогда же заварится сызнова. Книга еще не выйдет из типографии, а уже начнутся таинственные теракты, и возникнет запрос на «сильную руку», и она немедленно явится, безо всякой белой перчатки.

Однако не буду впадать в публицистику, вернусь к роману...»