Леонид ПарфёновРусское зарубежье. Нансеновский паспорт
До 3 миллионов россиян, не принявших большевистский режим, покинули родину. Убеждение, что они — настоящая Россия, а советский строй — историческое недоразумение, питает особый патриотизм эмигрантов «первой волны», «белоэмигрантов».
Те, кого потом назовут «первой волной» русской эмиграции, уезжали несколькими волнами. Из Петрограда через финскую границу — когда бывшее Великое княжество обрело независимость. Через Украину во время ее оккупации немцами. При отступлении белых — пароходами из Одессы, Новороссийска, портов Крыма. Посуху и морем с Дальнего Востока — в Китай. Еще до 2 млн россиян решили не переезжать в советизированную метрополию, оставшись в тех частях Российской империи, которые теперь заграница: кроме Финляндии, это Эстония, Латвия, Литва, Польша, Бессарабия. Множество беглецов первоначально прибывали в Стамбул, но лишь для транзита. Центрами русской эмиграции в Европе стали Париж, Берлин, Прага, Белград, София. В Китае — Харбин и Шанхай.
Лига наций, главная организация международного сообщества, ввела должность верховного комиссара по делам беженцев. Им назначен норвежский исследователь Арктики, выдающийся общественный деятель Фритьоф Нансен. С 1922 года он выдает оказавшимся без гражданства россиянам международные паспорта, прозванные «нансеновскими». Вместо герба страны на них наклеивается марка за 5 франков с портретом Нансена. Страны-члены Лиги наций (около 50) признают документ удостоверением личности, он позволяет пересекать границы и прослужит весь ХХ век. Его распространят и на других апатридов — прежде всего армян, рассеянных после геноцида.
Из русских «низов» много эмигрировало казаков, но большинство в зарубежье — бывшие «верхи»: офицерство и генералитет, гражданские чины, предприниматели, духовенство, профессура, деятели культуры, дворянство — включая самые громкие фамилии потомков Рюриковичей и Романовых. Вдовствующая императрица Мария Федоровна, супруга Александра III и мать Николая II, поселилась как урожденная принцесса Датская в Копенгагене, при дворе короляплемянника. Среди эмигрировавших членов царского дома старшинством права на трон обладает великий князь Кирилл Владимирович, который провозгласит себя блюстителем престола, а потом и императором Кириллом I. Либералы же настаивают: «России нужно возрождение, а не реставрация». При единодушном антибольшевизме борьба двух лагерей дойдет до покушения в Берлине монархистов на лидера конституционных демократов Павла Милюкова — погибнет другой видный кадет Владимир Д. Набоков. Созванный в Париже в 1926-м под девизом «Коммунизм умрет, а Россия не умрет», единственный Зарубежный съезд займет позицию «непредрешенчества»: мол, будущий строй правления определит сам народ — видимо, через новое Учредительное собрание. В обращении съезда к соотечественникам на родине свержение «сатанинской коммунистической власти» видится под водительством Вами и нами признанного Народного Вождя, Великого Князя Николая Николаевича — то есть дяди Николая II, верховного главнокомандующего в начале Первой мировой войны.
Неполитическая деятельность русского зарубежья получит большее признание в мире, а потом и на родине. Ивану Бунину вручат первую в отечественной литературе Нобелевскую премию (см. 1933); ее лауреатами также станут эмигранты Илья Пригожин — по химии и Василий Леонтьев — по экономике. Старшие творцы, как Бунин, Сергей Рахманинов (см. 1931), Федор Шаляпин (см. 1922), целиком сформировались еще в России, в следующем поколении Владимир Набоков (см. 1986) и Игорь Стравинский (см. 1962) сделают карьеру уже за границей, став современными классиками и своих новых стран. Выходцы из Российской империи внесут пионерский вклад в самые разные сферы: Игорь Сикорский — основатель вертолетостроения, Владимир Зворыкин — телевидения, Джордж Баланчин (Георгий Баланчивадзе) — американского балета, Андрей Челищев — калифорнийского виноделия.
За границей попеременно выходит более тысячи русских газет и журналов, работает множество книгоиздательств, образованы научные общества. Русские высшие учебные заведения и гимназии — в нескольких странах, кадетские корпуса — во Франции и Югославии, где есть еще и два института благородных девиц. Свято-Сергиевский богословский институт в Париже готовит священнослужителей (см. также «Русская православная церковь за границей», 1921). По программе «Русская акция» Чехословакия из госбюджета оплачивает молодым эмигрантам из России образование в Праге и Брно. Десятки тысяч детей ездят в русские скаутские лагеря.
Кремль считает соотечественников за рубежом серьезной угрозой. В Русском общевоинском союзе (РОВС) первоначально состоят 100 тысяч ветеранов белой армии — они ведь выступят на стороне западных держав при возможной новой интервенции. Чекистам удастся выманить в СССР главу боевого «Союза защиты родины и свободы» экс-эсера Бориса Савинкова и похитить из Парижа двух лидеров РОВС — генералов Александра Кутепова (см. 1930) и Евгения Миллера. Советская пропаганда шельмует эмиграцию как «вечно бывших», мечтающих о реванше врагов не только строя, но и всех советских людей. Раскаяние и возвращенческие настроения есть у части изгнанников в начале 1920-х (см. «Смена вех», 1921) и после Второй мировой войны (см. «Репатриация», 1946).
Но большинство эмигрантов к СССР непримиримо. Уверенность в своей правоте — от сознания, что истинную родину они носят в себе, а дома она — поруганная большевизмом. Писатель и философ Дмитрий Мережковский назовет собратьев по зарубежью «переселенцами из бывшей России в будущую», послесоветскую, где они вновь будут востребованы. Владимир Набоков в программной статье 1927 года напишет:
В эти дни, когда празднуется серый, эсэсерый юбилей, мы празднуем десять лет презрения, верности и свободы.
Что не отменяет мучительной тяги на родину, где грозит смертельная опасность. У Набокова в стихотворении того же 1927-го:
Но сердце, как бы ты хотело,
Чтоб это вправду было так:
Россия, звезды, ночь расстрела
И весь в черемухах овраг!
